Мысль изречённая есть ложь.
Всё началось с загадки. Этой загадкой была сама причина, по которой семья Уэйна переехала из Готэма в их провинциальный городишко, да к тому же из всех возможных вариантов выбрала своим пристанищем огромный, но последние лет десять пустовавший особняк в отдалении. Никаких легенд о нём не было, призраков там тоже не наблюдалось, но Кон искренне сомневался, что эти трёхэтажные хоромы стоят усилий, которые придётся приложить, чтобы их облагородить. На новеньких в городе приходили посмотреть даже взрослые. Ничего удивительного — здесь уже больше десяти лет не было приезжих. Кон оказался последним новичком, но не помнил этого совсем — слишком маленьким был, и почему-то всё же его не покидала уверенность в том, что на него реагировали куда спокойнее. Кто-то знакомился с Уэйном, его детьми и дворецким, кто-то просто глазел. Они с Бартом, конечно, глазели. Тогда-то, стоя у клёна и привычно слушая болтовню, как фоновый шум, Кон и увидел его. Барт радостно тараторил, едва не захлёбываясь слюнями: — Нет, ну ты посмотри, какая! Какие волосы, смотри! Она же потрясающая! Кону было не до бартова пубертатного вожделения, но отвлечься всё равно пришлось — тот закашлялся и согнулся, упираясь ладонями в колени. — Барт, ну осторожнее же. Он отмахнулся, выпрямляясь, так что Кон пожал плечами и вернулся к своему занятию. Парень, на которого он уставился, точно был одним из детей Уэйна, но вместо того чтобы суетливо разгружать бесконечные коробки, он просто стоял в стороне, едва ли не так же далеко, как сам Кон, и курил. Смотрел молча на дом, размеренно затягиваясь, качая рукой, как странный метроном. Одетый во всё чёрное, он даже от семьи своей отличался, почти как его семья — от местных. От ушей тянулись яркие провода, и одет он был не по погоде: чёрное пальто выглядело слишком тёплым для начала сентября. К северу от Канзас-сити, в Парквилле осень вступала в права лишь к ноябрю, но парень ещё и кутался, время от времени стягивая расходящиеся полы. Застегнуть пуговицы, впрочем, было очевидно ниже его достоинства. Кон толком не мог различить деталей, как ни щурился сквозь очки, и лишь когда их новый сосед качнул головой, зябко поёжившись, заметил чёрную подводку вокруг глаз. После этого незнакомец спрятал окурок в карман и быстрым шагом отправился к своей семье, чтобы помочь. Что-то подсказывало Кону, что с ним учителям будет особенно непросто.***
На самом деле Кон ошибся. С Тимоти Дрейком сложно было вовсе не учителям, с ним было сложно ученикам, всем, включая, кажется, его же братьев и сестру. Кроме самого младшего сына все дети Уэйна были приёмными и носили другие фамилии, так что оставалось только гадать, как они попали в эту семью. Таких, как Тим, замотанных в чёрное тряпьё ребят и девчонок, в их небольшой школе было всего семь, и конечно, он сразу к ним прибился. Они приняли его как своего, но на самом деле, Тим часто ходил совсем один. Он никогда не опаздывал, и Кон каждое утро видел его застывшую тонкую фигуру в окне второго этажа, прямо над входом в школу. Казалось, что Дрейк наблюдал за потоком учеников, но это, конечно, звучало как полная чепуха. Однажды Кон пришёл необычно рано для себя самого и наткнулся на него, курящего прямо на школьном крыльце. Это было так вызывающе, что даже добродушного Кона передёрнуло, и он спросил, возможно, немного грубо: — Не мог найти место получше? Дрейк вскинул бровь, сощурив свои аккуратно подведённые глаза: — Как Хайме, мужской туалет? Или, может быть, спортивную раздевалку, как Оуэн? Любое другое плохо вентилируемое помещение вместо открытого воздуха, где дым рассеется через минуту? Полагаешь, в школе слишком много здоровых людей? Возразить было нечего, и это раздражало. Тим весь раздражал — он всегда оказывался прав — и на уроках, и, очевидно, вне занятий — а держась ото всех в стороне, он выглядел так, будто выделывался ещё больше, чем остальные их чернокнижники. Удивительно, но