My obsession

– Ну как он? – тихонько постучавшись, проскользнул в полумрак насквозь пропахшей чужой болезнью и лекарствами комнаты Хёкджэ, напряженно глядя на разметавшегося по постели юношу, не приходящего в сознание уже ровно пятый день с того памятного вечера в театре и той долгой ночи, когда они обнаружили его отравление. – По-прежнему без изменений, Ваша Светлость, температура все так же держится, и он продолжает бредить. Правда, кашель почти прошел, но… пожалуй, это все хорошие новости на сегодня, – тяжело вздохнула пожилая графиня, почти сутки назад принявшая дежурную вахту присмотра за больным у валящейся с ног Аи и не отходящая от сына буквально ни на шаг. Никто из них не ожидал, что процесс вывода яда из ослабшего и протравленного едва ли не насквозь организма будет НАСТОЛЬКО тяжелым, но… Теперь все, что им оставалось, – лишь ждать и молиться о том, чтобы мальчишка оказался невероятно сильным и смог справиться с этим, а они сделают все возможное, чтобы облегчить этот процесс. Уже делают. – Ну хоть какие-то. И на том спасибо, – пробормотал Хёкджэ, думая о том, что это вообще первые хорошие новости за все эти дни. И что… пора бы уже этому ребенку заканчивать войну с ядом и начинать радовать их вот такими вот новостями почаще. – Да, мне кажется, что ему стало немного легче дышать, но днем он всегда чувствует себя лучше, а вот к вечеру… – расстроено вздохнула женщина и, намочив белоснежную ткань в травяном растворе, стоящем в серебряной миске на прикроватной тумбочке, аккуратно стерла испарину со лба что-то недовольно пробормотавшего в своем забытьи мальчишки. – Посмотрим, может, сегодня к вечеру ему полегчает, – как можно более оптимистично и уверенно постарался произнести Хёкджэ, выдавливая из себя вымученную улыбку и сам не веря в собственные слова, ведь он прекрасно знал, что пока вечера были все еще самым тяжелым временем суток для Донхэ, им пришлось даже пару раз привязывать его к кровати, чтобы он в очередном горячечном приступе не поранил себя или кого-нибудь из них, хотя… конечно же, главным было то, чтобы этот мальчишка не покалечил самого себя, ведь из-за этого чертового яда и тех травяных настоек, которыми его поила Аи, чтобы вывести эту дрянь из тела Донхэ, его кровь почти не сворачивалась сейчас и любая царапина могла принести очень много проблем, поэтому они действительно обращались с ним, как с любимой хрупкой антикварной вазой матушки. Хотя нет, еще бережнее. – Я буду молиться об этом, – устало улыбнулась женщина, грустно глядя на сына и не понимая, за что ее ребенку выпали на долю такие муки. Почему этот корыстолюбивый отравитель выбрал именно Донхэ из тысяч людей, приезжающих в Арвей каждый день? Хотя… пожилая графиня прекрасно понимала, что в этом есть и ее вина, ведь это она настаивала на том, чтобы Донхэ осмотрел столичный лекарь, и это она видела, что с ее сыном что-то не так, чувствовала, но… послушавшись своего недалекого мужа, ничего не предприняла! И вот результат. А ее дражайший супруг перепугался настолько, что так и не решился приехать к сыну, все отговариваясь какими-то срочными делами, которых у него, разумеется, не было. Какой позор! Абсолютно чужой мужчина выхаживает их сына, в то время как его родной отец… Слава богу, что Донхэ явно пошел характером не в своего отца. Графине вообще частенько казалось, что их сын словно подкидыш, не похож ни на кого из их семьи, но эта непохожесть и совершенно детская беззащитность, несмотря на то, что Донхэ уже давно вырос во взрослого статного юношу и даже начал искать себе невесту, чтобы создать семью, делали ее любовь к сыну и желание заботиться о нем еще горячее. – Мы все молимся об этом, – вспомнив о просьбе мальчишки, которую он так и не решился выполнить, недовольно поджал губы Хёкджэ. Церковь. Священник. Исповедь. Даже в его голове это звучало глупо, и с каждым днем звучание этих слов становилось лишь глупее. Но раз уж он