Всему свое время

Двацветок раннее детство провел в Лондонском приюте. Он родился на британской земле, но его мать была уроженкой Китая. Отец бросил их, когда Двацветок был ещё в утробе матери, и для нее это был серьезный удар. Роды проходили тяжело, с осложнениями, его мать умерла от инфекции, успев только дать ему имя. А отец так и не был найден. Двацветок всегда думал, что раз он, по сути, не знал свою мать, то она для него не умирала и ничего он не переживал. Он считал себя счастливчиком среди тех, кто успел привязаться к своим родителям, и счастливчиком вообще, верил в справедливость и всегда оставлял всю ответственность разумным людям. Ну, почти всегда. На деле он замкнулся на себе, своих иллюзиях и выдуманных достоинствах людей. Его любили девочки. Он очень много с ними общался, находясь постоянно в их кругу, потому что они не дразнили его за очки, а скорее даже наоборот, уважали, думали, что он сын какого-то ученого. К тому же, он был умным парнем, умел читать, писать и считать аж до миллиона. Девочки плели ему венки и даже косички в промежутках между стрижками. Ему было почти пять лет, когда Ринсвинд попал в приют. В отличие от Двацветка, который провел здесь большую часть своей жизни и общался с разными детьми, Ринсвинд общался только со своим дедушкой и вообще мало выходил из дома. Двацветок вызвался помочь ему с адаптацией. Поникший и какой-то высохший от горя мальчик молча кивнул тогда и позволил взять за руку и увлечь за собой. В первый же день он сказал Ринсвинду, что его родители умерли, но верил, что они пожили и увидели все, что хотел бы увидеть человек за всю свою жизнь и были счастливы. До чего же наивный он. И грустный, за всей этой своей широкой лыбой. Ринсвинд, перескакивая с одного на другое, поведал ему о том, что сам он родом из Ньюхэма, самого грязного района Лондона, что дедушка дал ему неплохое домашнее образование, научил писать и читать, а еще своим древним, как мир, фокусам. И да, его дедушка действительно повидал мир и умер от старости. Двацветок слушал его истории с открытым ртом. Разоткровенничавшись, он по секрету рассказал, что Двацветок - это не его настоящее имя (которое Ринсвинду показалось милым, но странным), а прозвище, своего рода, английская адаптация. - На китайском языке оно вообще звучит как Льангхуа - “два цветка”. Но мне больше нравится английский вариант. - Льянг - это два, а Хуа - цветок? - Да. Мама меня так назвала перед тем, как…- по мере того, как он говорил, из его голоса уходили эмоции. - О, Господи. Соболезную... - Спасибо. И “Двацветок”, понимаешь, - мальчик застенчиво улыбнулся, - это кличка, для друзей. Ринсвинд улыбнулся в ответ, понимая намек. *** Им по шесть-семь лет. Двацветок - пухлый, маленький, жизнерадостный, оптимистичный, живой, любопытный. Ринсвинд - неприхотливый, боязливый, пессимистичный, раздражительный, длинный и мало того, что худой, как палка, был к тому же ужасно болезненным. Двацветок навещал его в больничной палате, помогая медсестре и с настоящей заботой промакивая ему лоб и меняя воду в чашке. Двацветок любил сказки и хотел домашнего дракона. Он всегда с удовольствием читал ему на ночь. Ринсвинд в такие моменты закрывал глаза и вспоминал деда, на душе было тепло и он быстро засыпал. Когда Ринсвинд почувствовал себя лучше, он начал показывать ему фокусы. И хотя никто из детей уже поколениями не ловится на глупый фокус с исчезновением пальца или с появлением карандаша из уха, Двацветок всегда с восторгом хлопал в ладоши и не замечал ни реквизита, позорно выпадающего из-за уха, ни веревочек, позволяющим йо-йо якобы летать, ни перевернувшейся случайно карты. Он был горд за Ринсвинда и поддерживал его даже тогда, когда отрицать лажу было невыгодно или глупо. Иногда Ринсвинд думал, что он над ним издевается, или что он больной на всю голову, но Двацветок так искренне и радостно улыбался, что вся его злость лопалась, как мыльный пузырь. А гордость за свои попытки творить иллюзии росла. *** Ринсвинд со своим душевным радаром на неприятности вовремя оттаскивал чересчур дружелюбно настроенного друга от старших мальчишек, причём часто в ущерб себе. Когда они не успевали убежать, били обычно Ринсвинда, Двацветок же ухаживал за его ранами как... как... гребанная мама и начинал плакать, а иногда даже злиться. Именно в такие моменты Ринсвинд видел его истинное лицо и не жалел ни о чем, даже о том, что спина болит так, будто по нему бешенная старуха - колясочница проехалась. Лишь один раз Двацветок дал сдачи. Когда один из мальчишек начал оскорблять его мать. Самое интересное, что досталось после этого опять Ринсвинду, но Двацветок, схватив доску с расписанием