то, что Кона сперва больше всего бесило, потом ему же более всего нравилось. Или не удивительно. Наверное, так часто бывает, но не в жизни. Не в жизни Кона, по крайней мере. Так или иначе, Тим был прав: пятнадцать лет назад острая вспышка гриппа покалечила полгорода — у ма Кент с тех пор были проблемы с сердцем — но больше всего досталось их ровесникам, которые тогда были совсем малышами. У Барта, например, развилась астма, так что о беге он мог только мечтать. Не то чтобы его это действительно удручало — не такой он был человек — но факт оставался фактом, здоровых людей в Парквилле было не так много. В их классе, пожалуй, кроме Кона (зрение — не в счёт) — никого. Ну, теперь ещё Тима, вероятно. Он, конечно, выглядел бледной немощью, особенно закутанный во всё чёрное, но в остальном не похоже было, что ему что-то мешало. Из-за той эпидемии из города куда больше уезжали, чем приезжали. Вот и двоюродный брат Коннера, Кларк, уехал, едва закончил школу. С ним Кон виделся по праздникам, когда он приезжал к своим родителям — дяде и тёте Кона. Своих собственных родителей Кон не помнил, да и приёмные были ему такими родными, что ничего кроме светлой грусти — время от времени — он по этому поводу не ощущал. Ма Кент показывала ему фотографии, па травил байки о своём неуёмном брате, а Кларк рассказывал о Метрополисе, в котором Кон родился, и этого было достаточно. Прежде, чем они научились хотя бы здороваться, Тим представал в глазах школьной общественности в целом и Кона в частности фигурой почти мистической. Про эту их шайку в чёрном ходили разные слухи, хотя ребята всегда были очень тихими — слушали музыку по углам и почти не говорили даже между собой. Болтали, что они ходят в лес по ночам, устраивают там оргии, принимают наркотики и совершают жертвоприношения. Болтали, что они поклоняются летучим мышам, не едят мяса, а под одеждой прячут татуировки и пирсинг. Болтали, что все парни среди них — гомосексуалисты, но о том, что они меняются своими девчонками, болтали не меньше. По всему выходило, что у них в школе училось семеро мормонов-сатанистов, исколотых во всех местах и питающихся силами преисподней. Слушая эти сплетни, которые ему любезно сливал Барт, хотя едва ли он верил в них сам, Кон размышлял, кто же безумнее: эти тихие готы или те, кто распускает такие дурные слухи? А может те, кто верит им? Он не знал. Мяса, впрочем, Тим правда не ел. И его младший брат, кстати, тоже.***
Дрейк был из тех, с кем ты стараешься не показываться рядом, даже не заговаривать, чтобы никто не подумал, что вы поддерживаете хоть какие-то отношения. Потому на несколько недель короткий обмен фразами на крыльце стал их единственным разговором. Всё изменилось быстро до неприличия. Кон стоял в библиотеке — не школьной, городской — и разглядывал корешки книг. Мистер Нассер, учитель литературы, озадачил его докладом о битниках, так что теперь он читал названия. «Самая красивая женщина в городе», «Юг без признаков севера»... — Буковски не был битником. Возьми Гинзберга, — раздалось от прохода. Кон вздрогнул, и если бы в его руках уже были книги, он бы их точно выронил. Сутулая фигура застыла между стеллажами. Тим внимательно смотрел прямо в его глаза. — Я не знал об этом, — ответил Кон наконец. Он правда не знал. Хотя Кон и глотал книги быстро и жадно, будто только через них мог узнать мир, но все его знания были беспорядочны. Его мало интересовали авторы. Только слова. Мечта научиться самому писать книги оставалась его маленьким секретом — даже от семьи. Из чистого упрямства он стянул с полки «Макулатуру», надеясь, что от него отстанут, но Дрейк продолжил: — У него была дислексия, и отец бил его. Не за это, правда. Просто так, знаешь. — Знаю, — ответил Кон и поправил очки, будто линзы могли его защитить от чужого пристального взгляда. Конечно, он не знал. Он даже не знал, о Буковски или Гинзберге Тим в этот момент говорил. Тот в свою очередь продолжал жизнеописание, тихо и