My obsession

– Тебе нужно хорошо питаться: ты выглядишь слишком худым, – недовольно пробормотал Хёкджэ, с трудом отрываясь от губ мальчишки и глядя в его все еще подернутые поволокой горького наслаждения глаза. – Обещай мне, что будешь следить за своим здоровьем, хорошо? – слишком серьезно для человека, испытавшего оргазм всего пару минут назад и все еще нежащего в своих объятиях разомлевшего любовника, попросил мужчина, вопросительно глядя на постепенно приходящего в чувство Донхэ, который лишь испуганно посмотрел на Хёкджэ и кивнул, не понимая, к чему этот разговор, особенно сейчас, когда у них осталась лишь эта ночь и все уже давно проговорено и обсуждено на три круга. – Хорошо. Я просто… Просто я хочу, чтобы ты позаботился о себе и был осторожен, пока я буду в отъезде, – Хёкджэ с беспокойством смотрел на Донхэ, отчетливо ощущая, как дурное предчувствие в его груди с каждым мгновением становится лишь сильнее и сильнее, но, кажется, безмятежно улыбающийся и едва ощутимо скользящий кончиками пальцев по его скулам мальчишка вовсе не разделял его опасений. – Я говорю совершенно серьезно, – почти не наигранно нахмурился мужчина, с легкостью перехватив шаловливую руку и, не сдержавшись, медленно, нежно коснулся губами чуть шероховатой подушечки каждого пальца, не спеша разрывать зрительный контакт и словно стараясь удержать мальчишку в плену своих глаз. – Я хочу, чтобы ты был крайне осторожен, пока меня не будет в столице, и заботился в первую очередь о себе, а уже потом – обо всех остальных… Да-да, сначала лишь о себе, – поймав полный удивления и недоверия взгляд Донхэ, тут же заверил мальчишку в правдивости услышанного Хёкджэ и, прочитав невысказанный вопрос в глазах Донхэ, поспешил ответить на него: – Именно о себе. И лишь затем о принце, нашем плане и обо всем остальном. Не переживай, помимо тебя о них есть кому позаботиться. Особенно о принце. Поэтому… Пообещай мне, что будешь хорошо о себе заботиться, хорошо? – Хёкджэ вопросительно посмотрел на мгновенно посерьезневшего Донхэ и, получив от него в ответ утвердительный кивок, с трудом сдержал облегченных вздох, словно это немое обещание и правда могло иметь значение, хотя для Донхэ, для самого Хёкджэ, для них… разумеется, имело. – И еще. Все послания и указания вам я буду передавать через герцога Йорга и только через него, – наверное, уже в сотый раз повторил Хёкджэ, который все еще не мог перестать радоваться возвращению в столицу старого друга, заскучавшего в добровольной ссылке и все же решившегося присоединиться к восстанию. Хотя… все они прекрасно знали, что дело не только в этом, но и в том, что вся семья его обожаемой супруги стала жертвами Комиссии по нравственности и что главный мотив здесь – личная месть, но… разве это не одна из самых веских причин, способных побудить человека к действию? – Я знаю, что ты знаешь, но я просто волнуюсь, хорошо? – поймав недовольный взгляд Донхэ, не понимающего, почему они должны тратить последние минуты наедине друг с другом, чтобы повторять то, что и так известно, тихонько рассмеялся мужчина, но, вспомнив, что ему еще предстоит разговор с мальчишкой на одну весьма и весьма щекотливую тему, резко посерьезнел и, наконец-то скатившись с недовольно поморщившегося Донхэ, которому ну никак не хотелось сейчас отпускать от себя Хёкджэ, сел на постели, напряженно глядя на нахмурившегося мальчишку. – И мне… То есть нам нужно поговорить еще кое о чем, – наконец-то собрав в кулак всю свою решительность, рвано выдохнул мужчина и, дождавшись, пока стыдливо кутающийся в простынь Донхэ тоже усядется на постели, прекрасно чувствуя, что им предстоит еще одна очень серьезная беседа, и приготовится слушать, приступил к тому, о чем ему говорить не очень-то хотелось, но… стоило. Определенно стоило. Ведь это было… слишком важно, чтобы Хёкджэ выпустил это из виду. – Я просто хотел сказать тебе вот о чем… – немного робко начал мужчина, но, сделав над собой усилие, продолжил куда увереннее: – Если вдруг что-то пойдет не так и ваше убежище обнаружат, то я хочу, чтобы ты знал, что в том доме не один, а два тайных хода. Да-да, – поймав