Они называют меня Ковальски

Ночь нельзя было назвать тихой: где-то со стороны перекрёстка слышался визг шин автомобилей, всевластных в ночную пору, лампа фонаря потрескивала, пуская голубые искры, потухавшие в воздухе, а голая тёмная ветка каштана мерно билась в окно. Ночь была холодной: лужи схватывались тонким серым ледком, листья чернели и сухо трещали под ногами, холодный северо-западный ветер выл в трубах. Северо-западный ветер - к холодам, с реки наверняка принесёт волну сырости, а ещё там заводы, и весь день над приютом будет стоять лёгкий запах дрожжей и гнили, тёплый и затхлый. Лейси, опасливо озираясь, спустила ноги с подоконника, пару минут поболтала ими в воздухе, чувствуя ледяные обручи между краем кед и началом задравшихся джинсов, и позволила лёгкому "птичьему" тельцу свалиться вниз. Девочка осторожно прикрыла раму, стараясь не выстудить комнату - соседка спасибо не скажет - и соступила с узкого бордюра у стены на грохочущий шифер крыши пристройки. Балансируя и пригибаясь, пробежала до края, свесила ноги и спрыгнула вниз, в тень кустов, где бледнолицая рябая, как от оспы, Луна её уже не увидит. Ветка терновой розы царапнула запястье, попыталась разодрать куртку, но только приподняла плотный рукав. Тёмные камни дорожки бросились под ноги и повели в глубь садика - туда, где от ограды отходил прут, а тень была настолько сырой и глубокой, что вяз даже фонарик сторожа. Лейси протиснулась между прутьев ограды, коричнево-серой тенью скользнула за фонарём, прижимаясь к крыльцу аптеки, и быстрым шагом, срываясь на бег, бросилась из дома на вершине холма вниз, к набережной и к стыло-серой реке. Спуск холма был под уклоном, а ветер бил в лицо, заставляя жмуриться. Под ногами гладко расстилался старый, уже потрескавшийся и сдавшийся сухим желтоватым травинкам асфальт, перешедший сначала в кладку набережной, а потом снова в асфальтовый настил на автомобильном мосту. Ночной холодный воздух врывался в горло, скатывался волной до лёгких, щипал кончики пальцев и выбивал мелкие солёные слёзы. Лейси бежала, задыхаясь и чувствуя себя так, будто летит - впереди ещё треть моста, железные опоры тихо гудят от ветра, под ногами чёрно-серый гладкий шёлк реки, к которой им воспитатели даже подходить не разрешают в одиночку. Восторг захлёстывал и соблазнял бежать ещё быстрее, сбивая носки кед и остатки дыхания. Мост закончился, вгрызаясь другим своим концом в ровные городские кварталы. Лейси замедлила бег, перешла на быстрый неловкий шаг. Рядом на волнах качались маленькие шхуны и прогулочные катера, тихие и сонные, почти заброшенные, если не приглядываться. Лейси поёжилась, поднимая воротник куртки - ночная сырость вела по коже ледяными пальцами, касаясь ключиц и сползая по груди. Прижимаясь к домам и пропуская редких прохожих, она свернула вправо, по пути попинала пустую банку из-под газировки, пройдя с ней вдоль серых корпусов рабочего общежития, разрушая гулким и весёлым грохотом тишину. Так не страшно. Боль под рёбрами постепенно стихала, пульсируя под такт шагов и дыхания, а длинная ломкая тень плыла всё более и более медленно. Её главное сокровище было за седьмым поворотом от пристани, в пустом сдвинутом в угол мусорном бачке, где лежали скатки плотных бумажных листов, трафареты на которых она вырезала маленьким ломким лезвием ножа для бумаги, а на дне стояли баллончики с чёрной стойкой краской. Сегодня она нарисует встрепанную, худую ворону, сидящую на бочке с химикатами, где-то у неё был такой трафарет, переработанный с рисунков легендарного Бэнкси. Сегодня утром в новостях опять говорили про мутантов, про легендарного фрика Арахнида, про взрыв газа в новом районе и утечку химикатов в