размеренно: начиная с первого рассказа, через беспробудное пьянство и политический нигилизм прямо к смерти. Кон невольно заслушался, хотя даже не знал, правда всё это или богатое воображение Дрейка. Он ждал, что тот расскажет что-нибудь ещё — он оказался талантливым рассказчиком — но Тим молчал. Повисла неловкая пауза. Коннер занервничал и буркнул, прижимаясь к полке, освобождая проход: — Ты, наверное, ищешь Кинга. Он тут же почувствовал себя идиотом, да и Дрейк и посмотрел на него, как на идиота — с непередаваемым усталым скепсисом в глазах. Кон покраснел и вдруг испугался, что Тим сейчас уйдёт. Вот только что он хотел, чтобы тот держался от него подальше, а теперь отчаянно желал, чтобы он остался и рассказал ещё что-то, неважно, что. Чтобы обратил на него ещё немного внимания. Тим остался. — Кинг переоценён, — проговорил он с едва заметной улыбкой. Кон ждал ещё чего-то, например, услышать, за какими книгами пришёл Дрейк, если не за Кингом («серьёзно, Коннер»), но тот всё молчал и молчал, не двигаясь — невысокая фигура между уходящих к потолку полок. В этот момент Тим, возможно, впервые показался ему красивым. Потом он наконец развернулся и пошёл к следующим стеллажам. Кон шагнул за ним — торопиться было некуда, других школьников он здесь почти не встречал, а ещё ему стало интересно, что Тим выберет. Он выбрал трилогию Мервина Пика и отправился к выходу, минуя стойку и заполнение формуляра. Коннер успел только открыть рот, собираясь спросить, не хочет ли он сообщить библиотекарю, какие книги взял, а Тим уже ответил, не оборачиваясь: — Я их верну, когда прочитаю. Пока Кон думал, что ещё сказать, тот успел скрыться в коридорах. Позже он понял, что Тим вёл себя так всегда, и это не было позой или вызовом: просто на него не распространялись правила, начиная от правил библиотеки и заканчивая общественными нормами. Никто не вызывал его отца в школу. Его не отправляли к директору за курение на крыльце. Он мог говорить на уроках, что вздумается, и при этом не портить свои оценки. Впрочем, его «что вздумается» очень отличалось от среднестатистического: в основном он сыпал информацией. Почему-то никто не возражал.***
— Чувак, чувак, ты не поверишь, что я нашёл, — они договорились позаниматься у Кона дома, но, очевидно, в интернете Барт всё это время искал не исторические справки. Он ткнул Коннеру телефон под нос, и тот рефлекторно дёрнулся назад. — По-смо-три, — над экраном показались огромные глаза. Кон нахмурился, отвлекаясь от книги, но всё же перехватил телефон и уставился на страницу какого-то новостного сайта. Огромный заголовок гласил: «СЫН ПРОКУРОРА ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В КРАЖЕ ИНФОРМАЦИИ». С фотографии на Коннера смотрел Тим, ещё более бледный, чем обычно, и без привычной уже чёрной подводки. Кон близоруко прищурился и быстро пробежал статью взглядом, всё больше погружаясь в ступор. Барт тем временем продолжал трепаться: — Я ещё нашёл, прикинь, короче, он хакнул сервера «Лазарь Инк», но владелец, аль Гул — ты знаешь его, все, блин, знают, этот помешанный на истории меценат с огромным кошельком — не стал обвинять Дрейка в краже данных, только во взломе, так что он отделался штрафом. Вроде как отец выплатил его, и после этого они переехали. Как думаешь, это потому, что штраф такой большой был? Кон тупо смотрел в экран, потом перевёл взгляд на Барта. — Ты кому-то ещё показывал? — Пока нет, ты первый, я думал, тебе будет интереснее всех, мы-то с ним в одном классе… — Не говори никому, — Коннер стиснул телефон в руке так, что побелели костяшки пальцев. — Слышишь? Я серьёзно. Никому не рассказывай. — Да почему? — Барт, — он понимал, что никогда так строго не говорил со своим другом, но ещё лучше он понимал, что только потому тот к нему прислушается. — Ему проходу не дадут, понимаешь? Не надо никому об этом знать. Барт нахмурился, но, видимо, расслышал что-то такое в его голосе, что заставило его кивнуть, соглашаясь. — Но