Всему свое время

У штатного переводчика китайской делегации произошли какие-то крупные семейные проблемы и, можно сказать, Ринсвинду повезло. Пока все говорили по-английски, необходимости в услугах Ринсвинда не наступало, и он слушал вполуха. "Приоритетные задачи… бла-бла… доверие потребителей страховых услуг… Сейчас какой-то там сяньшэн поделится зарубежным опытом использования информационных технологий в страховании"… Ринсвинд навострил уши. Скоро его выход. Полилась мелодичная китайская речь. Сердце Ринсвинда пропустило удар. Это же он, черт возьми. Двацветок. Он едва успел спохватиться и начать переводить, а то слушатели уже начали недоуменно моргать и крутить колесико увеличения звука. Когда он заговорил, человек двадцать подпрыгнуло на сиденьях, чем вызвали злорадную усмешку у Ринсвинда. Впрочем, она быстро пропала, поскольку он все внимание переключил на Двацветка, переводя его доклад. Он не первый раз слышал, как тот говорит на родном языке, поскольку друг всегда интересовался культурой своей матери. Переводить его было одно удовольствие. Двацветок всегда отличался грамотностью, да и просто близость друга и его голос вызвали у него колоссальное облегчение. Он словно с ним самим разговаривал сейчас. Когда Двацветок откланялся и присел обратно на место, Ринсвинд почувствовал, что дрожит, как осиновый лист. Его бросало то в жар, то в холод, он не мог усидеть на месте, боясь подавать знаки китайцу. А вдруг ему пригрезилось? Больше всего ему хотелось сорваться с места и дать говнюку по морде. За то, что бросил его. А потом обнять как можно крепче. После окончания семинара он, как никогда взволнованный, отправился искать китайскую делегацию. Разглядывая вежливо улыбающиеся лица, он вытянулся, как струна, когда заметил среди них маленького пухлого человечка в строгом чёрном костюме, больших очках и с аккуратно уложенными остатками волос на практически лысом черепе. Он осторожно помаячил перед ним, надеясь привлечь внимание. - Извините... ваше имя случайно не… - Ринсвинд! О, Боже, как я рад тебя видеть! Ринсвинд вдруг понял, что совсем на него не обижается. - Аналитик страховой отрасли, надо же! - А ты - переводчик! Всегда знал, что ты со своим знанием языков далеко пойдёшь! - Ну уж не дальше, чем ты, - толпа постепенно рассосалась, и Ринсвинд наконец-то смог себе позволить тепло его обнять. - Ты знаешь, - тихо сказал Двацветок, крепко прижимаясь к нему в ответ, - Я пытался тебя найти. Много-много раз. Даже навел кое-какие справки в приюте. Но тебя, похоже, здорово помотало по свету. - Не извиняйся, - грустно улыбнулся Ринсвинд, - Теперь-то ты, надеюсь, дашь мне номер своего телефона. Двацветок рассмеялся. - Мне нужно переодеться. Зайдешь ко мне в номер? - Конечно. Да, это точно Двацветок. Только он мог привезти с собой целую кучу самого разного китайского хлама, чтобы чувствовать себя как дома. Среди его скарба были странные талисманы от демонов и картины с оными на стене для отпугивания злых духов, массивный дракон на столе и дурацкая пластмассовая кошка, машущая лапкой. “На счастье”. А в шкафу красовались фэнтези энциклопедии и драконология рядом с книгами, необходимыми для его профессии. Странно было это видеть у аналитика страховой отрасли, но совершенно нормально ожидать от Двацветка. Он мог быть ребёнком в душе и при этом отлично разбираться в своём деле: одно другому не мешало. Двацветок, наконец-то, вышел из-за ширмы, и Ринсвинд потрясенно уставился на него. Вместо набившего оскомину костюма для семинара, Двацветок оделся будто на ближайшей… китайской... барахолке. И прихватил тяжеленный фотоаппарат. Господи, Ринсвинд необъяснимым способом почувствовал, что он дома. - Ну что, соскучился по