кружков, начал махать ей во все стороны и кричать угрозы, при этом шепелявя сквозь выпавшие передние зубы. Как из ниоткуда появилась воспитательница и наваляла всем; особенно строгий выговор с воздыханиями был сделан Двацветку, сломавшего рамку с расписанием о чью-то голову или плечо. “А ведь ты такой хороший, чувствительный мальчик, ах…” Но Двацветок не обращал на них внимания, поскольку Ринсвинд ему заговорщически улыбнулся и подмигнул. Или так казалось из-за заплывшего глаза… такую смелость Ринсвинд очень оценил. Он только говорил, что боится, тут же придумывая себе тысячу оправданий, чтобы вылезти из постели и пойти шкодить. Когда они не спали ночью, когда воровали еду с кухни, или мстили вредной медсестре, Ринсвинд всегда был заводилой, игроком, любителем рискнуть, а Двацветка это притягивало со страстью молнии, ищущей свое пристанище на дереве. В которой стыдно было признаться, потому что его жизнь без него была бы вялой и скучной. *** Проблемы у Ринсвинда начались, когда Двацветка взяла себе одна очень милая китайская семья и тот просто не смог устоять. Он извинялся и извинялся, а Ринсвинд чувствовал себя преданным и очень, очень одиноким. Некому было больше прикрывать его проказы, с невинным видом рассказывая о том, что они наблюдали за бабочками. Никому не сдались его фокусы, до тошноты надоевшие воспитателям и медсестрам. Он стал неряшлив, бледен, перестал следить за тем, что говорит и что ест. Его мучили панические атаки и навязчивые мысли о чудовищах, подстерегающих за углом. Особенно страшной была прачечная с этими огромными рычащими машинами. Он продолжал вылезать ночью из кровати, чтобы наведаться на кухню, каждый раз ожидая, что Двацветок уронит кастрюлю с полки или привалится рядом к стене с глубокой одышкой. Шесть мучительных месяцев прошло без единой весточки от коротышки, прежде чем самого Ринсвинда в возрасте десяти с половиной лет не решила-таки взять одна семья из Лондонского района Хакне. В мальчике поднялась борьба: он хотел иметь маму, но ему был страшен сам криминальный Хакне, про который дети говорили, что он хуже, чем Глазго… и все же семья для него была важнее. Прожив там около четырех лет, он успел столкнуться с тамошним дружелюбием и стал совсем сухим и поджарым, поскольку приходилось постоянно бегать от школьной… элиты. Ринсвинд отточил свои навыки выживания. Здесь он получил большую часть своих шрамов, но никогда не показывал их приемным родителям: не хотел расстроить, или, чего доброго, разочаровать их. Они были неплохими людьми, может, чуть более беспомощными и рассеянными, чем следовало бы, но все же. А ещё у них была собака - маленькая вредная такса, которую Ринсвинд тоже по-своему полюбил. О Двацветке ничего не было слышно. *** Настал день, когда все перевернулось вверх дном. Приемного отца прирезали из-за долгов, а мать спилась, совсем перестав обращать на приемыша внимание. Посыпались сообщения властям от учителей, что мальчик бесхозный, грязный, ещё и шатается Бог пойми с кем, и его забрали социальные работники, отдав под временную опеку патронатной семье из Лондона с окладом и педагогическим образованием. Это немного выровняло его расшатавшуюся психику, хоть они и не смогли стать ему по-настоящему родными людьми. В 18 лет он от них отсоединился вместе с тем, что удалось скопить из пособия, и шатался по свету, пытаясь понять себя и свое место в мире (или это могло быть бессознательным желанием случайно натолкнуться на Двацветка), активно использовал свои незаурядные языковые способности, начавшие развиваться благодаря общению с многонациональными сиротами в приюте. Вообще, у него была одна заветная мечта, которую он и собирался исполнить, осев на некоторое время в Москве. Он поступил в цирковое училище на специальность фокусник-манипулятор, но его выперли с первого курса, во-первых, из-за того, что он не смог найти работу и у него попросту не было денег, а во-вторых, ему не хватало природной гибкости пальцев и скорости реакции. Это был провал, после которого Ринсвинд стал страшно сварливым, ленивым и пофигистичным, полностью и безоговорочно поверившим в правдивость закона Мерфи. Едва не осев на самое дно, он все же выправился, найдя применение своим географическим и языковым способностям в небольшом бюро переводов. Пройдя курсы повышения квалификации, он смог заниматься переводом юридических и технических документов, тем самым накопив денег для возвращения на родину - в Великобританию. Занимаясь своим делом и медленно шагая по карьерной лестнице, он мирно жил один в своей квартире до того дня, как его не пригласили переводчиком на семинар по проблемам развития страхового рынка.