ты же понимаешь, что всё равно все узнают. — Пусть не от тебя. Хорошо? — Барт молча протянул ладонь, и Кон отдал ему телефон. — Перекинь мне. — Ага. Нет, ну ты прикинь, наш новый одноклассник — хакер, — Барт никогда не обижался долго, отвлечься для него было легче, чем что бы то ни было ещё. Кон больше удивлялся тому, что не был так уж удивлён. От Дрейка можно было ожидать чего-то такого. В том, что учителя и многие взрослые были в курсе этого скандала, он не сомневался, и поэтому просто надеялся, что пока больше никому в школе не хватило любопытства шерстить новостные сводки по запросу «Тим Дрейк». Конечно, то, что вся школа будет в курсе очень скоро, оставалось несомненным фактом, но почему-то важным казалось дать Тиму немного спокойного времени там, где о нём пока ещё ничего толком не знали. — Так что думаешь? — снова спросил Барт. — Они из-за этого переехали? — Наверняка. Не знаю только, почему именно в Парквилль. — Журналисты сюда ехать боятся? — Чепуха. Может, просто далеко. Надо будет у Кларка спросить при случае. — А чего ждать? Позвони сейчас. Кон задумался. В принципе, созванивались они довольно часто, но с таким вопросом обращаться было почему-то неловко, хотя Кларк, кажется, свою работу любил и поговорил бы с удовольствием. Так что он пожал плечами и полез в карман за телефоном. Несмотря на умоляющий взгляд Барта, он вышел из комнаты и спустился в кухню. Родителей дома не было, во всём доме царила блаженная тишина. Кларк взял трубку на третьем гудке. — Хэй, привет, маленький брат. — Привет, Кларк… Как оно? — Превосходно. Лоис спрашивает, когда ты приедешь в гости, она всё мечтает познакомиться хотя бы с частью моей семьи. Может, правда приедешь? Тогда ма и па уговорить будет проще… Ты сам-то как? — У меня всё хорошо, спасибо, — быстро ответил Кон. Кларк всегда был чутким слушателем, так что смущение в голосе от него не укрылось бы в любом случае. — Точно? Что случилось, Кон? — Я… Слушай. Расскажи мне про скандал вокруг приёмного сына Уэйна и компании аль Гула? Кларк ощутимо расслабился и бодро начал докладывать: — Ну, в июле, незадолго до своего шестнадцатилетия Тимоти Джексон Дрейк взломал сервера «Лазарь Инк», но это ты, наверное, и так знаешь, если спрашиваешь. Суд был быстрый, заминка была только с тем, что ему в процессе успело-таки стукнуть шестнадцать, но всё равно его даже в исправительный центр отправлять не стали. Вроде как, мальчишка побаловался, всякое бывает. Комментарии давать отказались и аль Гул, и Уэйн, пресса в них впилась, как в сахарную кость, но обломала зубы. Известно только, что информацию Дрейк не крал. Вскоре после суда и выплаты штрафа вся семья снялась с места и куда-то переехала. Особняк в Готэме по-прежнему их, но сейчас там никого, кроме охраны. А почему ты, собственно, заинтересовался? — Тим Дрейк теперь учится в моём классе. Кларк присвистнул. — Так вот куда они делись. Я слышал, что папарацци ловили его старшего брата в Канзас-сити, но про остальных ничего не знал. — Наверное, в этом и смысл? — Точно. Знаешь, им повезло, что это не моя тема, — Кларк рассмеялся. — Ну, что я ещё могу тебе сказать. У них вообще-то хорошая репутация была. До всего этого. Брюс Уэйн — известный поборник справедливости, так что сам понимаешь, какой эффект произвело это всё. Кон сперва кивнул, задумавшись, а потом сообразил, что его не видят и добавил: — Да уж, понимаю… Несладко ему, наверное, пришлось. — Не знаю. Дрейк, кажется, крепкий малый. Ну да тебе виднее должно быть, да? — Не знаю. Наверное, стоит присмотреться к нему получше. — Присмотрись, — Кларк снова рассмеялся, — тебе полезно пообщаться с кем-то не из нашей глуши. И всё-таки, приезжай в гости, а… Они проговорили ещё минут десять, прежде чем попрощаться. Кон какое-то время после разговора вертел телефон в руках и невидящим взглядом смотрел на семейное фото, прикреплённое магнитом к дверце холодильника. Ему показалось на секунду, что семья Тима должна в нём либо души не чаять, либо только смутно помнить о том, что он существует.***