удивленный взгляд мальчишки, поспешил подтвердить Хёкджэ. – Первый – тот, о котором мы уже рассказывали вам с Кюхёном, в подвале, а второй... второй находится в малой библиотеке, за одним из шкафов, рычаг – третий справа цветок на барельефе каминной полки, нужно повернуть его три раза по часовой стрелке до щелчка, и тогда откроется ход, всего на пятнадцать секунд, но этого будет достаточно, чтобы скрыться. К тому же об этом ходе и о том, куда он ведет, не знают даже хозяева дома, так что… можно считать его самым безопасным. И если ты пойдешь по нему, то через двадцать минут окажешься на улице Благоденствия в купеческом квартале. Там, всего в паре домов вниз по улице, есть трактир «Золотая вилка», его держит мой друг, Юнхи. Я хочу, чтобы ты пошел туда и обратился к нему. Нужно просто назвать свое имя, он сразу поймет, кто ты, и поможет тебе скрыться, хорошо? – закончив эту тираду, Хёкджэ подарил мальчишке еще один вопросительный взгляд и, получив от него в ответ резкий, напряженный утвердительный кивок, зачем-то спросил еще раз: – Малая библиотека, третий справа цветок, три раза по часовой стрелке до щелчка, трактир «Золотая вилка», хозяин Юнхи – запомнил? – заставляя Донхэ чуть досадливо поморщиться и еще раз подтвердить для Хёкджэ, что он все прекрасно услышал и запомнил. Еще с первого раза. Но почему-то слишком разнервничавшийся Хёкджэ предпочел убедиться в том, что с памятью и рассудком Донхэ все в порядке, а может… может, он просто оттягивал время перед следующей, самой неприятной и столь же закономерной частью их разговора с Донхэ. – И еще… – шумно выдохнув и стараясь не обращать внимания на недовольный взгляд мальчишки, продолжил Хёкджэ, сцепляя пальцы рук в замок и зачем-то пристально глядя на них, хотя… наверное, лишь затем, чтобы не смотреть в глаза Донхэ и не видеть боль, недоумение, возмущение и злость на его лице. – Если в походе со мной что-то вдруг случится, то… тебе тоже стоит обратиться к Юнхи. Вернее, нет, не так, если со мной вдруг что-то случится, тебе обязательно нужно будет обратиться к Юнхи. Он знает, что нужно делать в таком случае, и… у него будут все бумаги, которые он должен будет передать тебе. Новые документы, поверенные грамоты, банковские векселя, деньги на первое время и еще бумаги на одно из моих южных поместий… Что ты делаешь?! Донхэ?! – изумленно воскликнул Хёкджэ, когда на него внезапно рухнуло нечто тяжелое, заваливая на кровать и прижимая к ней, а на его рот опустилась чуть влажная ладонь побелевшего от ярости и нависшего над ним юноши, глаза которого сейчас едва ли не метали громы и молнии и, казалось, еще немного – и испепелят Хёкджэ. – Донхэ… Донхэ, я… – попытавшись было выбраться из неожиданно цепкой для такого хрупкого мальчишки хватки, постарался дозваться до разозленного Донхэ Хёкджэ, но вместо слов изо рта мужчины вырывалось лишь невнятное мычание, и ему пришлось провозиться ни одну минуту на то, чтобы наконец-то высвободиться из крепких, больше похожих на путы объятий этого не желающего слушать правду ребенка и вновь обрести способность говорить. – Проклятье! Донхэ! – не сдержавшись, выругался мужчина, вновь садясь на кровати и сжимая все еще злого и пытающегося бороться с ним мальчишку в своих руках, потому что… что-то подсказывало Хёкджэ, что, отпусти он мальчишку сейчас, тот просто сбежит от него – из их постели, из их покоев, из их дома, и их разговор так и останется незаконченным, а Хёкджэ было так важно, чтобы Донхэ ЗНАЛ. Все. Даже если он и вовсе не хотел знать этого. И мужчина прекрасно понимал, что каждое его слово сейчас вновь причиняет хрупкому еще неокрепшему сердцу невероятную боль, но… кажется, у них просто не может быть иначе. Тихо, мирно, спокойно, безмятежно, без слез, потерь и боли – нет, эта сказка была вовсе не про них. По крайней мере пока. Однако… даже у плохих историй возможен хороший конец, ведь так? Кто бы знал, как Хёкджэ хотелось верить, что это именно так. Но их истории, увы, еще слишком далеко до конца. И поэтому… им нужно поговорить. Обязательно. – Виконт Ли! – сурово прикрикнул на бьющегося в его руках мальчишку Хёкджэ, заставляя того