обещал, то ему придется сделать. Правда, они не уточняли сроки, поэтому будет не смертельно, если он отложит этот визит на пару недель. Да и рассказывать всю свою подноготную совершенно чужому человеку станет разве что самоубийца, но… поделиться какой-то весьма и весьма завуалированной частью правды, раз он дал слово… Почему бы просто не взять и не сделать это? Но потом, когда мальчишка поправится и сможет оценить его жест раскаяния. О том, что может случиться так, что Донхэ больше не откроет глаза и ему не придется выполнять свое обещание, Хёкджэ старался даже не думать. Мужчина был свято уверен в том, что этот маленький драчливый упрямец достаточно силен, чтобы перебороть свой недуг, к тому же... Бог ведь должен быть на стороне своих несправедливо пострадавших сыновей, особенно столь невинных, преданных и верных, тех, за кого так горячо молятся их матери и просят даже такие скептики, как Хёкджэ, готовый поверить в божественное чудо, если оно произойдет на его глазах. – Ваше Сиятельство, – Хёкджэ наградил поднявшую на него красные, воспаленные от усталости глаза женщину пристальным тяжелым взглядом, – вам стоит отдохнуть, я уже распорядился, чтобы вам подготовили гостевые покои в этом же крыле, горячую ванну и обед… – Ваша Светлость… Право, не стоило, я не могу оставить моего сына… – смущенно начала было свой вежливый отказ женщина, но Хёкджэ, играющий роль неприступного сурового хозяина, недовольно перебил ее: – Стоило, Ваше Сиятельство, еще как стоило. Вы не покидали эту комнату уже больше суток, и я думаю, что Донхэ совсем не обрадуется, если его мать заболеет, выхаживая его, – непреклонно отрезал Хёкджэ и тут же мягко поспешил успокоить женщину: – Не переживайте, Ваше Сиятельство, я пока сам присмотрю за ним. Вы же знаете, что я справлюсь, да? – Конечно, я знаю, что вы справитесь, Ваша Светлость, – устало улыбнулась женщина, еще раз обтирая лицо сына и поднимаясь с места, чтобы поцеловать его в обжигающе горячий лоб напоследок. – Что бы мы вообще делали без вас и вашей чудо-лекарки… – тяжело вздохнула графиня, уже и не знающая, как ей еще следует отблагодарить герцога за его внимательность, за его доброту, щедрость и столь теплое и нежное отношение к их семье, и радуясь тому, что все же на их пути встречаются не только богомерзкие ироды, но и столь достойные люди. В любом случае, перед тем как покинуть комнату, она умудрилась поблагодарить не знающего, куда деть себя, Хёкджэ еще четыре раза и лишь затем позволила ждущей снаружи девушке-горничной проводить себя в приготовленные покои, наконец-то оставляя Хёкджэ, который уже и не мечтал избавиться от навязчивого общества графини, наедине со снова начавшим бормотать что-то невразумительное невезучим мальчишкой, которому действительно просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время, вернее, не у того лекаря. Ох, в каком шоке были Сонмин и Саын, когда услышали эту историю, к которой, конечно же, привлекли городскую полицию, вот только столичным стражам порядка оказалось не под силу найти лекаря Сона, по их предположениям сбежавшего из столицы в ту же ночь. И лишь Хёкджэ и его люди знали, что тот уже получил свое наказание. А уж какую бурю эти новости вызвали среди столичной аристократии… Впрочем, сейчас герцога Ли мало волновали переживания этой кучки снобов, намного сильнее его тревожило все никак не желающее улучшаться состояние здоровья Донхэ, а еще Вильгельм, всеми силами уклоняющийся от встреч и любого общения с ним. И, разумеется, Хичоль, не предпринимающий никаких активных действий в последние дни и словно почуявший установленную за ним слежку, и если это и правда было так, то… пока все складывалось не очень хорошо. Но сейчас было рано делать хоть какие-то прогнозы. А еще герцога Ли несказанно тревожило состояние здоровья его невесты, как всегда писавшей ему полные иронии письма и рассказывавшей, как замечательно ей живется в