Оп, мизантроп!

Мой сон был очень беспокойным. Я редко запоминаю сны, но сегодня был один из таких случаев. Сначала я даже не сообразила, что сплю, так реалистично всё начиналось. Я шла из своей старой школы обычной дорогой. За спиной рюкзак, в руке какой-то мешок, всё вокруг кажется больше, чем обычно. И я, конечно, даже не удивилась, что вдруг стала ребёнком. День был приятным, солнечным, прохладный весенний ветерок обдавал цветочным ароматом. Я сконцентрировалась на своих ощущениях, разбирая всё, что чувствую. Меня так успокаивала атмосфера вокруг. Расслабляла, отключала мозг, оставляя только вялые и ленивые мысли о приближающемся лете. Я точно знала, что сегодня получила хорошие оценки, что ничто не угрожает моим годовым результатам, у меня хорошее настроение, а дома ждёт мама. Как обычно, грустная после расставания с отцом, но это ничего, потому что у неё есть я, а сегодня мы собирались вкусно пообедать и смотреть какие-нибудь комедии. Я позабочусь о том, чтобы в этот день она не грустила! И на фоне спокойствия, которое расплывалось по всему телу от нежных, едва греющих солнечных лучей, удивление от созерцания постороннего человека в доме казалось больше похожим на ужас. Отчим, тот, который должен появиться в наших жизнях много позже этого дня, стоял в прихожей и приветливо мне улыбался. — Привет, Лерчик! — Он весело оглядел меня, а затем забрал рюкзак и помог снять неудобную куртку. Я делала всё на автомате, стараясь понять, что происходит. Я знала, знала этого человека, знала то, как он потом будет пугать меня одним своим видом, но не могла понять, откуда. Пока я снимала лёгкие сапожки, отчим отнёс рюкзак в мою комнату. А я успела обратить внимание на то, что эти вещи совершенно не мои, в том возрасте у меня был самый пик бунтарского периода, и вся моя одежда кричала о том, какая я неповторимая индивидуальность. Все это было странно, но я была уверена в том, что я — это я. Скорее всего, я просто что-то забыла. — Будешь обедать? — заботливо спросил отчим, а я только растерянно на него уставилась, всё ещё стоя в прихожей. — А где мама? — вместо ответа спросила я, и отчим понимающе закивал. — Да, да, точно! Мы же собирались все вместе поесть и посмотреть фильмы, лучше дождёмся её. Она придет через минут двадцать, можешь пока заняться своими делами, — отчим снова улыбнулся мне и ушёл в комнату мамы. «Все вместе»? «Все вместе»?! Это ещё как понимать? Я не собиралась ничего делать с этим мужчиной! Его не было, когда мы с мамой строили планы. Мы же были только вдвоём… Мне стало обидно до слёз, и я поспешила скрыться в своей комнате. Несмотря на то, что я совсем не понимала происходящее вокруг, я решила делать то, что обычно, и стала переодеваться в мои-не-мои вещи. Абсолютно все предметы в комнате были чужими, но я при этом знала, откуда они у меня. Что-то невероятное. Ни одного моего рисунка, нет плакатов на стенах, моей любимой гирлянды, всегда мигающей над столом. Даже покрывало какое-то светлое, не моё. Всё это настораживало, но я ждала маму. Услышав, как открывается дверь, я выскочила в коридор, но отчим меня уже опередил. Он обнимал маму в знак приветствия, а она так счастливо улыбалась, что у меня язык не повернулся бы спросить у неё, какого чёрта здесь происходит. Вместо этого я тоже поприветствовала её, и мы все вместе (вместе с тем ужасным человеком, который так пугал меня) сели обедать. Это был обычный семейный день. Такой, какие, наверное, бывают во многих дружных семьях. Мы ели, смотрели фильмы, шутили и смеялись. Мама была