IDFC

Проснувшись в пустой постели, под солнечным теплым светом, в окружении приятных светлых стен и переливающихся лампочек, Эвен оглядел сложенные на краю кровати вещи, которые судя по всему принадлежали ему. Проведя рукой по лицу, он схватился за виски, почувствовав неприятную тупую боль. Приняв сидячее положение, он потянулся к мобильнику, лежащему на соседней подушке и салфетке, на которой кривым подчерком было написано: «Посмотри видео в первой папке, если необходимо.» Взяв гаджет в руки, шатен провел пальцем по экрану, щелкнув на нужный значок. «Привет, Эвен Бэк Насхайм. Как бы ты это не отрицал, но ты смертельно болен. Ты борешься с глиобластомой уже два года. Сейчас ты находишься на третьей стадии, когда твою жизнь лишь могут продлить, но не спасти…» Нахмурившись, парень продолжил вслушиваться в свой голос, пытаясь узнать хоть кого-то из тех, о ком говорил на записи. «И еще я хочу рассказать тебе об одном парне. Он великолепный. Он нереальный красавчик и у него сексуальная улыбка. Его зовут Исак Вальтерсен и ты обязательно узнаешь его по белым кудряшкам и зеленым глазам. Даже если ты не помнишь его, то верь мне на слово, ты безумно любишь этого мальчишку…» А потом на экране появился довольно милый паренек, чье лицо кажется и было знакомо, но мозг отчаянно не давал вспомнить Насхайму действительно ли этот блондин был его парнем. Закончив с видео, он слез с кровати, лениво натянув на себя штаны и футболку. С опаской выбравшись из комнаты, он оглядел незнакомое пространство, не понимая, как вообще тут оказался. Но тем не менее, как-то машинально, он двинулся вперед, точно уверенный в том, что за поворотом его ждет кухня. Оттуда раздавались звуки музыки и звон посуды. Вытянув шею и взглянув на Исака, покачивающего головой в такт песни, Эвен узнал мелодию и голос парня, читающего рэп. — Nas… — проговорил он и никак не ожидал, что его услышат. — Хей. — улыбнулся Вальтерсен, перестав помешивать тесто в пластиковой миске. Когда парень решил сделать блинчики, то никак не ожидал, что застрянет уже в самом начале, думая над тем, должно ли тесто быть таким жидким. — Хей, — выдавил улыбку Насхайм, подойдя ближе и пытаясь вести себя естественно, чтобы парень перед ним не догадался о том, что Эвен ни черта не помнит ни его, ни того места, где они находились. — Что ты делаешь? — Эм, завтрак. Кажется. Но думаю ты в этом более хорош, чем я. — усмехнулся Исак, наблюдая как шатен заглядывает в миску, удивленно дергая бровями. — Оно должно быть гуще. — Ага. Я тоже так думаю. Усевшись на гарнитур, Вальтерсен принялся любоваться Эвеном, что пытался все исправить и сделать их совместный завтрак хоть немного съедобным. Добавляя в емкость муку и сахар, Насхайм поглядывал на блондина, замечая, что тот напоминает ему котенка. Миниатюрный, с забавной улыбкой, рассекающей лицо от уха до уха, и сияющими зелеными глазами, которые, Эвен мог поклясться, становились ярче каждый раз, когда он в них смотрел. — Спасибо за ночь, — вдруг выдал Исак, застав шатена врасплох. — Я думал, что вообще не смогу получить оргазм в первый раз. Широко распахнув глаза, Насхайм опустил голову, уставившись на свои руки, которые задрожали, сильнее сжав венчик. Когда до Эвена дошло, что он даже не помнит первый секс со своим парнем, то его мозг казалось совсем поплыл. Но все же заканчивать игру «притворись, что ты все еще тот самый Эвен», он не хотел. Ну потому что Исак выглядел слишком… слишком… беззащитно? Шатену казалось, что если он признается, то паренька придется успокаивать, а Эвен был в этом не силен. — А тебе было больно? — поинтересовался Вальтерсен, прищурив глаза. — Я первый раз был в роли актива. Тебе понравилось? — А? — «ЧТО БЛЯТЬ?!» Но Насхайм обошелся лишь простым «А?» Насколько Эвен вообще мог помнить, то в роли пассива он никогда не выступал. Ну, потому что это просто не его. А тут… черт. — Эм, да, понравилось, — промямлил парень, ощущая как дрожит его голос. — Эвен, — окликнул блондин. — Не нужно притворятся. Это еще хуже, чем если бы ты напал на меня, посчитав грабителем. — Так ты меня не… — Нет. Расслабься. В кухне повисла напряженная тишина, прерываемая лишь звуками музыки. Эвен на секунду замер, еще раз взглянув на Исака, надеясь, что сейчас произойдет какой-то проблеск и все встанет на свои места. Но не через пять минут, не через десять ничего не изменилось. — Прости. — прошептал Насхайм. — Ничего. Просто больше не делай так.