Кон был обычным — настолько, насколько это вообще было возможно при условии того, что он избежал эпидемии, затронувшей каждую семью в городе (включая его собственную). Иногда он мечтал о том, чтобы что-то с ним было не так, чтобы был изъян. Казалось, что именно из-за их отсутствия его почти не замечали. На следующее утро после разговора в библиотеке он не нашёл Тима в проёме окна над высокими школьными дверями, зато обнаружил его возле своего шкафчика. Чуть поодаль стояли его друзья. Дрейк качнулся с пятки на носок, моргнув, и спросил: — Ты прочитал Буковски? Кон засмеялся, но взгляд его то и дело возвращался к кучке подростков в стороне. Он думал о том, сколько они знают о своём новом приятеле. — Конечно, нет, я ведь взял его только вчера. Тим улыбнулся уголками губ, внимательно всматриваясь в его глаза и хмурясь при этом: — Тебе нужно поспешить. Нам нужно успеть много всего. — Для чего? Он пожал плечами, продолжая загадочно улыбаться. — Ты всегда так много выделываешься? — спросил Кон, хотя на этот раз его совсем ничего не раздражало. — Считай это проверкой на стрессоустойчивость. Дрейк развернулся, не дожидаясь реакции, и ушёл, а похоронная процессия в чёрном молча тронулась за ним. — Я хотя бы прохожу её? — буркнул Кон ему вслед и открыл свой шкафчик. Внутри он обнаружил открытку с красногрудой птицей. «Я не думаю, что это больно — иногда вспоминать, откуда ты. Красный Робин». Весь вечер Кон ломал голову над посланием, зато, кажется, узнал о Буковски больше, чем когда-либо смог без него. Он узнал о грязном реализме, и о том, что Тим просто цитировал письмо к издателю, вкладывая, очевидно, какой-то свой смысл. Он также узнал, что всё, что рассказал ему Тим в библиотеке, было правдой. Единственное, что осталось действительно неясным — почему Красный Робин. Кон ждал подсказки, намёка, но его не было, или он не мог прочесть. Что это? Альтер эго Дрейка? Его ник? Кон решил, что ему нужен орнитологический справочник. И достойный ответ. Размышляя о том, что такого он может написать Тиму, Кон уснул. Он спал крепко и безмятежно, и всю ночь ему снились пустые бутылки и красногрудые птицы.***
Кон думал, что теперь они начнут общаться, хотя бы время от времени, и не мог сказать, что его это не пугало. Тим был интересным, интересным и красивым, но странным до ужаса, и кроме того, Кон опасался, что подружись они, и все решат, что он тоже поклоняется летучей мыши. Это ещё больше отдалило бы его ото всех, хотя он и так был слишком далеко. Казалось, даже братья и сестра Тима легче вписались в их школу, чем он в своё время. Для того, чтобы чувствовать себя так одиноко, нужно было быть не из Парквилля. Или подростком. Уэйны-не-Уэйны были подростками, к тому же, даже не из этого штата, но, кажется, не были одиноки. Он ничего не мог сказать о Дрейке, потому что тот не выглядел так, будто ему особенно нужна компания. Может быть, Кон тоже не выглядел? Может быть, он просто смотрелся слишком независимым? Нет, у него был Барт… Но от остальных его будто толстое стекло отделяло. Самый старший брат Тима, Дик Грейсон, работал в полиции Канзас-сити. Он проводил в Парквилле выходные, и его, как и Брюса Уэйна, Коннер видел лишь однажды — в тот день, когда они разгружали вещи. Тогда же он видел их дворецкого. Ма Кент, вроде бы, болтала с ним время от времени, встречая в бакалейной лавке. Джейсон Тодд был мрачным крутым красавцем из выпускного класса. Ничего удивительного, что очень быстро по школе побежали слухи о его романе с капитаном чирлидеров — Кори Андерс. Кто-то, правда, едко замечал, что будь Дик помоложе и учись в школе, у Джейсона против него не было бы ни единого шанса. Все дети Уэйна были удивительно нелюдимы, хотя и не сказать, что заносчивы. Тем, кажется, они и привлекали к себе столько желающих подружиться. Даже самый младший — Дэмиен Уэйн — несмотря на то, что