счастлива, отчим совершенно искренне улыбался мне и абсолютно влюблённо смотрел на маму, и я даже стала забывать про то, каким странным это мне казалось. Разве так не было всегда? К концу вечера я уже была уверена, что всегда жила с мамой и этим человеком — моим отцом. И мы всегда так друг друга любили. И он всегда вот так разговаривал со мной перед сном, снова шутил, улыбался, рассказывал про свой день и расспрашивал про мой. Всегда целовал маму перед уходом, как это произошло сейчас вечером: мама пошла в магазин зачем-то, а папа остался со мной. Сидел на кровати рядом, слушал. Я и не заметила, как он оказался так близко. И совершенно не понимала, зачем и почему. Он обнимал меня, а я растерянно хлопала ресницами даже тогда, когда объятия перестали быть тёплыми и отцовскими. Что происходит? Это же мой отец! Что он делает? Всё так же ничего не понимая, я лишь мягко попыталась высвободиться, но отец достаточно грубо меня остановил. Его руки постоянно перемещались по моему несформировавшемуся телу, он что-то невнятно бормотал, а я пыталась отпихиваться, полностью ошарашенная. — Отпусти меня, пожалуйста. — Я будто со стороны услышала собственный тихий и испуганный голос, такой непривычно детский. Отец не слушал, руками уже забираясь под юбку и поваливая меня на кровать. — Папа! — я начинала кричать. — Пожалуйста! Отпусти меня! — Слёзы брызнули из глаз, когда я поняла, что это не шутка и не что-то подобное. Отец грубо перевернул меня животом вниз, придавливая одной рукой к кровати, а второй задирая подол домашнего сарафана. — Что ты делаешь? Па-апа-а… — я тихо взвыла, утыкаясь лицом в кровать, а мужчина уже стягивал с меня нижнее бельё. Почему это происходит? Он же никогда таким не был! Это мой отец, мой папочка, которого я знаю и люблю… Почему? Почему? Это слово вертелось у меня в голове, больше никаких мыслей. Я пыталась брыкаться, вырываться, чувствуя оголённой кожей неприятное тепло, кричала всё те же слова, но меня крепко держали. Всё вокруг будто смешалось, я перестала ориентироваться, только отвратительная ноющая и гудящая боль в груди от обиды и предательства чувствовалась невероятно чётко. Руки, сжимающие мои плечи, почему-то стали меня трясти… Всё так же рыдая, я открыла глаза, и вместо пледа, на котором лежала секундой ранее, увидела перед собой смутно знакомое худое лицо. Оно было напряжено, глаза удивленно смотрели на меня, а губы шевелились, будто человек что-то говорит. Всё ещё не понимая, что происходит, я в ужасе оттолкнула его от себя, отползая на кровати в сторону. — Нет, отпусти меня! — заверещала я, прячась от него в углу и закрывая лицо руками. Обжигающе-горячие слёзы шли нескончаемым потоком, всё та же боль разрывала грудную клетку, мне казалось, что я всё ещё в той комнате. — Лера! — прозвучал рядом грубый голос, явно чего-то от меня требующий. — Какого чёрта происходит?! Я снова почувствовала руки на своих плечах и стала отталкивать их, вереща и крутя головой. Хватит! Пожалуйста, только не снова! — Перестань! Не трогай меня! Зачем ты это делаешь?! — словно в бреду, я отмахивалась и кричала, стараясь перекрыть голос, призывающий меня к спокойствию. — Делаю что?! — последнее, что прозвучало в комнате, и повисла тишина. Руки исчезли, и я снова замолкла, притягивая к себе колени и обнимая их. Спрятав лицо, я продолжала рыдать и, кажется, стала раскачиваться вперед-назад, а, может, вовсе упала на кровать, я не знаю. Я не хотела следить за тем, что происходит вокруг, не хотела понимать, я просто хотела остаться одна, чтобы