Из Тихой гавани с любовью

Бессмертие — это не вечная жизнь. Это не так.

Он стоял в центре круга. Свет был над ним, свет касался края окружности, свет выхватывал лица людей, стоявших на этой грани. За ними начиналась тьма. Они учили его, порой даже не видя лица, иногда не зная имени. Отдавали части себя ему. Они тонким, остро заточенным лезвием создавали пространство его внутреннего мира. Их слова, дела, поступки. Их книги и песни. Он ориентировался, впитывал, рос с этим. Вспоминал истории. Цитировал слова. Повторял... Неважно. Прошли годы, прежде чем свет мигнул в первый раз. Всего на секунду стало темно, а потом свет вернулся. Он не перестал стоять в круге, но на самой его границе появилось пустое место. И сквозь эту пустоту темнота за чертой смотрела на него. И он понял, если не понимал раньше, что она никогда не отводила глаз, смотрела поверх голов, смыкалась куполом. И они — стоявшие вокруг — предупреждали его. Пытались сказать, что это всего лишь темнота. И не нужно бояться. Чей-то голос, одного из стоявших, однажды сказал ему: «Не страшно. У того, кто придёт перед темнотой, будут янтарные звёзды взгляда». Свет мигал снова. И он всегда первым отводил взгляд от темноты. Хотя того, кто убедил его не бояться, он всё равно никогда до конца не отпустил. Но однажды он заметил, что свет начал мигать всё чаще. Граница его круга пустела невосполнимо, и пустота плыла сквозь ряд. Голосов становилось всё меньше. И каждая ожидаемая вспышка темноты всё равно была внезапна. Это ход времени. Это естественно. Но это вовсе не значило, что ему не было больно. Тогда только боль доказывала ему, что стоявшие вокруг смогли что-то ему оставить. Не только пустоту и темноту, которая не отводила взгляд. Он знал — однажды свет мигнёт в последний раз. Для него или для них. И помнил. Темнота забирала его и у него. Она подходила всё ближе. Наверное, потому, что он тоже стоял на границе чьего-то круга вокруг темноты. Наверное, ей тоже бывало страшно.

Бессмертие — это смерть всех остальных.