***

Эвен был не просто нестабильным. Он был словно программа со сбоем. Парень то рассказывал о моментах, о которых даже не помнил я, то забывал название любимой книги и имена лучших друзей. Эти перепады были то вполне видимыми, то такими резкими, что я не успевал понять говорю я с тем самым Эвеном, которого впервые встретил на лестничной площадке, или с тем, что даже не помнил, где он живет. Насхайм пил много таблеток. Слишком много, как мне казалось. Алмотриптан против головных болей, который в свою очередь вызывал тошноту. После него обычно приходилось пить Мстоклопрамид против рвоты и затем еще немного Нортриптилина, который должен был держать настроение Эвена в балансе, но от него он больше хотел спать, нежели улыбаться. Когда после очередной порции лекарств, что почти заменили парню обед, он буквально повалился с ног, свернувшись калачиком на диване в гостиной, я подумал о том, что сейчас смерть для Эвена была бы самым лучшим подарком. Он так мучился, просыпаясь по утрам и пытаясь собраться в кучу. Иногда, едва открыв глаза, он бежал в ванну, потому что его желудок из-за сильных препаратов, почти разучился переваривать пищу и пытался избавиться от нее как только выпадала возможность. Когда Насхайм просыпался в собственной постели и не узнавал ничего вокруг, он до жути пугался, считая, что его похитили и хотят просить выкуп. А иногда, когда казалось и память на месте и боли не мучают, шатен смотрел в одну точку и я видел столько отчаяния в его глазах и лишь один вопрос, читающуюся на лице: «Для чего я вновь проснулся?» Каким бы сильным Эвен не пытался казаться, я видел как на самом деле он слаб. Как надоела ему эта бессмысленная борьба с врагом, который уже одержал победу. С каждым днем, часом и минутой, я замечал как безысходность окутывает его с головой и как все чаще он пытается сдерживаться, чтобы не закричать: «Я устал!» Присев в кресло, я взглянул на этого парня, тихо сопящего под тонким пледом. Он был красивым. До безумия. Слишком сильно заботился о тех, кого любил. В какие-то моменты позволял себе быть наивным ребенком. Он любил хорошую музыку и сопливые фильмы. Обожал готовить и читать. Ему нравилось мечтать о чем-то недостижимом и при этом он не жаловался, не имея возможности это получить. Он хотел иметь дом, в котором бы смог просыпаться и засыпать счастливым. В котором бы была мягкая кровать и маленькая удобная кухня. Где можно было бы проводить время, не переживая о разрухе и войнах. Где можно было бы жить и довольствоваться этим. Но вместо этого у Эвена был рак и я мог лишь сделать вывод, что Насхайм просто был слишком прекрасным для этого мира. В детстве мама рассказывала мне о людях, которых Бог удостоил своим вниманием, больше, чем всех остальных. И если он видел, что никто не мог оценить этих людей по достоинству, он возвращал их на небеса, где они становились самым яркими звездами во всей галактике и тем, кто на земле, оставалось лишь смотреть на них и восхищаться, не имея возможности прикоснуться к прекрасному. Эвен проснулся лишь к вечеру. Выбравшись из-под одеяла и оглядевшись, он остановил свой взгляд на мне, плотно сжав губы. Я, не долго думая, тут же поднялся на ноги, рванув на кухню. Сжав в одной руке две таблетки, а в другой стакан воды, я вернулся в гостиную, где парень уже сидел, оперевшись на спинку дивана. Молча выпив лекарства, Насхайм снова накрылся пледом, и запрокинув голову назад, что-то пробурчал себе под нос. Я молча вернулся в кресло, подогнув под себя колени и оглядев измученное лицо соседа. — Ты как? — тихо проговорил я, получив в ответ лишь печальный взгляд. — В норме, — спустя минуту все же выдал парень. — Сколько время? — Около