никто не дотрагивался до меня. — Тебе всего лишь приснился сон, — неуверенно, немного раздражённо и устало убеждал меня голос. Я сосредоточилась на нём, пытаясь различить малейшие нотки каких-либо эмоций. Ну же, говори! — Всё в порядке, успокойся. Хватит истерить, открой глаза. — Голос был спокойным, но уже будто недовольным. Я не слушала, что именно он говорит, но вслушивалась в него, постепенно расслабляясь. Он обволакивал меня, проникал внутрь, заполонял сознание. Такой приятный… — Эй, ты слышишь меня? — Внезапно до плеча снова дотронулась рука, и я в ужасе дёрнулась в сторону, хотя отодвигаться было уже некуда: я и так сидела в углу. — Да прекрати ты уже! — потребовал голос, и уже обе руки схватили меня за плечи, встряхивая. — На меня смотри! — Нет! Отпусти! — снова заверещала я, упрямо не поднимая голову и снова чувствуя, как из глаз катятся слёзы. Снова… Опять оно… Хватит! Пожалуйста, хватит, почему меня постоянно кто-то трогает?! Этот отвратительный мужчина, мой отец… или отчим… — Перестань! — Рука с силой нажала на моё колено, опуская его, а затем подняла голову, болезненно впиваясь в щёки. — Успокойся! Я твой сосед, Стас, идиотка! Хватит орать! Я ещё пыталась вырываться, но одна рука крепко держала меня за подбородок, а вторая обхватила оба запястья. Я не хочу, чтобы это повторялось! Меня снова станут насильно раздевать, а потом… Не хочу! — Глаза открой! — Я дёргала головой, мычала, не способная нормально говорить, рыдала, но этот человек ничего не хотел слушать. Он снова сжал мои щёки, и я взвизгнула от боли, распахнув глаза. Худое лицо. Его почти не видно в темноте комнаты: единственный источник света это монитор компьютера на столе позади него. Я заткнулась, стараясь сквозь слёзы разглядеть лицо. Вытянутое, с прямым носом и острым подбородком. Глаза будто замораживают меня, но я уже привыкла. Я ведь знаю это лицо, это мой сосед в этой квартире. В съёмной квартире, в которой я живу. Без родителей. Без отчима. Я ничего не могла ответить, так как рука всё ещё сжимала щёки, мешая говорить, но теперь я всё поняла. На меня накатило облегчение, и всё, что я смогла сделать — это снова разрыдаться, полностью расслабляясь в руках Стаса. Он моментально выпустил меня, и я упала на кровать, зарываясь лицом в подушку и рыдая в неё. Чёрт побери! — Сейчас-то что не так? — устало вздохнул Стас, а затем добавил раздражённое, но беззлобное «дура». — Не зна-а-а-аю-ю-ю-ю, — выла я в ответ, всё так же утыкаясь лицом в подушку и заходясь рыданиями. Вот дура, реально дура! Совсем уже чокнулась… Надо было такому присниться! Ещё и рядом со Стасом, вот стыд. И как ему это всё объяснить? Он, наверное, в шоке. Я и сама в шоке! Боже, ну почему со мной это вечно происходит? Даже во сне этот отчим… Во сне. Это всего лишь сон. От такого количества пролитых слёз у меня начинала болеть голова. В ней роились мысли, и я даже не сразу заметила, что Стас ушёл. Ну, конечно, что ещё от него ожидать можно? Парень, конечно, вообще никакого отношения к этому не имеет, но мне всё равно стало отвратительно обидно. Почему нельзя проявить немного сострадания? Вдруг кровать снова немного просела, и меня быстро, несколько небрежно и будто опасливо потрепали по плечу. Я снова дёрнулась в сторону, ещё не отойдя от ужасного сна. Отвратительно! Послышался усталый вздох, и матрас ещё больше прогнулся: Стас лёг на второй половине. Я уже постепенно успокаивалась, но всё равно не могла остановить слёзы и судорожные всхлипы. Меня трясло, бил озноб, голова монотонно гудела. И всё