Небо ястреба

      Стало легче мыслить и двигаться, как если бы земля под ногами уплотнилась, утратив былую зыбкость и шаткость, обретая нерушимость, от которой за несколько лет успел отвыкнуть. Поведя плечом, он ощутил ноющую, но в данный момент приятную боль, которая пройдет через день или два. Можно было бы вчера обратиться к Цунаде, но это было бы уже не то. К тому же, та наверняка заметила повреждение, но ничего не сказала, сосредоточившись на проверке анализов и заполнении его медицинского освидетельствования: полностью здоров. Как только данная справка ляжет на стол Какаши, пойдет обратный отсчет. Быть может, уже идет…       В этот раз, возвращаясь к себе, он обошел деревню медленным, размеренным шагом, наслаждаясь тем, в чем отказывал себе долгое время, – ощущением принадлежности. Ирреальное, невесомое, больше похожее на мираж, чем на что-то обладающее силой и плотью – таким оно было для него; цена и последствия. Вырвать ее из себя было его личным осознанным решением в угоду целям прошлого. Просто так подобное не проходит. И то, что стало появляться на пустующем месте, – само, возможно, даже против его воли – представляло собой суррогат, испестренный ранами, несовершенный, болезненный.       Идя по знакомой улице, Саске, наконец, смог оценить услугу, оказанную ему Какаши: дом стоит вдалеке, за ритмом шумных улиц, но не в изоляции, лишь в более спокойной части деревни, которой только предстоит ожить со временем. Не такая уж и плохая перспектива.       Втянув носом вечерний воздух, он прикрыл глаза. Ощущать эту чакру уже являлось обыденным, не отделимым от каждого дня, проведенного здесь.       Поднявшись на второй этаж, Саске заметил знакомый силуэт. Сакура сидела на полу, опершись спиной о стену, смотря на неспешно опускающиеся сумерки. Рядом нет привычных папок и сумки – это получилось отметить механически, как и то, что больше ей, как медику, нет нужды приходить к нему. Но хотя бы еще один ее визит был ожидаем и неизбежен.       – Давно ждешь? – вместо приветствия спросил Саске, вытаскивая ключи.       – Нет, – соврала Сакура, поднимаясь.       Цель известна, разве что стоило поблагодарить за предоставленное время. Можно было бы, но это, как и многое другое в их отношениях, не имело смысла. Прежде чем ключ повернулся в замке и открылась дверь, он ощутил нервное покалывание в пальцах от того, что итог разговора слишком неоднозначен, как и с Наруто, но одновременно иначе. Совершенно иначе просто потому, что это она.       Сакура села за стол, напряженно держа спину, взгляд рассеян, словно не здесь, а внутри себя, подбирает нужные слова для того, чтобы начать первой, ведь им обоим известно, что он, скорее всего, смолчит, если не спросить напрямую. К тому же, она сейчас должна быть в растерянности из-за двоякости ситуации: как шиноби и медик Сакура должна сообщить о случившемся Цунаде, такова задача – следить за самочувствием Учиха Саске, с другой стороны, скована его немой просьбой отложить на потом. Рационально ее выбор должен был пасть в пользу первого, но, несмотря на все, что произошло, Саске был уверен во втором. Надеялся.       – Ты потерял сознание, – в конце концов заговорила Сакура ровным, лишенным эмоциональных оттенков голосом, больше подходящим для рапорта. – Опустилась температура, выступила испарина. Глаза – радужка – стала бесцветной, как у Хьюго. Тебя скрутило. Сами мышцы натянулись. Я не смогла даже приподнять тебе голову, как если бы позвоночник был зафиксирован. С момента, как я вошла в комнату, прошло не больше минуты. Прежде чем получилось сориентироваться и предпринять какие-либо меры, ты стал медленно приходить в себя.       Слова воспринимались с определенной долей интереса. Значит, приступ был недолгим. Удивляться не стоит: увиденная им картинка сама по себе оказалась мимолетной, хоть и запоминающейся. Продлись оно все дольше, вызова медиков не удалось бы избежать.       