здешней еде? - Улыбался Ринсвинд, глядя, как Двацветок за обе щеки уплетает мясной пирог. - По правде говоря, да, - Двацветок с интересом осматривался, изучая интерьер забегаловки. - Как у тебя на личном фронте-то, кстати? Ринсвинд вздохнул. - Сверчки поют. А у тебя? Двацветок как-то забуксовал, словно не подумал, задавая вопрос, что получит вопрос встречный. - Ну, у меня две дочери, они уже взрослые… - Ух ты! А жена? Фотография есть? - Нет фотографии, - промямлил Двацветок, - Я её больше не ношу с собой. Она умерла. - О… соболезную, - этот разговор начал Ринсвинду что-то напоминать. - Да ничего. Зато у меня есть две замечательные дочки, - он скромно улыбнулся, помешивая ложкой чай. Ринсвинд долго прочищал горло, прежде чем придумать, что сказать. - Хочешь поглядеть на Темзу? Она, конечно, пованивает, но… - Конечно! - Оживился Двацветок, отряхивая руки от крошек и вставая из-за стола, - Пойдём! *** Большой колокол Биг-Бена пробил десять часов, Двацветок с восторгом фотографировал ночные огни, небо и мост, а Ринсвинд ежился от холода. - Если хочешь, завтра можем сходить на колесо обозрения. Оттуда можно наделать сотни прекрасных фотографий. - С радостью. Я буду свободен после пяти. - Жаль, думал пригласить тебя на чай, - улыбнулся Ринсвинд. - Ты можешь пригласить меня на чай сейчас. - Ах, тебе мало, колобок ты этакий? Ты же только что поел! - расхохотался Ринсвинд, пряча кисти в рукавах плаща. На второй день они снова поужинали в том же месте и шлялись по разнообразным достопримечательностям. На Двацветка постоянно оглядывались прохожие, видимо, побаиваясь, что он из тех китайских туристов, что писают на улице и лепят жвачки к статуям фараонов. Двацветок вежливо и жизнерадостно всем им улыбался, изредка лишь пытаясь перейти в неположенном месте или сфотографировать картину со вспышкой, из-за чего Ринсвинд всякий раз его одергивал. - Господи, как ты выживал до сих пор, - смеялся он, тяжело дыша, поскольку они только что убегали от разъяренной девушки, к которой Двацветок слишком сильно прижался в очереди, искренне не понимая, что не так. В итоге свернутой в трубу газетой досталось Ринсвинду, который рассыпался в извинениях. - Прости, Ринсвинд, - он поправил ему съехавшую с головы шляпу, - Я так давно не был здесь… - Неужели в Китае все настолько по-другому? Пойдём лучше ко мне домой, я же тебе обещал чай. Двацветок просиял. Дома у Ринсвинда нашлось что погрызть, сидя у телека, после чего он попытался научить Двацветка одному из своих нелепых фокусов с картами. Получалось неважно, но ему нравилось сидеть рядом и ненавязчиво касаться рук друга. В какой-то момент он почувствовал себя опьяневшим от общения с ним. Ему нравилось, что они сидят близко. Нравилось, что есть общие темы для разговора не только по работе, но и связанные с их общими увлечениями книгами, музыкой. Его жутко смущало и радовало, как Двацветок смотрит ему в рот, когда он говорит. Словно жизнь заструилась по его жилам, так он был счастлив. И хотя на третий день Двацветок уехал обратно, Ринсвинду жилось и работалось гораздо легче. Они общались в социальных сетях, и он знал, по крайней мере, что его друг жив-здоров. Оставалась, правда, одна загвоздка. Двацветок все еще не знал, что он гей. А у него жена была и все такое… Боже. *** Он неожиданно понял, что думает о нем постоянно. Причём это началось ни день, ни два, ни месяц назад. Он всегда был его прошлым, настоящим и будущим. И ему его здорово не хватало. “У меня никогда не будет устроена личная жизнь. Ты же знаешь, всякий раз, когда я начинаю мечтать и надеяться на лучшее, все мои мечты обламываются”. “Да прекрати ты! Ты замечательный зрелый мужчина, любая захочет быть с тобой! Вот увидишь, в