из-за какого-то сна! Ужасного, страшного сна. — Хватит дёргаться, — грубо потребовал сосед и, выдернув из-под меня одеяло, на меня же его и набросил. Я тут же закуталась в него, утёрла краешком слёзы и высунула лицо, хватая ртом воздух. Кажется, это было не то одеяло, под которым я засыпала. Я кое-как оглядела кровать и почувствовала внутри что-то неприятное, стыд, что ли. Вся постель сбилась, моё одеяло скомканным валялось где-то в ногах, почти свалившись на пол, покрывало, на котором я спала, и простынка под ним сползли и так же смялись, подушка тоже была не на своём месте. Рядом на спине, закинув за голову руки, лежал Стас, наблюдая за мной привычным взглядом. Я снова спрятала лицо, чувствуя, как оно пылает. Вот ужас! Что мне ему сказать? Я же теперь наверняка в его глазах сумасшедшая какая-нибудь… Это что, я во сне кричала и билась, и он решил меня разбудить? Кошмар! Но Стас ничего не спрашивал, и у меня было время успокоиться и всё немного обдумать. Постепенно слёзы остановились, но я не могла совладать с судорожными всхлипами. — Я воды принёс, — небрежно бросил Стас, и я снова высунула голову. Тот вновь устало вздохнул. — Сядь, — приказал он и сам поднялся, беря в руки стакан, стоящий на столе. Я кое-как села, стараясь оставаться по максимуму в одеяле, и он протянул воду мне. — Это не ради тебя, просто не хочу слушать эту истерику, — предупредил он, глядя исподлобья. Я кивнула и принялась жадно пить воду. В какой-то момент у меня снова вырвался этот судорожный всхлип, и вода попала не в то горло. Я закашлялась, едва не роняя стакан, но Стас вовремя его схватил и, вырвав у меня из рук, поставил на стол. — Что тебе такого приснилось? — спросил он позже, когда я откашлялась и успокоилась. Я молчала. Рассказывать об этом постороннему человеку совсем не хотелось, хоть он и лежит сейчас со мной в одной кровати после того, как стал свидетелем моей истерики. — Ну? — Не важно, — сквозь зубы процедила я, снова падая на кровать и прячась под одеялом. Стас молчал, но я чувствовала, как он бесится. Я никогда не могла улавливать чужие эмоции и совершенно не разбиралась в чувствах человека, но то, что испытывает мой сосед, я могла определить безошибочно. Не знаю, может, это он как раскрытая книга, или я вдруг стала проницательной, но это было так. — Ты дура или что? — чуть дрожащим от сдерживаемой злости голосом спросил Стас. У меня всё внутри сжалось и сердце в испуге забилось быстрее. Голос был вкрадчивым, холодным, он раздавался как будто прямо у меня в голове. Меньше всего сейчас мне хотелось, чтобы меня отчитывали. — Ты тут такой цирк устроила, а теперь даже объяснить это не хочешь? Молчу, вцепившись в одеяло. Меня это бесит, но мне страшно. Я просто ещё не отошла ото сна, вот и всё, поэтому я так реагирую на Стаса. В конце-то концов, что его бояться? Хотя, честно сказать, меня напрягало то, что он так близко. У меня никогда не было из-за отчима боязни мужчин, но сейчас, в данный момент в этой комнате… — Ответь ты уже! — раздражённо воскликнул Стас, сдёргивая одеяло с моей головы. Это движение было таким резким, что я испуганно сжалась, уставившись на соседа. Я ожидала увидеть лёд в его глазах или даже злость, которую он всегда прячет за стеной холода, но наткнулась на удивлённый и даже ошарашенный взгляд. Как будто он вовсе не меня ожидал увидеть под одеялом. Не знаю, что было в голове у Стаса, но мне хотелось снова спрятаться, лишь бы не видеть это лицо перед собой. Но я всё так же смотрела на него, ожидая чего угодно, а тот тупо пялился