Ее взгляд утратил отстраненность, стал ясным и внимательным: попытка заглянуть дальше, чем он должен ее пустить. Да, сейчас именно что «должен», ведь привычка защищать никуда не делась – привычка, тоже передавшаяся Саске. А может и его собственная, ведь так было всегда, с самого начала.       – И что ты хочешь услышать?       – Правду, – ответ прозвучал просто и требовательно, не оставляя иных вариантов, ведь это ее право хотеть знать, что происходит с ним, понять. – И… мне известно, что подобный приступ был и у Наруто.       Теперь он смотрит иначе, ощутимо напрягаясь от произнесенного имени, выжидающего, упрямого выражения лица напротив и понимания, что сейчас перед ним не просто девушка, которую знает с детства, не друг, хоть это слово и приемлемо для нее, а куноичи, которая ждет его ответа. Так и не получив какой-либо реакции, Сакура решила пояснить:       – Года два назад, когда Наруто сделали инъекцию для восстановления руки с помощью клеток Первого. Сам знаешь: процесс приспособления очень болезненный. Я… – она закусила губу, нервно скрестив ладони в замок, – в тот день решила проведать его. И увидела, как Наруто лежит на полу. Испарина, холодная кожа, глаза, мышечный спазм – все, как у тебя, но держалось немного дольше. Когда его доставили в больницу и провели обследование, все было решено списать на реакцию организма на вакцину. Индивидуальную реакцию, ведь у всех других, кому был введен тот же препарат, были только сильные боли, – акцентировала она. – И теперь ты.       Неожиданно Сакура потянулась к его левой руке, повернула ее ладонью вверх, чтобы видеть метку печати, вновь появившуюся и проступающую даже сквозь бинты.       – Это как-то связано с силой Мудреца, я права?       Для подтверждения этой догадки ей не нужны были его слова, Сакура все уже знала: поняла, сопоставив факты, возможно, найдя свиток или еще что-то – такой, как она, нужна лишь небольшая зацепка, чтобы получилось дойти до истока. Главное – мотивация и упертость, которых у нее, если дело касается его или Наруто, предостаточно. Имеет ли смысл продолжать защищать такого человека? Как и Наруто, и он сам, Сакура просто так не упокоится и не отступится – в этом представилось множество возможностей убедиться.       – Да, – коротко ответил он, принимая окончательное решение. – Дополнительное знание.       Ее пальцы еле заметно дрогнули на его ладони, после она убрала свою руку, показывая, что готова слушать.       – В чем оно выражается?       – В возможности видеть некоторые события, которые еще не произошли.       – В смысле, будущее? – определенный скепсис все же проскользнул в голосе, тонкие почти бесцветные линии бровей вопросительно и недоверчиво изогнулись.       – Называй как хочешь.       Какое-то время она молчала, привыкая к этой мысли, оценивая ее и то и дело бросая взгляды на Саске, возможно, в попытке найти в выражении его лица нечто такое, что могло бы объяснить это заявление, нелепое и больше похожее на глупую шутку. Но шутить – это не про него, разве не так?       – Ты… можешь рассказать мне, что происходит? – наконец прозвучала ее просьба.       Саске вскинул на нее взгляд, убеждаясь: она верит и готова слушать, не требуя ни доказательств, ни выдвигая теорий. Принимая, как делала это всегда. Вот так просто…       – Спрашивай. Я не знаю, с чего начать.       На то, чтобы осознать предоставленную ей возможность, потребовалось еще несколько минут:       – Эти видения… что они из себя представляют?       – Определенный момент, который переживаю эмоционально и физически, будь то бой, дорога или ожидание. Переносишься в место, где все происходит, чувствуешь все, но пока не вернешься обратно, не осознаешь, что это не происходит в действительности.       – Как ты понял, что это не гендзюцу?       – То, что я видел, начало происходить на самом деле.       Вопрос был с одной стороны глупый, с другой – имел свой смысл. Когда все началось, Саске сам толком не понял, что это такое. Если проследить все от начала и до этого момента, то видения изменились. Раньше они были слабее и проще, предупреждая лишь о ближайшем событии за месяц или полтора, точно так же и последствия после них были куда как мягче. Теперь же затрагивается десятилетие вперед, появились судороги, ломающие кости. И это помимо неопределенности и неспособности в последующем воспроизвести некоторое из увиденного. Последнее тревожило сильнее всего, оставляя после себя опустошенность и чувство неизбежности потери чего-то важного.       – Ясно, – Сакура слегка неловко повела плечом. – Ты помнишь их все?       Первый нежеланный вопрос.       – Нет.       В ее глазах мелькнуло что-то, похожее на недоверчивый интерес, который необходимо полностью разобрать и удовлетворить, чтобы картина начала складываться.       – Какие не можешь вспомнить?       – Не считая последнего раза, то шесть или пять тех, что шли перед ним.       – И ты не знаешь… о чем они были? Или как… черт. Глубоко вздохнув, Сакура закрыла глаза, слегка помассировав переносицу.       – Прости. Я не знаю, как о таком спрашивать. С Наруто происходит тоже самое, что и с тобой?       – Скорее всего да, – несколько мгновений он раздумывал, после все же добавил: – И «да» на твой предыдущий вопрос.       Сакура удивленно моргнула.       – Я не помню деталей, но когда прихожу в себя, то понимаю, с чем конкретно было связано то, что увидел. Это происходит на уровне эмоций. До этого я помнил каждое из них, мог сравнить. Сильнее всего реакция идет на то, что касается Конохи или вас.       – Жителей?       – Наруто, Какаши или тебя.       На долю секунды помещение погрузилось в звенящий вакуум тишины, нарушенный тяжелым выдохом.       – Это что-то плохое?       – Не знаю.       – Ясно. А с чем… Какое было последним?       За то время, пока он молчал – лишь мгновение, не больше – много разных мыслей пронеслось в голове, память воскресила события, которые еще долго не утратят своей реальности. Не было слов описать это, а возможно – не было и желания: что-то останавливало, сжимая горло стальными тисками. И тем не менее:       – Война. Хуже, чем Четвертая, но уже закончившаяся. Руины деревни под ногами.       – Мы ее проиграли?       Пауза.       – Нет.       В этот раз она чуть улыбнулась самыми уголками губ, приобнимая себя за локти и опуская взгляд на стол.       – Ты вернулся из-за этого? Видений?       Саске посмотрел на окно, на звезды, что проступили на небосводе, на огни улицы и зыбкий свет, поднимающийся за силуэтами высоток.       – Нет. Несколько месяцев назад… в конце прошлой весны, – поправился он, – во время посещения измерений я наткнулся на монстра. Не хвостатый, но и не Кагуя, хоть это существо очень на нее похоже. Первое время, как теперь понимаю, оно наблюдало. После стало показываться, нападать.       Сакура сжала губы, взгляд потяжелел, наполняясь напряженностью и беспокойством.       – Полученные раны не переносились в этот мир, самые серьезные могли проявиться в виде кровоподтека, не более того. Все усложнилось в последнее время.       – Последние несколько месяцев, – закончила за него Сакура, дождавшись кивка перед новым вопросом: – Твое состояние было обусловлено этими схватками? Повреждение каналов чакры, внутренние разрывы и многочисленные ушибы, истощение организма и проблемы с глазами. Ты был лучше даже после войны. Если… подобное происходит давно, то как ты справлялся раньше?       – Карин.       В этот раз он заметил, что выражение ее лица изменилось, как если бы ей вновь была нанесена травма, неглубокая, но болезненная и от его руки. Захотелось сказать что-то еще, но что? И зачем? Он в трудной ситуации предпочел пойти к Карин, не к ней – удар по самолюбию медика, в какой-то мере предательство друга, акт недоверия. Для него же тогда все сводилось к удобству: Карин, несмотря на беспокойство, не стала бы задавать вопросов и ожидать ответов на них.       – Так было проще, – сухо пояснил Саске.       – Да, я понимаю, – просто ответила она, голос ничуть не поменялся, лицо же расслабилось: Сакура действительно понимала, почему он поступил именно так. – Сейчас ты сам уже не можешь справляться с существом. Поэтому обратился к Какаши-сану. Вы уже знаете, как разберетесь с ним?       – Как и с Кагуей.       Теперь для нее многое прояснилось: это было видно по глазам, по ломанной линии между сведенных бровей, по кулаку, поднесенному к губам, – приобретенная привычка так делать, когда усиленно думает, анализирует, решает. Зачем все держалось в абсолютном секрете, почему было отведено столько времени на восстановление. Разве что будет гложить: об этом никто не рассказал ей.       – Существо стало сильнее, я права? – заговорила Сакура. – Было бы разумнее, обратись ты за помощью раньше. До того, как последствия столкновения стали переноситься в наш мир. Что об этом сказал Какаши-сан?       – Ничего. Он не знает, что все началось почти год назад.       – Ты ему соврал?       Молчание.       – Опять исходишь из того, что проще… – с оттенком горечи констатировала она, откидываясь на спинку стула и смотря в потолок какое-то время. – Будешь чай?       Вопрос застал врасплох, но он кивнул.       По привычке наблюдая за каждым ее действием – слаженным, неторопливым, нарочито размеренным, как и полагает традиция, которой Сакура любила пренебрегать – Саске признавал правдивость ее последней фразы. Все время каждое его действие в той или иной степени исходило из того, что было проще. Одному быть проще, чем с кем-то, уйти проще, чем остаться, умолчать проще, чем сказать, ведь большую часть своей жизни он отвык полагаться на кого-либо, зависеть, быть частью чего-то. Это его защита и путь, отгораживающие от того, что может сделать больно, и, быть может, от того, что можно потерять. Так проще. Вот только стоило догадаться, что уже давно поздно для этого.       Из белой и розовой чашек, поставленных на стол, поднимался сизый дым. О свою Сакура грела руки, хоть и в квартире было вполне тепло, ожидая, пока чай остынет. Он же пил горячий, ощущая, как вода слегка обжигает язык. Пять минут, десять. За все это время Сакура сделала лишь глоток или два.       – Ты должен рассказать все Какаши-сану.       Саске и сам это знал. Уже размышлял об этом недавно, но отложил еще хотя бы ненадолго, чтобы собраться с мыслями. Уже заранее знал, какой встретит говорящий взгляд: никакого удивления, лишь утверждение, что иного не следовало и ожидать от него. Но так будет правильно.       – Завтра.       Последовала череда уточняющих вопросов и поясняющих ответов, ничего важного и, одновременно, отчетливо создающее ощущение хождения вокруг да около других, более значимых тем, незаконченности основного разговора. В определенный момент ощущение стало наиболее осязаемым и тянущимся, подталкивающим их обоих к тому, чтобы покончить со всем разом. Он чувствовал на себе ее взгляд, улавливал движения губ, то, как от тяжелого вдоха раздувались ноздри, сколь явственно лицо отражало мысли, что ей не удержать при себе, пусть и старается сделать это в силу привычки. Подобное начинало раздражать: нерешительность задать вопрос, на который у него пока не было ответа. Ее тихий голос прозвучал четко и громко:       – Скажи, что будет, когда все закончится? Что дальше, Саске?       – Еще не решил.       