Без названия

Рядом чувствуется какое-то движение. *Проснулся, наверное* Обычно он всегда уходил рано на рассвете, но сегодня... Это было немного странно, но не могло не обрадовать. — С добрым утром, — даже не открыв глаз. — Угу. Выглянув из-под одеяла, замечает его на краю кровати, сонно потирающего глаза. Мило, чертовски мило. Словно вернувшееся прошлое, но искажённое до неузнаваемости, ведь тогда не было ничего подобного. Правда или игра? — Ты меня любишь? — опасный вопрос. Но почему-то ему захотелось рискнуть. — Нет, — ни секунды на размышления, просто молниеносный ответ. Натягивает одеяло до глаз, чтобы не было видно, как он нервно кусает губы. Хоть ответ и был вполне ожидаемым, но где-то теплилась надежда на другие слова. Слишком глупо. — Ммм... Всё из-за племянника, я так понимаю? Что на этот раз? Его раздражает тот факт, что родственника, скорее всего, используют лишь как отговорку. Зачем устраивать такое глупое представление? Чего ради? Молчание в ответ. — Дай угадаю. Что-то вроде... я не выдержу, если ты со мной не переспишь, покончу жизнь самоубийством и он будет плакать? Бред какой-то. — Он тут ни при чём. Но можешь думать, как тебе угодно. Удивлённый взгляд в сторону спины. Жаль, у него нет глаз на затылке. — Вот за такие ответы я тебя просто ненавижу. — Мне плевать. Одевшись, он просто уходит. Радует только, что не очень далеко — всего лишь на кухню. Спешно обмотавшись многострадальным одеялом, он шагает босыми ступнями следом, по пути задевая стоявшие на краю стола вещи. И если по журналу, бумажкам и пачке сигарет можно пройтись, то разлетевшаяся осколками чашка попросту режет ноги. Но ему сейчас не до этого. Хмуро посмотрев на растекающиеся алые пятна, он лишь тяжело вздыхает. — Не смотри на меня так, — старается не замечать острые куски фарфора. — Тогда прекрати. — Прекратить что? — вонзившийся в пятку осколок вызывает судорожный выдох, — я привык к боли. Молча подходит, и, подхватив на руки, тащит обратно. Его просто швыряют на кровать, от неожиданности он отпускает одеяло. Бледное тощее тело, покрытое синяками и царапинами, а иногда и вовсе следами зубов. Заметив, как вздрогнула рука, державшая его, он быстро заматывается снова. — Теперь видишь, какой ты садист? "Садист" же снова холоден, и молча выдирает осколки из ступней, недовольно ворча себе под нос. Он шипит, когда по свежим ранам проводят ватой, смоченной в чём-то прохладном. — Жжёт, чёрт его дери! — Ты же сказал, что привык к боли, вот и терпи. Сам виноват. Ноги покрывают белоснежные бинты, сквозь которые местами тут же начинают проглядывать бледные пятна крови. — Какая забота, — он разглядывает аккуратные полосы, проводит по ним пальцами. Почему-то хочется развязать, но он знает, что делать этого пока не стоит. — Не делай так больше. — Хорошо, не буду. Если ты ко мне переедешь. — Глупое условие. Ты ведь знаешь, я всё равно не соглашусь. Иногда ему всё же начинает казаться, что ненавидеть такого человека вполне возможно, если не учитывать некоторые обстоятельства и его собственные наклонности. Иногда он думает, что ещё чуть-чуть, и он всё же сможет его придушить или прирезать. Но всегда появляется глупое "нет, я устал", похожее, нет, именно являющееся самой главно проблемой. Хотя на самом деле он прекрасно понимает, какие глупые мысли обитают в его голове. Хаотично придумывая новые отговорки, он пытается сосчитать, сколько раз был уже сломлен. Интересно, если всё станет нормальным, эти разломы заживут? И как будут выглядеть? Он попытался представить себе руку, сломанную в нескольких местах практически сразу, когда предыдущие трещины и переломы ещё не зажили. Выглядело жутко. И даже если бы и случилось так, что всё сраслось — рука уже не была бы прежней. Никогда не смогла бы стать такой же, и работала бы гораздо хуже. Наверное, если ломать человека, получится примерно то же. Много шрамов и ограничение возможностей. *Как же это печально...* Не выдержав, он рвёт бинт, и тот кривыми лоскутами сползает на пол. Почему-то становится легче. Почему-то... снова хочется спать. Откинувшись на подушки, он сворачивается клубком, обдавая горячим дыханием собственные колени. Ему совершенно плевать, что он запачкает простыни и всё остальное. Когда он просыпается через пару часов в пустой квартире, обнаруживает на ногах свежие повязки, чистое бельё на кровати и... — Боже, он меня ещё и одел...