деревенской глуши, вот только Ее Светлость забыла про своего постоянного спутника и наблюдателя – Его Высочество Генри, послания которого, в отличие от писем герцогини, были пропитаны неподдельными страхом и тревогой за состояние здоровья Ее Светлости, которое было далеко не таким радужным, как ее послания. И Хёкджэ уже решил, что, как только Донхэ станет хоть немного лучше, он тут же отошлет Аи к ним, чтобы та сама осмотрела мать его наследника и подтвердила, что с ней все действительно в порядке и это всего лишь привычное недомогание для беременной женщины, но пока… пока они не могли позволить себе подобную роскошь, ведь девушка проводила едва ли не все свое свободное время рядом с мальчишкой. Вот и сейчас, ограничившись лишь несколькими часами сна, она вновь вернулась в покои, чтобы помочь Его Светлости и горничным сначала обтереть юношу от противной липкой испарины, затем натереть его снижающим температуру травяным бальзамом, напоить его бульоном и настойкой и, конечно же, переодеть, сменив насквозь пропитанную соленым и остро пахнущим чем-то болезненно-несвежим потом одежду на свежую. Все эти простые дела отнимали столько сил и времени, что они закончили с ними уже тогда, когда солнце устремилось к горизонту, но в отличие от предыдущих дней сегодня состояние юноши к вечеру не претерпело значительных ухудшений, и это был прекрасный и очень обнадеживающий повод для радости, ведь это значило, что он наконец-то и правда начинает идти на поправку. – Ну наконец-то, это же просто отличные новости! Нужно будет обязательно сообщить о них Ее Сиятельству, – облегченно выдохнул и сам мокрый как мышь после всех этих нехитрых, но требующих некоторых физических усилий процедур Хёкджэ, услышав слова Аи и помогая девушке собрать разбросанные по полу грязные полотенца, несмотря на все ее горячие заверения в том, что она сама прекрасно справится с этим и что не герцогское это дело – заниматься уборкой, но когда Хёкджэ волновали подобные вещи? Уж не на поле боя или в разведывательных походах, где не было ни камердинеров, ни горничных и он сам был вынужден – о ужас и кошмар! – не только надевать одежду и взбираться на лошадь, но и накладывать себе еду, готовить и даже стирать. Нет, Хёкджэ никогда не принадлежал к изнеженным аристократам, не умеющим позаботиться о себе без целого штата прислуги, и не чурался любой работы, и помочь уставшей девушке собрать с пола грязные тряпки было меньшим из того, что он мог сделать сейчас для Аи. – Конечно, лучше бы вы так заботились и переживали о себе, чем о других… – недовольно пробормотала себе под нос девушка, даже не ожидая, что ее услышат. – Что-что? – краем уха услышав бормотание Аи, изумленно вскинул брови Хёкджэ, резко выпрямляясь и удивленно глядя на девушку, которая впервые в жизни позволяла себе в его присутствии столь вольное поведение, но последние дни и проведенные вместе часы определенно сблизили их. – Лучше бы вы так же заботились и переживали о себе, как о других, – решив, что ей уже нечего терять, спокойно повторила Аи и в ответ на полный недоумения взгляд герцога пояснила: – Ваша губа, Ваша Светлость. Я дала вам мазь и объяснила, как за ней ухаживать, чтобы от раны не осталось и следа, но вы, очевидно, пренебрегли моими рекомендациями, и теперь у вас останется шрам, – недовольно поморщилась девушка, заставляя Хёкджэ виновато улыбнуться и на автомате нащупать кончиками пальцев уже почти зарубцевавшуюся ссадину: – Что поделать, если мои незначительные царапины интересуют меня куда меньше чужих жизней, – бросив мимолетный взгляд на раскинувшегося на кровати и сладко спящего мальчишку, усмехнулся Хёкджэ, думая, что этот едва заметный шрам станет ему отличным напоминанием о том, что иногда не стоит нырять в омут с головой и терять рассудок и как опасно далеко может зайти даже самая невинная игра. К тому же… одним шрамом больше, одним шрамом меньше – какая, к черту, разница?