обладал скверным характером и самомнением высотой с Эмпайр Стэйт Билдинг, успел стать кумиром пары девочек из своего класса. И только Стефани Браун была совсем другой. Барт плыл каждый раз, стоило ему увидеть её в коридорах или рядом со школой, так что по крайней мере пару раз в день Кону приходилось слушать его вздохи: — Какая она!.. Она действительно была потрясающей. В первый же день она разыскала Кори, чтобы присоединиться к чирлидерам. Неуступчивая Андерс приняла её сразу, и даже избегая унизительных обрядов посвящения. Везде, где появлялась Стеф, царило веселье. В ней не было ничего особенного — но она сама была особенной. На самом деле, Джейсон познакомился с Кори благодаря ей. Будучи учеником выпускного класса, он уже водил машину, и, кажется, ему это чертовски нравилось, ну, насколько можно было судить по скупому на эмоции лицу. В тот день он должен был отвезти сестру в Канзас-сити, чтобы она прошлась по магазинам с Диком, и ждал её прямо на спортивном поле, наблюдая за тренировкой девчонок. Всё это Коннер узнал от Барта, хотя и не стремился, просто тот собирал и передавал ему сплетни вперемешку с полезной информацией со скоростью звука независимо от желаний самого Кона. Он хотел было подробней расспросить его о Дрейке, но не стал — решил, что достаточно того эпизода, когда он упросил Барта не выбалтывать чужое прошлое. А сам он, как назло, говорил о Тиме до обидного мало. Как бы то ни было, но после той открытки ничего больше не происходило, как будто Тим понимал его опасения и либо заботился о его спокойствии, либо брезгливо отвернулся. Или попросту догадался, что тот что-то узнал. Через неделю Кон не выдержал сам, и после звонка, когда остальные спешно покидали кабинет, сделал вид, что завязывает шнурки, чтобы потом подойти к всегда неспешному Дрейку. Тот мельком оглядел его и ехидно заметил: — Знаешь, когда ты делаешь вид, что у тебя вдруг развязались шнурки, постарайся хотя бы развязать их заранее или делать это не так заметно. Кон смутился, но вида не подал. — Я прочитал. — Что? — Буковски. Я прочитал. — Молодец, — прохладно и чуть вопросительно ответил Тим. Он уже собрал сумку, стоящую на парте, и теперь держал ладони поверх. Сумка была чёрной, как и вся его одежда, как низко спущенные рукава рубашки. Из-за этого и без того бледные пальцы почти светились. Кон засмотрелся, едва не забыв, что хотел. — Я надеялся, ты посоветуешь мне что-нибудь. — Прости?.. Нет. Тебе придётся решить самому. Кон был уязвлён, но с другой стороны, чего он ждал? Он практически проигнорировал послание Дрейка, и даже не здоровался с ним по-прежнему. Пытаясь сохранить остатки самолюбия (хотя в сущности, Тим его даже не оскорбил, просто отказал в совете), он молча ушёл. Когда все уроки закончились, и впереди маячили свободные, как всегда, выходные, Дрейк сам перехватил Кона в коридорах, торопливо впихивая в руки потрёпанную книгу в зелёной обложке. Это были «Большие надежды» Диккенса. — Спасибо, — сказал Кон, чувствуя, как досада растворяется без следа. Однако, он всё ещё не понимал, как себя вести, и поэтому развернулся, собираясь уходить. Тим закатил глаза — из-за чёрного контура они казались ещё ярче, ещё синее — и спросил: — Ты куда? — Домой, — неуверенно ответил Коннер, почти спрашивая. — Я пройдусь с тобой, — а вот тут вопроса не было точно. Когда они вышли на крыльцо, Тим тут же достал сигарету, и на миг с него спала эта маска сдержанной отстранённости — когда он в первый раз жадно затянулся. Кон сообразил, что пялится, лишь когда Тим поднял взгляд и выдохнул дым с вопросом: — Что? — Я просто думал, что ты и сигареты куришь чёрные. Мысленно он застонал. Конечно, он так не думал. Теперь Дрейк точно будет считать его идиотом, даже если раньше у него оставались какие-то сомнения. Тим, впрочем, просто вскинул брови: «Серьёзно?» Вслух он спросил: — Ты торопишься домой? — Никогда, — и это было правдой. В тот день они впервые отправились вдвоём к реке.