Неоднозначный ответ, которому множество причин, небольших, не всегда значимых. Понимание, что за пределами деревни есть то, что может и должен изменить, но больше нет уверенности: действительно ли в этом его желание? Одновременно, что ждет его здесь? Помимо людей, которых он считает своей семьей? Да, семьей и никак иначе. Стать шиноби – чуунином, джонином, АНБУ? Пройти ступени, несмотря на косые взгляды и неявный страх, что сопровождают его? Пусть так, а дальше? Сейчас он не знал, чего именно хочет от своей жизни, а представить себя частью деревни или же дороги одинаково сложно.       – А мы? – неожиданно спросила Сакура, отставляя от себя пустую чашку. – Что будет с нами?       Вопрос, сформированный на предыдущем ответе, несомненно волнительный для Сакуры, ведь его поведение за этот месяц вполне смогло запутать не ее одну. Напомнив себе еще раз о необходимости прояснить все сегодня, он посмотрел на Сакуру. Зная, кем является для нее он сам, Саске за это время пытался понять: кто же для него она? Слишком много определений получилось подобрать: товарищ, которому доверишь, друг, к которому можно прийти и который не оставит, женщина, с которой он был, к которой испытывал привязанность, но и сестра, о которой должен заботиться. Все это для него собрано в Харуно Сакуре.       – Ты важный для меня человек.       Прежде чем отвести взгляд в сторону, она пораженно застыла, позволяя румянцу окрасить щеки.       Возможно, это можно было считать самым первым моментом, когда ощущение нежной теплоты всколыхнулось в нем, тут же исчезая, но не до конца, оставляя маленький, мягко тлеющий уголек.       Вечер неумолимо перешел в ночь, но они оба поняли это лишь по чакре караульных, делающих первый обход, и рассеянной, лениво текущей энергии засыпающей деревни. Звезды горели ярко.       – Думаю, мне пора, – рассеяно протянула Сакура.       Сонно потянулась, подавляя зевок, слегка растирая шею, – момент оттягивался, но ненамеренно. Так получалось. Когда Сакура поднялась, убирая со стола чашки и ставя их в раковину, Саске, наблюдая за этими привычными движениями, на деле не видел их. Думал, за оставшиеся минуты хотел понять, чего хочет сам, чего ждет, ждет ли? И если нет, то зачем было все ей рассказывать? Сомневаясь еще мгновение, он, наконец, произнес:       – Прежде чем уйдешь, можешь осмотреть меня?       Ее рука замерла, сжимая намыленную губку, лицо чуть повернулось к нему.       – Это уже не…       – Был спарринг с Наруто, – не особо вслушиваясь в ее слова, пояснил он. – Повредил плечо. Оно все еще ноет.       – А Наруто колено? – Сакура не сдержала усмешку, щурясь. – Мне сказал, что неудачно упал.       Сполоснуть кружки не заняло много времени, как и вытирание рук полотенцем. Когда она подошла к нему, Саске снял футболку. Знакомая запинка, прежде чем ладонь, охваченная бирюзовым сиянием, неощутимо прикоснулась к его коже. Дрожь, когда потоки приспосабливаются, синхронизируясь. Рука аккуратно переместилась на здоровое плечо, чуть надавливая, чтобы Саске опустился на стоящий рядом стул:       – Так будет мне проще. Сядь, пожалуйста, – попросила она, сосредотачиваясь лишь на оказании помощи… старалась, в то время, как он не слушал.       Зная ее так долго, Саске сейчас смотрел на нее столь осмысленно, как никогда прежде. Подмечая изменения, находя то, что можно было бы назвать недостатком и что не имело для него значения, ведь и ее он оценивал иными категориями просто потому, что она тоже уже давно его часть…       Если Сакуре и было некомфортно от его внимания, то она старалась этого не демонстрировать, лишь ожидала. Ее рот чуть приоткрылся, но она так ничего и не сказала, как уже бывало раньше. Может, когда-нибудь он спросит, почему Сакура так делает, правда, не сейчас и не здесь.       Саске ощутил пробежавшую по ее телу дрожь, когда он дотронулся до руки, все еще охваченной чакрой, опуская ту вниз, соприкасаясь подушечками пальцев с тыльной стороной ее ладони.       Зрачки моментально расширились, почти закрывая зеленую радужку.       – Я не буду тебя удерживать.       