всего на пару секунд замереть и обжечь мужчину очередным злым взглядом, но сейчас Хёкджэ мало волновала эта злость. Она пройдет. Как и все остальное. А те слова, что должен сказать ему Хёкджэ... Они останутся в его голове. Навсегда. И если с ним вдруг и правда что-то случится, то он должен знать, что с этим ребенком, и так достаточно настрадавшимся по его вине, все будет в порядке. И что у него будет возможность продолжить достойную жизнь и без него. Без Хёкджэ. Как бы сильно этот вариант ни не нравился мужчине. – Так-то лучше. Может, посидишь спокойно пару минут и позволишь мне закончить? А потом, я обещаю, можешь делать со мной все, что твоей душе угодно! Хоть сломать нос или подбить глаз! Хорошо? – Хёкджэ вопросительно посмотрел на мучительно скривившегося и закусившего губы Донхэ, который, промедлив пару секунд, все же соизволил милостиво кивнуть и разрешить Хёкджэ сказать все то, что он собирался. – Ну слава богу! Я просто хочу, чтобы ты знал: я еду вовсе не играть в детские игрушки. Эта поездка далеко не так безопасна, как нам бы хотелось, поэтому со мной действительно может что-то случиться. И я должен быть уверен, что даже в таком случае с тобой все будет хорошо. Я не говорю, что это случится, нет-нет. Более того, я постараюсь приложить все силы, чтобы ничего такого не произошло, но… просто ты должен знать, что делать в таком случае. И все, – срывающимся и почему-то вдруг переставшим слушаться его голосом начал Хёкджэ, чувствуя, как от колючего взгляда Донхэ его кожа покрывается липкими неприятными мурашками. – Так вот, у Юнхи есть все нужные документы и средства, чтобы помочь тебе незаметно покинуть столицу. Тебе нужно будет поехать на Юг, в мое поместье на Радужном берегу. Через пару месяцев туда должны будут приехать моя сестра и твой кузен… Вам стоит позаботиться друг о друге. Не знаю, как будет обстоять дело со всем остальным моим имуществом, на него вполне могут наложить арест, но это поместье… было даровано еще моему прадеду первым королем Аарона, и никто не посмеет покуситься на него, поэтому… там будет безопасно. К тому же... мое завещание уже у нужных людей… И не смей отрицать это! – снова прикрикнул на Донхэ мужчина, опять увидев у того на лице это упрямое выражение и намерение отказаться. – Я обязан позаботиться о тебе! В конце концов, это из-за меня ты оказался здесь! И твои родители, твой дом… Все это тоже из-за меня! А я пообещал твоей матери заботиться о тебе! Поэтому, пожалуйста, прошу тебя, не будь глупцом и упрямцем… Просто скажи мне, что в случае чего ты воспользуешься этим планом и примешь мой... подарок… Да, считай, что это мой подарок, и я прошу… прошу, чтобы ты его принял… – перейдя с криков на мольбу, Хёкджэ пристально посмотрел на выглядящего с каждым его словом все растеряннее и недовольнее мальчишку, который, промедлив пару секунд, все же утвердительно кивнул, еще сильнее поджимая губы. И Хёкджэ искренне надеялся на то, что если с ним и правда что-то произойдет, то Донхэ… Он примет его подарок и воспользуется этим шансом на более-менее нормальную жизнь, даже несмотря на то, что сейчас Хёкджэ просто вынудил его дать ему это обещание. – Спасибо… Ты даже не представляешь, сколько для меня это значит… – тихо пробормотал мужчина, чувствуя, как у него на глаза наворачиваются жуткие горькие слезы, а в горле встает отвратительный ком, но уже в следующее мгновение Хёкджэ совершенно забыл о них, потому что Донхэ, всего пару мгновений назад неприступный, разозленный и жутко колючий, как маленький еж, сейчас крепко сжимал его в своих руках, глядя на мужчину с такой преданностью, грустью и нежностью, что это буквально разрывало сердце Хёкджэ на части, но… сегодня эта боль, все их споры и так и не улаженные разногласия не должны были мешать им, ведь… возможно, это была их самая последняя ночь. Вдвоем. И эта ночь должна быть полна лишь любви, а не боли. Хотя… горечь всегда придавала их поцелуям, их касаниям и их чувствам совершенно особое значение и совершенно особый вкус, заставляя ценить на вес золота каждое проведенное рядом мгновение и каждое так и не высказанное вслух «Я тебя люблю…».