Никому не нужная характеристика

      Встал пораньше, взглянул в окно, не находя самолёта, на котором мог бы улететь, непрозрачное иго тяготы, в чём остатки духовных ценностей и дорога из бедности. Эпиграфа не будет, ежели не выделить.       «Весна, постоянный насморк, — сидит у разбитого монитора с двумя рабочими столами в наушниках: 1] на этом стоит экран; 2] этот в экране. Не так давно ходил на проверку и понял: о нём и его достатке проявляют заботу; указывали сократить использование компьютера — от компьютера очень и очень трудно избавиться: утопить невинных котят, появившихся на свет день назад, ещё легче. — Весна, солнце светит опять. — Эти врачи не понимают, что без прибора у лица сетевой кайзаки не ощущает себя полным (полным); без него отбывание не утекает на счётчик, выбрасывая в дамп металлолом, за какой заплатили бы, если бросили в пункте сдачи, а не на свалке. — И я промочил ноги...»       Дверь резко открывается, провод летит из разъема — музыка выключается в кратчайший срок, не лишённый срока годности; мышкой клик-клик.       Весна окутала объятиями ставшие родными территории, подавляя обустроенные зимой позиции в тылу осени пришедшей к ней властью в застое семи мгновений, чтобы та ретировалась накапливать градусы холода и оставила место для подготовки встречи со скорой королевой — летом, вносящей разнообразие в сырые и косные сгибы предшествующих и грядущих красавиц. Текущий (текущий) сезон показывал принятие превосходства перед собой месяцами ради налаживания продолжительной ловушки, которая поймает их и запрёт навсегда, перманентно забанит, не давая выбраться наружу, аккумулировать средств сражения. Летом слишком жарко, зимой слишком холодно, осенью слишком вяло, весной — неповторимо. Её роскошные распутные наряды и пылкие ручейки завораживали. Приходится сделать объявление о наступлении марта несколько ночей назад; не писать напрасно сведения, переданные в мыслях, а дополнить их с суверенным уверением.       — Сынок, сходил бы ты за хлебушком, еды в доме почти не осталось. Я не представляю, как вы дальше жить будете.       В доме находилось более чем достаточно пищи, у кого-то фетиш на закуску. Безусловно бы не пошёл — давеча друг купил пачку сигарет за спонсорство, и он не прочь выкурить две штуки по пути. Формально знали, что курит, но формально не знали, потому что чёткого объявления не было.       — Деньги дай, схожу.       — На кухне лежат, на столе.       Потирает простуженный от непогоды, во время неё водопроводом лилась вода (жаль, что не русиано), нос незаурядной, но зато непривлекательной формы, доставшейся от пожелавшей выделить и выделиться скотины природы, составившей атипичную, отличающуюся кривым, вытесненным, большим и толстым дополнением. Вы можете сравнить нос в детстве и сейчас — меняется от образа жизни. Безобразная жизнь? или это образно? Выходит за пределы тени; тут же ощущает вражескую атаку, проведённую сверху звездой по имени известной. Пало отражение, склонившее неприятно вкраплять глаза, дабы избежать фатальных повреждений, отводить их от контакта с лучами; ослепило солнце, говорящее: "надо лежать, а не сидеть". Сам солнце: внутри горят костры, поджигающие салфетки и экран монитора; он гетеросексуалист. Под ярмом обстоятельств ослабляется внимательность заведённого двигателя, мотор заглушается — пропустил лужу и попал в плен (будьте внимательны и не наступайте на лужи: наступив на них, вы вступите в них, вы не Иисусы или ниндзя), пачкая отпарированную обувь родителями с лаской и заботой о потомстве для потомства потомства. В были сами были рады носить эту обувь, а теперь ноги не подойдут, пускай приспособлены ходить, на бал не пригласят до двенадцати потанцевать, пускай их теперь бы отпустили, родители родителей — родители, пускай сами стали родителями. Младшенькие донашивают за старшими, как старшие когда-то "донашивали" за ними; молодые женщины изнашиваются старейшинами, поскольку старейшины не привыкли "носить" после них. Отряхнул башмаки, припоминая недавние усилия к их чистоте, и продолжил двигаться, обходя мокрую девочку от порока подальше, в какую лучше не макать свежие блинчики. Свежие блинчики смажьте маслом. Не мажьте, не мажьте, только когда масла не окажется, мажьте. Масла не окажется, старики-таки "мазали" — промазали: рождённый в конце девяностых родился в конце девяностых; и это дополнительный промах, хоть это и попадание. Перед выходом кушал вкусные блинчики под кофе со сгущёнкой — масла добавили.       "Забавное выступление, у меня же др 20 мая. — И у него не обошлось с детством: — Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой, и неясно прохожим в этот день непогожий, — весёлым не был, совсем, — почему я весёлый такой?"       По улице передвигалась скромная ватага молодых людей по наружности в возрасте от 14-16 лет, часто приписываемый младшим поколениям человечества, и, наверно, потому, что такой возраст дают с саркастической окраской. Впечатление дало бы им возраст покупки сижек, алкоголя при наличии документов в инвентаре без связей, со связями — не понадобятся. Уверенно наступая на отходящую от снега почву, обретавшую уникальность переходов погоды, отшучивались междусобойчиком, вели громкую беседу на проскакивающие мимо них окрестности, то и дело в диалект вставляя неприличные, обсценные выражения, наплевательские сочленения предложений, похожие на тон моветона: на него им тоже тошнить с высокой колокольни, золотого купала, омываемого ими. Присутствовали обворожительные девчонки, представляющие из себя типичные контрастные оттенки современности, способные призвать внешностью вышестоя́щие органы, и не только внешностью, и не только вышестоящие, и выше стоя́щие, ниже стоящие, зато вдаль стоящие, выше сто́ящие органы, сто́ящие благ египетских пирамид. По-видимому, компания разделена, и эта часть занималась закупками провианта в угоду скорой встречи ловких абитуриентов, сопоставляющих сборище анонимных рассказчиков. Крупные физикой тащили в руках пакеты, выполняя пай, цветом напоминающие то, что приводят под изречением "у негра в жопе"; кто знает, что в них содержалось: заполнены плотно, не удивит распад внутренностей. Тонким дамам тяжести таскать не к месту, пусть готовят харчи, борщи, делают зарядку, что надо, садятся на шпагат, только в автобусе сидушку вам не уступим, садитесь на коленки. Один оставшийся парень, относительно компаньонов хрупкого телосложения, перемещался в состоянии покоя и расслабленности.       — Подержи, — протягивает пакет свободному от нагрузок, переутомления от транспортируемых агрегатов, отметин от надавливающей дырки хватки, чтобы частично освободить руки; впоследствии перенимают, что делают без всякой охоты, потому что, как-никак, не пиво или добыча трофеев, где затравлено мчатся на выстрел, не пробуя пойти через запрет, да и замечают протягиваемое за самой просьбой. Это говорит о том, что не надо стесняться; даже "это говорит о том" говорит, тоже говорите. — Я покурю.       — Нет уж, я не группа поддержки, поставь обо что-нибудь, мне не пристало сегодня тяжести таскать, качаться, — не перенимают, активному курильщику это показалось; отстранили ладонью, возвращая в близость владельцу с отвращением и неприемлемостью возникшей между ними ситуации. — Я раньше на качелях до стука мог качаться, — вспоминает причины гордости, когда лишился качельной нетронутости, научившись принимать верную позу на коленках и не вываливаться, плотно удерживаясь за прогретую железяку, достигая пик блаженства в секунду соединения металла — тогда слышался звон в ушах, прозванный в народе "до солнышка". Друзья отговаривали парня от этой дурной затеи, но страха нет; у него была какая-то тактика, и под удивлённые рожи сверстников, не изменяя намерениям с родов изученных, её придерживался. "Вау, он смог это!" — восклицали они, не в силах сдержать голосину. "Я хочу от тебя ребёночка!" — кричали вольные послушницы, срывая одежду и падая в обморок. В стрелках этот весомый аргумент не единично спасал жизни компании, висевшие на седом волоске. "Он качался до стука!" — слыша этот боевой клич, враги бросали оружие и сдавались, не пытаясь бежать, зная, что у них нет шансов это выполнить. — Раньше, теперь черти мучают. Не могу, значит, не надо и начинать.       — Это не качели... — смотря на ношу, неоднозначно вернувшуюся к нему с самоотдачей, проводит сравнение с приспособлением полётов, т.к., во-первых, спружинилась к нему, выполняя наводку катапульты; во-вторых, на качелях улетаешь, считается, на обёртке тоже улетишь? От содержимого — однозначно, сама обёртка не кажется взлётаспособной. — Это пакет, — проведя тщательный лингвистический анализ, служащий обозначением злосчастного вместителя состава, энный энтальпился и тужился в упаковках, выдвинул утверждение, подтверждённое фактом сжимаемого.       — Не смогу... — доказывает обстоятельство того, что если на созданных специально приспособлениях не сможет дойти до конца, — единственного конца, про который не пошутят, — то на отстранённых от них..., — тем более.       Достаёт чикфайер из кармана вместе с пачкой сигарет, делая это будто под электронную музыку, подавляя возникшее неудобство патриотизмом, являющимся надёжным средством, а более надёжное средство — отложить мешающее; воспользовался им. Изымает сигаретку, пропихивает палочку в рот — элемент полноценной жизни, помогающий наплевать на то, что заболеешь или подхватишь порок сердца, вдыхая весь сгусток внутрь, не выпуская.       Щелчок. Снова щелчок. Пламя не даётся. Щёлк, щёлк, щёлк. Погода нормальная, эолового ветра нет, почему не идёт? Стихия обладающего волосами вода: вода антитеза огня.       — Зажигалка кончилась, — выдвигает предположение, выбрасывая дешёвую фиолетовую пустышку. — Огонь у кого есть?       — Возьми мою.       Закурили и продолжили путь. Чуть позже наткнулись на приближающегося к ним пацана, вряд ли думающего о смысле жизни — мемах.       — У него стрельнём, напряжно каждый раз просить прикуриться. — Подставлять своих под напряг и вправду не надо: чужой заведётся. Само слово "подставлять" передаёт почему.       Обратил внимание на, кажется, смотрящих в его сторону падальщиков под куполом на острове, остановившихся на дороге, наверняка заставших тяжёлый опыт с закидыванием переработанного дерьма под губу, к десне, валяясь на траве и смотря вверх, на небо, напевая вторгающуюся ежесекундно в голову стишки, хоть кто-то из них; опасается того, что они что-то знают о нём, волнуется по поводу неисправленных проблем конфиденциальности, истории просмотров, пропущенной в спешке изоляции из квартиры, приёма пищи.       — Эй, малой, — обратился обладатель источника заразы, передавший по сигаретке двум знакомым, приготовившим два пальца, — прикурить не найдётся?       — Нет.       — А найдём?       — Не бзди, от тебя куревом за километр воняет, — сказал недавно куривший человек, способный спутать запахи. — Так и скажи, что просто давать не хочешь.       Будь это пьяные тётки или сингл, он беспременно остался гнуть линию, однако риск разоблачения не радовал; тоже курнул, тоже сбитое обоняние — не ровён час посчитать угрозы действительными.       "Я вам дам прикурить!" — заносит руку в штаны в погоне за теплом от прикосновения к хайпу, по причине траты свалившемуся на бедные панталоны в архаизме. Подходят и требуют об услуге без уважения, с которым надо требовать. Покамест вырабатывает стратегию отступления от дальнейших вопросов.       Достаёт заветную причину просьбы из нижнего отверстия, пошарившись, протягивает и отдаёт перенявшему. Благодарить никто не соизволил, сразу приступили к закуриванию, передавая "картошку" по кругу каждый каждому из самцов, — каждый каждому, кроме владельца, исключённого из связки повязанных порукой. Ему её возвращать не собирались, быстро засунув под ткань, и не просто спрятали, так ещё начали отдаляться. Прибежала чья-то лошадь из лесу. На ней сидел всадник. Наверно, лошадь принадлежала всаднику.       — Стоять! — взяв смелости, останавливает их громким словцом. — Зажигалку отдали!       — Вот тебе зачем зажигалка? — пошли разбираться с посмевшим их остановить, будучи заполненными уверенностью в правоте, отвагой в устранении неполадок в выверенной схеме обрезания, становясь похожими на безмозглых евреев злобным и неприспособленным поведением неразумного.       — Просто... — замешкался от абсурдного вопроса. То, что принадлежит, должно дальше принадлежать, таковы законы страны, где отбирают деньги на плохое кино и роскошные вилы Дона. Мало того, что оказал неоценимую услугу, на которую мог не пойти, услугу не только не оценили, услугу затоптали, позже затоптав и провайдера. — Она моя!       — А мне баньку топить, дрова подкидывать. Мне она нужна, в отличии тебя. Вот ты же не куришь? Тебе 18 нет, чтоб курить, — ему никто не заплатил, однако всё выглядит слишком беспорядочно; надо чем-то же подлизаться к властям, чтоб не кончил на них равняться.       — Нарушаем закон, что ли? — дополнил второй, выписав глазами штраф за превышение житейских полномочий, ибо кто не захочет урвать лакомый кусок от пирога? Лучше торта. — Мы её у вас конфискуем за это, гражданин. В первый раз отделаетесь предупреждением, — пригрозил пальцем, — впредь будьте аккуратней и не нарушайте.       — Есть мне 18, — приподнял подбородок и указал на свою козлиную бородку, отращенную к этому дню как способ борьбы.       — А в пакете у тебя чего?       Бич, пакет был прозрачным — не бичпакет, не МБ Пакет.       — Ага, хлебушек? Хлеб — всему голова.       — Даже голове.       — Так всему же голова.       А что, если положить хлеб на хлеб на хлеб? Хлебная голова? Хлебу хлеб — рознь? Какие у них отношения между собой? Быть интеллигентными людьми — множество раз задеть тему головы, ни разу не позволив себе пошлую шуточку или мысль. Беру слова обратно, тот конец далеко не единственный, у человечества есть шансы на спасение. Подумали о пошлости? — мы умрём.       Конфликт полностью исчерпан. Жертва пыталась трепыхаться, набираясь решительности показать мастерство владения бесконтактным стилем. Пострадавший понимал, что может ударить, избить всю эту тусу, — вряд ли от этого что-то изменится, сделает хуже. Шансы на победу крайне малы. Они здоровые, старше, здоровей, а он шестнадцатилетний дрищ.       Цивилизации намного важней доход и естественный прирост. Чем больше пустых, закончившихся так же, как выброшенная запальничка, какую с надеждой поднимает тот самый обведённый (мелом на асфальте) школьник, тем выгодней, тем проще управлять ими. В них даже нет огонька, способного устроить пламя, газа, способного выступить топливом при объединении; их легко добывать, порой даже не придётся работать. Бомжи... Плевать на твои особенности, предположения и интересы, тебя выкачают. Убивайте бомжей. Они бесполезны, а смеют топтаться у материки. Превозмогая свободу, заберите перемогу.       Ущипнуть бы за пышности, представляя заместо них сжимающиеся кулаки в давлении комплексов. А эк ему не быть с комплексами неполноценности с такой внешний индикацией? Весна — отвратительна, как и оставшиеся времена года; между сухариками вкус неважен, не берите с солью — норма.       "Пессимизм притягивает неудачи... Пессимизм реалистичен. Вот бы мне было смешно, начни я сегодня день с беспричинно приподнятого настроения. Вдвойне смешно. Др — это добровольная резервация. И чем моя др отличается от их? Лишь тем, что никто из них, скорей всего, об этом не думает. Я не верю, значит, не жду, значит, не могу; в отличии от них, мне не нужна зажигалка, я не видел жизни, запертый в четырёх стенах, у меня нет охуительных историй, которые я мог бы рассказать. Будь возможность, я бы тоже бухал каждый день и ебался, но по характеристикам я сплошная уродливая мамкина писклявая, шепелявая и картавая омежка, — вспоминает понравившийся пассаж: — Простите за мат, за всю эту хуйню".       Продолжал отхождение, заканчивая носить розовое стекло на розовом стекле розового стекла птицы фламинго с розовыми очками; подчинился и, раскуривая сигарету, в очередной раз смирился с устройством не только этого мира, всего. Мира никогда не будет, война придёт, война идёт, что бы не делали; умираем вместе, не страдая от одиночества, страдая от замкнутых пространств; привыкли замечать бой тогда, когда кого-то убивают, а естественная смерть нормальна, как естественный прирост от быдла, — на то и естественная. Нельзя верить в кого-то, алмаз теряется среди кучи помоев; если кидать золото в клоаку, его не заметят, привыкли есть старый добрый калик и не отличают его от зефира; мог улететь в любой момент — самолёт всегда находился за углом и из окна его было не видно.       "Фокинские остались позади и дымили на радостях куда пуще прежнего... Порадуюсь, что ускорил их кончину. Вот так, в потерях и приобретениях всё на прежнем уровне, кроме содержимого", — бомж, оставшийся в стороне главных актов, сидел с тапком и рассуждал, высшую расу ждал.       Проходимцу ситуация казалась комичной, ведь искомым предметом не владел, а если и владел, то кто бы осмелился вступить в его владения? Записки сумасшедшего. Никто и не знал, что в душеприказчиство от отца передалась фамильная пыкалка, до сих пор не пропитая им: никто не благоговел от перспективы иметь дело с грязным и вонючим бездомным.       Разделся, положил на стол прозрачный пакет; не отвечая на глупые вопросы, оказался у двери и прошёл в свою комнату, закрылся в одиночной камере.       "Это только начало, — с отвращением секунды смотрелся в зеркало. — Весна, я посижу дома".