восьми. — Вечера? — Ага. — А во сколько я лег? — Где-то к часу. — Вот блять, — выдохнул Эвен. Вновь вернувшись в уже привычное положение и удобно устроив голову на подушке, шатен потупил взгляд, а затем спросил: — Ты все это время сидел здесь? — Ага. — кивнул я, подперев подбородок рукой и слегка склонив голову. — Ты хороший, Исак, — улыбнулся он. — Кому-то очень повезет. — О чем ты? — не понял я. — Ну, после моей смерти ты ведь еще кого-нибудь встретишь? Ему очень с тобой повезет. И все мое хорошее настроение сменилось обреченностью, потому что Эвен так меня и не вспомнил. Прежний Насхайм никогда бы не завел такой разговор, потому что мы предпочитали не думать о том, что будет после. Это лишь разрушало те иллюзии, которыми мы пытались отгораживаться от реальности. Больше всего я боялся, что однажды этот перерыв, в котором Эвен пытался понять самого себя и сложившуюся ситуацию, затянется, и тогда я буду вспоминать снова и снова последний день, в который он еще знал кто мы такие. Когда он помнил о других вселенных и тостах с кардамоном. Помнил о первом поцелуе и походе в Икею. Помнил обо мне, лежащем на больничной койке, и о работе в библиотеке. Я знал, что когда-нибудь память Насхайма все же одержит верх окончательно и он уже больше никогда не вспомнит о нас. — Наверное повезет, — прошептал я. — Но я не хочу об этом думать, — сменив позу и откинувшись на спинку кресла, вытянув вперед ноги, я взглянул куда-то поверх головы Насхайма, лишь бы не видеть сейчас его лицо. — На самом деле, я не думаю, что после всего смогу быть с кем-то еще. Я не представляю, что смогу целовать кого-то кроме тебя или с кем-то говорить так же, как с тобой. Я и не хочу этого представлять. — Разве ты не хотел бы влюбиться снова? — нахмурился шатен, сжав в кулаке край одеяла. Я задумался, вновь взглянув на Эвена. Возможно ли вообще полюбить кого-то так же сильно как его? Неужели на свете может найтись хоть один человек с такой же обворожительной улыбкой, такими же яркими голубыми глазами, посмотрев в которые, ты будто теряешься во времени, не замечая как проносятся мимо дни, и таким же будоражащим кровь голосом, от которого по спине бегут мурашки и сердце бьется быстрее? — Нет, — тихо проговорил я. — Не хотел бы. — Ты же не можешь всю жизнь быть один. Вновь оторвав голову от подушки, Насхайм поднялся на ноги, подойдя к креслу и уставившись на меня сверху вниз. Его лицо было таким сосредоточенным, будто он отчаянно пытался вытащить из памяти какой-то момент, о которым успешно позабыл. Минута за минутой, парень так и стоял, почти не двигаясь. Он то сжимал, то разжимал кулаки, собирая мысли воедино как-будто желая сказать мне что-то очень важное. — Мне снилось много всего, пока я спал, — заговорил шатен и я вздрогнул от того каким громким показался его голос в полной тишине. — Но я не знаю, что из этого просто сны, а что воспоминания, — переминаясь с ноги на ногу, парень опустился на пол, устроившись в позе лотоса. — Мне снилась больница. Я был в комнате, которая очень была похожа на палату, в которой я лежал, когда был в Швейцарии. Я не знаю, что со мной было, но могу предположить, что я проходил там лечение. Про Швейцарию я помню четко. — Да, ты был там перед тем как приехать в Осло. — И я был в палате не один. Там была женщина… — потупив взгляд, сосед приоткрыл рот, а затем резко его закрыл, словно боясь сказать лишнего. — И еще там был какой-то парень. И ты. — Да, это тоже было. — И помню… — Эвен вдруг потянулся к моим рукам, перевернув их ладонями вверх и уставившись на бледные шрамы, к которым я уже успел привыкнуть. — Люди делают это, когда чувствуют себя одинокими. Вдруг ты захочешь снова сделать это? Закусив