один прекрасный день в своём почтовом ящике ты обнаружишь валентинку от тайной воздыхательницы!” Ринсвинд действительно получил валентинку, но не от тайной воздыхательницы, а от Двацветка. Он писал, что любит его и надеется на то, что его личная жизнь устроится. Ему хотелось и смеяться и плакать одновременно. Он издевается? Они что, школьные подруги, чтобы дарить друг другу валентинки с утешительными словами о том, что в школу придёт новенький и все образуется? От волнения у Ринсвинда скрутило живот. Он поднес блестящую открытку к носу, пытаясь учуять его запах. Закрыл глаза, и его услужливое воображение нарисовало картинку, в которой Двацветок дарит ему эту открытку совсем при других обстоятельствах. Ринсвинд не мог ему признаться. Они ведь всю жизнь были друзьями, и он только разрушит все и напугает Двацветка своими нелепыми признаниями. Он прямо так и видел, как открытая улыбка сползает с его лица. Открытка, недочитанная, отправилась в урну. *** Ринсвинд не понимал, почему они вообще общаются. Разные системы ценностей, разные жизни, разное… многое, вплоть до восприятия, предпочтений в еде и режима дня. Так почему же их так тянет друг к другу? Почему его, Ринсвинда, так тащит непреодолимое чувство, которое он боялся назвать любовью? Он скучал, Боже, как он скучал и не мог заставить себя перестать думать о нем хотя бы на секунду. Он был смешон сам себе, но что, если бы Двацветка это обрадовало? Он хотел увидеть его, услышать его голос, коснуться, и это было как никогда искренне и честно. Ринсвинд ценил его доверие, жизнелюбие, красочное воображение. Ценил ли Двацветок похожие вещи в нем? Он сомневался. Но что-то подсказывало ему, что он ему не безразличен. Хоть и в другом плане. Для Ринсвинда было чертовски странно думать о подобных вещах дольше минуты, но в последнее время у него это вошло в привычку. Он думал, подолгу, особенно сидя за каким-нибудь сложным переводом и нервно покусывая ручку. Когда он узнавал о том, что Двацветок собирается приехать, это всегда вызывало у него сумбурные, противоречивые чувства. Отрицания, гнева, даже ненависти к Двацветку за то, что идёт на контакт. Потом приходило воющее чувство тоски и скуки, а в конце - радость и любовь. Сам он никогда не делал шага назад, но и вперёд не стремился. Он мечтал о том, чтобы отправиться к Двацветку и пожить у него. Но его уже давно не торкала тяга к приключениям, он сделался апатичным и домашним. Это Двацветка теперь несло, видимо, в отместку детским годам, проведенным в приюте. Ринсвинд же стал тихим, дружелюбным и тревожным, вся его задиристость сидела глубоко внутри и дрожала от холода. Его съедали сомнения и страхи. Двацветок предлагал ему приехать, но всякий раз слышал отказ и извинения, сопровождаемые душераздирающими описаниями количества важной работы. - Я не узнаю тебя, Ринсвинд, ты стал слишком послушным. Старый Ринсвинд выгрыз бы свой кусок у судьбы… Старый Ринсвинд был наивным глупцом, верящим, что все проблемы можно решить силой мысли. Он действительно понял, что уходит в работу от всех своих проблем и уворачивается от вопросов про личную жизнь со скоростью антилопы, убегающей ото льва. “Ну не получилось у меня раз, зачем ты мучаешь меня, заставляешь ещё раз проходить через это, через отказы, страдания и насмешки? У меня и так один только ты остался, не могу я ещё и тебя потерять со своими дурацкими признаниями, “- вот и все, что крутилось в его голове. Он очень боялся показать свои чувства, свою любовь и остаться один ни с чем, с пустышкой, которую ему всегда показывали люди, создавая видимость общения, чтобы быстрее отстал, наверное. Или из жалости. Один лишь этот болван стоил того, чтобы, по крайней мере, не врать ему.