Где бы ты ни прятался

      Якоб говорит, что ему завтра рано вставать — как обычно, в пять уже начинает работать пекарня, желает спокойной ночи и уходит.       Мы с Криденсом ещё какое-то время сидим на кухне. Я чувствую, что он, вроде бы, хочет что-то мне сказать, но не уверен, что готов к такому разговору, и поэтому упорно разглядываю детали интерьера: деревянные полки, на них — стеклянные банки со специями; сияющие половники, вилки, ложки и ножи, ещё какие-то штуковины, назначение которых мне неясно; аккуратные стопки тарелок; несколько корявых детских рисунков, любовно вставленных в рамочки… В конце концов, мы оба устали — с утра на ногах плюс дорога. Криденс встаёт и начинает мыть нашу посуду. Потом идёт в сторону коридора и нерешительно останавливается.       — По лестнице наверх, первая дверь справа. Это ванная. Соседняя комната — для тебя, — отвечаю я на молчаливый вопрос. — Спокойной ночи.       — Спокойной ночи, Грейвз.              ***              Как можно скорее приняв душ — чтобы не помешать спящим здесь людям звуком льющейся воды — Криденс, завернувшись в полотенце (оставлено с запиской:«Для Криденса», он знает, что писала женщина), осторожно пробирается в гостевую спальню и ложится на кровать. Бельё чудно благоухает. Сирень? В этом доме так спокойно.       Он лежит и смотрит в потолок, на лёгкие отблески фонариков с улицы.       За стеной шумит вода и шумит так долго, что Криденс, убаюканный, погружается в полудрёму.       Снова — чернильная тьма, удобная, заботливая — в которой растворяется он сам; тьма вздымается лёгкой дымкой и течёт по комнате, вытекает в коридор, завитками тумана спускается по лестнице.       Это гостиная. А вот и диван, на котором лежит Грейвз, его глаза закрыты, но он не спит. Тьма собирается в облако и начинает осторожно подбираться поближе. Проникнуть, понять, почувствовать.       В своей гостевой спальне наверху Криденс ощущает каждый импульс, зарождающийся в сознании Грейвза, каждое сокращение его мускулов, невольно повторяет чужие движения. Сейчас Грейвз расслаблен. Капельки воды, оставшейся после душа, холодят кожу. «Ну что же ты…» — одними губами шепчет Грейвз в пустоту и тишину ночи.  «Зачем ты так…» — руки начинают скользить по торсу, отмечая все впадинки и выпуклости мышц, спускаясь всё ниже. «Чёртов… мальчишка…» — дыхание становится всё тяжелее, всё менее размеренным — и Криденс ощущает, что возбуждается тоже, синхронно с мужчиной, который, вроде бы, так близко — и не близко вовсе. Грейвз одной рукой лезет в карман джинсов, скинутых на пол, достаёт какой-то маленький пакетик и, вскрыв его зубами, натягивает на вставший член презерватив. У Криденса презервативов никогда не водилось, ощущение его удивляет, к тому же он не понимает, зачем, — до тех пор пока Грейвз не начинает работать рукой, всё быстрее и быстрее, стискивая зубы, чтобы не застонать, — и с ним вместе подавляет стон Криденс, совершая одинаковые и простые движения, чувствуя близость точки, переживая эту точку — тьма сжимается, свет… свет взрывается. Какое-то время Криденс лежит, пытаясь восстановить дыхание, затем проводит рукой по животу, пальцы ощущают быстро остывающую липкую субстанцию. Ни одной мысли о грехе из тех, что годами вдалбливались в общине Вторых Салемцев, не приходит в голову Криденса, когда он задумчиво подносит руку ко рту и начинает слизывать сперму.       Немного погодя в ванной за стенкой снова шумит вода, и вот тут Криденс засыпает по-настоящему.              ***       Утром Грейвз поднимается наверх — позвать Криденса завтракать. Пожелать ему доброго утра. Посмотреть, как он там. Увидеть его снова — ведь прошла целая ночь.       Он заходит в комнату без стука и извиняется, запоздало понимая, что мог и помешать (помешать чему?).       — Доброе утро, Криденс.       — Доброе утро, Грейвз.       («Поцелуй меня, Грейвз.»)       — Я вот… собственно… хотел позвать тебя вниз. Завтрак готов…       — Ага. Сейчас встану.       («Просто поцелуй меня.»)       — Ты что-то сказал?       — Нет… нет.       («Ну чего тебе стòит…»)       Грейвз истолковывает румянец, появившийся на щеках Криденса.       — Да ты не смущайся, мы здесь желанные гости. Тина вечером позвонила, сказала, что мы поздно приедем.       — Угу.       — Так ты встаёшь или как?       — Грейвз, я без одежды.       — А. Всё. Ушёл. В общем, спускайся.       («Грейвз, ты дурак»)       («Боже, какой я дурак…»)