Одна фраза – одна правда. Была, есть и будет: суть того, что всегда происходило между ними. И одновременно, как бы все не складывалось, раз за разом он возвращается сюда, где она ждет его. Чувство петли, из которой не выбраться не потому, что не можешь, а просто не хочешь. Возможности были предоставлены не раз и не два, встречались девушки, вполне подходящие, но ему это было не нужно. Не взирая на достоинства, будь то ум, красота, даже верность, по-настоящему он верит лишь одной. А большего и не требуется.       На последних словах Сакура подняла на него взгляд, смотря столь же пристально и изучающе, как и он на нее. Улыбка, не отразившаяся на губах, застыла в ее глазах, грустная и мягкая, болезненно нежная, давая ему уже и так известный ответ. Потом она приподнялась на носки и поцеловала Саске пересохшими губами – мимолетное соприкосновение с его кожей, секунда, после которой отстранилась, не пытаясь сделать что-то еще. Следующий шаг за ним.       Не страсть и не вожделение, нечто менее громкое и куда более осознанное происходило между ними. То, как они оказались в комнате, сняли одежду и первые мгновения лишь смотрели друг на друга, прежде чем вновь прикоснуться – все это он помнил, как и поцелуй, что дал ей сам и что она ему вернула. Ощущение жара тела в руках, частое дыхание и ее прикушенная губа, ощущение ее под собой, не в бреду, а в реальности, видеть шрамы, что до этого скрывала одежда, изучающие прикосновения ее рук и губ… Происходящее не было ни нежным, ни грубым. Соединение, притирание, попытка прочувствовать друг друга так, чтобы запомнить, осознать, что происходящее реально, что они сами реальны. Когда он вошел в нее, Сакура зажмурилась, обнимая его за плечи, царапая кожу короткими ногтями. Затем открыла блестящие глаза, не решаясь сморгнуть слезы, что скопились в уголках. Они смотрели друг на друга, найдя общий ритм, тяжело дышали, соединяя дыхания, в расширенных зрачках друг друга, несмотря на темноту, они видели себя.       Когда он проснулся, судя по углу падения солнечных лучей, было ранее утро. Недолгий сон, тем не менее, принес с собой и отдых, и умиротворение. Слух уловил доносившиеся звуки готовки. В теле была характерная легкость, голова приятно пуста. Позволив себе полежать еще несколько минут, Саске поднялся, одеваясь и заходя на кухню.       – Доброе утро, – поздоровалась Сакура, обернувшись через плечо.       – Доброе.       – Придется немного подождать: омлет с овощами. Можешь заварить чай?       Второй раз ему позволяют помочь, если он этого хочет. В чайнике уже была вода, нужно лишь вскипятить. Из приоткрытого окна доносилось звонкое щебетание птиц. Пахло чем-то сладким, словно досюда смог долететь аромат цветущих яблонь из сада.       Завтрак раскладывался по тарелкам, которые после ставились на стол. Вода тоже закипела и уже залита в сосуд, поднимая вверх и расправляя сухие листья, из носика шел пар. Ароматы смешались.       Заварник она забрала, тоже переставляя на стол, сама встала за спинку стула, смотря на него. Немного помята одежда, в остальном Сакура такая же, как и всегда, когда приходила к нему, и одновременно она ближе, чем была еще день назад, когда-либо вообще. Ее веки слегка подрагивали, на округлые скулы легли тени ресниц. Поправив и так аккуратно лежащий столовый прибор, она посмотрела на Саске, улыбаясь очень мягко и открыто, на щеках – румянец, и не готовка тому виной. Неожиданно он смог рассмотреть в ней прежнюю Сакуру: не ребенка, а девушку, что провожала его из деревни, неловко предлагая пойти с ним и обреченно принимая его отказ. Улыбающуюся точно также, как когда он сказал ей «до встречи».       – Выходи за меня.       Понимание и теплота, радость и облегчение наполнили ее разом, преображая.       – Да. Да, конечно, – голос волнительно дрогнул, но Сакура сразу исправилась. – Давай завтракать, пока все не остыло, – последняя фраза залегла счастьем в уголках ее губ.