губу, я громко выдохнул, не зная что я должен сказать. Наврать, чтобы сейчас Насхайм не чувствовал себя виноватым? Или же сказать правду, признавшись во всей той невыносимой боли, что он приносит и еще принесет? — Каждый раз… — сглотнув, я сильнее сжал подлокотники кресла, почувствовав неприятное покалывание в кончиках пальцев. — Каждый раз, чувствуя себя одиноким, я обнимал тебя крепче и тогда все становилось лучше. Но возможно в следующий раз, когда мне снова станет тоскливо, тебя уже не будет рядом и я не знаю кого мне обнимать тогда. Я не смогу справиться с этой грустью без тебя. Я просто не захочу с ней справляться и позволю этому уничтожить себя. — Но ты не должен приносить себя в жертву. Это так неправильно, Исак. — Мне кажется если ты что-то любишь, можно нарушить все правила. Потому что, знаешь, любовь — это в каком-то смысле тоже неправильно. Она противоречит чувству самосохранения. Ты добровольно отдаешь кому-то всё, что у тебя есть, зная, что в любой момент этот человек может всё разрушить. Но тем не менее то, чего я так боялся, в какой-то степени спасло меня, — накрыв руку Эвена своей, я поднес ее к губам вдохнув легкий запах мыла. — Всю свою жизнь я был безразличным. Мне было плевать на многие вещи, к которым стоило бы относиться серьезно. Я лгал себе и всем остальным. Я жил так, потому что так было проще. Я не хотел быть собой, наверное, потому, что и не знал кто я. И всего на секунду я увидел проблеск в глазах Эвена. Его пальцы переплелись с моими и хоть я и знал, что он по-прежнему не помнит всего того, что мы пережили, но теперь он точно вспомнил меня. Мои руки, мои шрамы и мой голос уже не казался ему чужим. Где-то внутри он чувствовал как я важен для него, но не мог понять почему. — Ты подарил мне столько эмоций за такой короткий срок. Ты заставил меня верить в невозможное и я все еще ищу способ все это удержать. Я не представляю как жил без тебя раньше и не знаю как буду жить после того, как ты уйдешь. Я знаю, что сейчас для тебя эти слова мало что значат, потому что ты не помнишь всего того, что помню я. Но даже если однажды и придет день, когда ты оставишь меня одного со всем этим, я никогда не пожалею о том, что это был именно ты. Почувствовав как Насхайм обхватывает мое лицо своими ладонями, стирая со щек слезы, я поднял на шатена глаза, встретившись с его теплой улыбкой. — Если хочешь сохранить что-то навсегда, ты должен потерять это. — проговорил Эвен, прислонившись губами к моему лбу. — Мне понадобилось время, чтобы это понять. — шмыгнув носом, я опустил голову, чувствуя что-то непонятное, разрывающее меня изнутри. Обреченность смешанная с разочарованием и странным облегчением. В этот момент я будто стоял на пороге дома, решаясь шагнуть вперед или же отступить, вернувшись к той жизни, что была снаружи. Там где был Исак, который ненавидел всех вокруг. Который считал, что жизнь в одиночку проще. Который избегал людей, потому что стоило к ним привязаться и они тут же исчезали. А внутри был Эвен. Такой теплый, знакомый до дрожи. Человек, который стал смыслом, который я стремительно терял. Человек, который приносил столько же счастья, сколько и боли. В этот момент я понял еще одну вещь. Мы с Эвеном так отчаянно боролись со временем, пытаясь выиграть хотя бы минуту, которая по сути не давала ничего. Смотря на парня, что возродил меня из пепла и убивал теперь, я осознал, что мы постоянно совершали одну и ту же ошибку. Мы боролись со временем вместо того, чтобы его принять. Чем крепче мы цепляли, тем быстрее оно ускользало. — Все будет хорошо. — прошептал Насхайм, уткнувшись мне в шею. — Все будет хорошо. — повторил я, впервые в жизни по-настоящему в это поверив.