на меня, ничего не делая. И это явно затянулось. — Э-это просто страшный сон… — промямлила я и опустила голову, пряча глаза. Почему я чувствую эту неловкость? И она исходит не столько от меня, сколько от самого Стаса: это он сейчас растерялся, он чувствовал себя неуютно, а на меня это перекинулось, как какая-нибудь простуда. — Ладно… Как хочешь, — как будто безразлично ответил Стас, отпуская одеяло и снова переворачиваясь на спину. Я прижалась к стене и спряталась в одеяле, как в коконе. Компьютер продолжал работать, тихо жужжа и освещая часть комнаты, но Стас не поднимался и не садился за стол. Он всё так же лежал на второй части кровати, занимая своими широкими плечами всю половину полутораспальной постели, и не шевелился. Я тоже старалась не двигаться, прислушиваясь к дыханию рядом. Это несколько успокаивало меня, не позволяя вернуться к воспоминаниям о неприятном сне. Это был самый настоящий кошмар. Кошмар, почти случившийся наяву. Правда, в реальности в тот период времени, который мне приснился, не было ещё отчима, не было такой радостной улыбки на лице мамы, я не знала о том, что когда-то стану, так сказать, жертвой лёгкого домашнего насилия. Если оно вообще бывает лёгким… Я отогнала воспоминания о чужих руках. Это всё вселяло в меня ужас даже сейчас, когда сон уже давно отпустил меня, а отчима рядом вовсе нет. Не представляю, когда я смогу забыть это всё. Забыть то, как страшно мне было по ночам в собственной квартире. Сейчас я считаю своей квартирой эту. Я живу здесь всего вторую неделю, но даже так её воспринимать как дом гораздо проще, чем ту квартиру, где находится отчим. Даже с учётом того, что со мной живёт вовсе посторонний человек. Кажется, он со своей грубостью всё равно был ко мне добрее, чем отчим. Постепенно все мысли ушли из головы, я просто лежала, прислушиваясь к Стасу, и медленно засыпала. Я даже не подумала, что мне снова может присниться что-то плохое, настолько я была спокойна. Это странно, но очень удобно. Утром я проснулась с прекрасным настроением. Мне было легко и уютно, подниматься совсем не хотелось, но я всё же помнила, что сейчас нахожусь в чужой постели. Я нехотя разлепила глаза, чуть вылезла из своего кокона и сразу же наткнулась на лицо Стаса. «Наткнулась» фигурально выражаясь, на самом деле я просто застыла, увидев его. Парень лежал всё на том же месте и спал. Я невольно растерялась, не готовая к такому зрелищу. Его лицо было умиротворённым, оно не казалось таким жёстким, как обычно, оно не отталкивало, но и не привлекало. Просто спокойное лицо. И я почему-то не могла оторвать взгляда от него, всё рассматривала: пушистые ресницы, тонкие губы, прямые брови, нос, высокие скулы с ещё заметной, но заживающей ссадиной, оставшейся с неудачной прошлой пятницы. В комнате всё ещё было темно, но кое-какой свет пробивался сквозь занавески, и я могла разглядеть вены, виднеющиеся под тонкой кожей. Особенно заметны они были под глазами, где к тому же залегли тени. Конечно, если ночами не спать… Странная картина. Лежу тут, рассматриваю какого-то спящего парня. И сама, между прочим, не понимаю, почему. Он не был писаным красавцем, да и ничего необычного и интересного в его лице не было, но я просто не могла оторваться. Было непривычно видеть его таким спокойным. Непривычно вообще смотреть на его лицо, ведь обычно он отворачивается или вовсе уходит, не позволяя рассмотреть его. Теперь, изучая каждый миллиметр, я понимала, что мой рисунок и вполовину не похож на настоящего Стаса. Как я могла не заметить родинку слева на челюсти? Она была достаточно крупной. Надо будет дорисовать её. Я никогда не видела настолько ярко выраженных вен у других людей. На запястьях — да, но не на лице. Это казалось жутким, даже каким-то призрачным в тусклом утреннем свете. Они, как и весь образ спящего парня, не отталкивали и не привлекали, но вызывали интерес. Мне хотелось изучить их, дотронуться, проверить, такие ли они выделяющиеся на ощупь, как на вид. И хотелось продолжить их узор, разрисовать лицо синими красками, добавить хоть чего-то яркого в его унылый вид. Конечно, ничего делать я не собиралась. Только смотрела, с каждой секундой всё больше опасаясь, что этот взгляд разбудит Стаса. И всё равно я не спешила подниматься, осознавая, что сейчас происходит нечто необычное, но очень важное для меня. Я пыталась разобраться в нём, сравнивая то, что уже видела на его лице. Ледяную отрешённость, раздражение, удивление, недовольство, озлобленность, какую-то неопределённую возбуждённость. Он мог быть разным, но почему-то упрямо оставался холодным и безразличным ко всему. Я хотела понять это. Он казался скучным, обыкновенным… простым мизантропом. Воспринимал людей в штыки, отталкивая. Я это прекрасно поняла на своём примере. Но почему? Это будто ребус, и я хотела его разгадать. Я ведь видела, как он болтал с Дашей, пусть немного настороженно, но всё же позволяя ей вторгаться в его личное пространство. Было такое впечатление, будто он попросту не привык общаться с людьми, будто у него нет никого, с кем он мог и хотел общаться. Не знаю, само собой так произошло или же это Стас решил оставаться в одиночестве, но я не могла этого понять. Как можно жить в подобном заточении? Хоть он и отталкивает от себя всех, я уверена, что и ему нужен друг. И я хочу стать этим другом, хочу преодолеть эту ледяную стену, хочу… — Долго ещё пялиться будешь? — прервал мои размышления Стас. Он уже не спал, а смотрел на меня. И как давно? Я, как ни странно, не удивилась и осталась спокойна. Или это просто доходит до меня туго, вот уж не знаю. Отвечать я не спешила, постепенно осознавая, что спалилась, и краснея. Как я умудрилась не заметить то, что он открыл глаза? Неужели так и разглядывала? Вместо ответа я ме-е-едленно натянула на лицо одеяло, чувствуя, что из ушей скоро повалит пар. Будь это всё мультиком, очень уместен был бы свист закипающего чайника, он отлично вписался бы. Я услышала тихий смешок и тут же почувствовала, как ещё больше крови приливает к щекам. Чёрт, сколько можно лажать перед ним? А он ещё и потешается! Взвыть хочется от этого неприятного чувства! Кроме того, я ощущала на себе его взгляд, заинтересованный и чего-то ожидающий. Да уйди же ты уже, пожалуйста! — Странная ты какая-то, — хмыкнул Стас, и матрас выгнулся, избавившись от веса одного из двух тел. — От тебя заразилась, — приглушённо из-за одеяла ответила я несчастным тоном. Оказаться бы сейчас в другой комнате или в другом доме! Дверь открылась и закрылась, и я тут же выскочила из-под одеяла, дабы надышаться вдоволь, но так и замерла. Стас стоял у двери, держась за ручку и глядя на меня. Судя по его довольному лицу и беззвучному смеху, именно этого он и ожидал, когда притворялся, что уходит из комнаты. — Хватит издеваться! — в сердцах воскликнула я, швыряя в Стаса подушкой, и тот, уже смеясь в голос, выскочил из комнаты. И что это было? Когда он успел стать таким? Что-то изменилось за эту ночь? Хочу понять. То, что он так упорно скрывает за льдом. Я хочу это понять. Ведь это будет справедливо: он же заглянул в мою тайну.