верховьях реки, вроде даже поставки воды пришлось организовывать. Она бы дослушала, но старшие девочки не хотели смотреть новости, предпочтя им какое-то шоу, от которого Лейси предпочла спрятаться на чердаке за нерабочим холодильником. Лейси была свято уверена, что вот она-то мутантам точно неинтересна - худая приютская девчонка в большой куртке и с чёрными от краски пальцами. Ни мяса, ни тела, ни пользы, ни здоровья - кашель въелся в кожу и горло, становясь хроническим и хронически сдержанным, потому что за него зло и неловко. Так что можно гулять по ночным улицам без особой опаски. Она нарисовала ворону на стене какого-то муниципального учреждения, стоя на маленьком пятачке у пожарной лестницы, куда не достают всевидящие камеры наблюдения. Чёрная краска красиво легла на серовато-жёлтый рыхлый песчаник, ворона косила мрачным чёрным взглядом, а ненужный использованный трафарет упал в лужицу воды и грязи. Лейси сбежала через крышу, подтянув худое тельце на лестницу, а потом спустившись по ветвям раскидистого платана. Если не пытаться лезть внутрь, где от окон начинается сигнализация, то можно гулять практически по всем крышам их района. И снова побежала по тихим тёмным улицам, представляя себя стремительным чёрным росчерком, то ли супергероем, то ли неуловимым мстителем. На бегу можно помечтать, а потом, когда она резко остановится, мечты по инерции улетят вперёд, прочь из её головы. Мечтать - глупо, но так заманчиво и желанно. Ржавая пожарная лестница, пачкающая руки, вывела её на плоскую холодную крышу, залитую дрожащим светом Луны и недавним дождём - мелкие чистые лужи взрывались под ногами, красиво блестели в бледном свете, чем-то напоминая лужицы нефти. А ещё не оставили места, чтобы сесть и вытянуть гудящие ноги. Через тонкую подошву она почувствовала, как прогибается и дрожит крыша, а рядом с ней вырастает ещё одна длинная и тонкая тень. Лейси пару секунд смотрела на их тени - так ещё сильнее видна разница в росте, а потом увидела непонятный прямоугольный свёрток в руке второго силуэта и обернулась на пятках, поднимая в воздух водяную пыль. - Аль! - и улыбнулась, показывая щербинку между передних зубов, сделала пару шагов вперёд, но не обняла, только заскакала вокруг, как ворона, кося глазом, не решаясь подойти ближе. У Аль пустые спокойные глаза, точёные гордые скулы, уродливая стрижка, при которой волосы такие короткие, что даже понять, какого они цвета сложно, и пара пистолетов у пояса. А ещё у неё давящий мёртвый взгляд, который чуть посветлел, когда она кивком поприветствовала Лейси, и пара пирожных из дорогой круглосуточной кондитерской. В результате они сидели, подогнув ноги, на маленьком пятачке среди моря, сотканного из лужиц, и Лейси медленно слизывала крем с большого белого и воздушного пирожного. Аль смотрела куда-то в сторону реки, отвернувшись от неё. - Спасибо! - а на нижней губе у неё росчерк крема, который она хотела стереть грязным рукавом, но Аль успела протянуть ей чистый и безликий платок. Лунные блики скакали в её серых глазах, не рискуя тронуть булавочные головки зрачков, потому что в них свет исчезал. - Аль, а я ворону на бочке с химикатами нарисовала! Вон там, там то ли какое управление, то ли ещё чего, но смотрится круто! Надеюсь, хоть недельку продержится, - Аль знала, она помогала Лейси вырезать этот трафарет, сделав на полминуты то, что у девочки отбирало десяток минут кропотливо нервного труда. А потом держала в руках трафарет, заслонившись от любопытного взгляда, и смотрела на лунный просвет. Лейси бы пять завтраков отдала за то, чтобы объяснить непонятный тяжелый взгляд подруги. - А ещё утром опять по новостям про Арахнида трещали, ты его когда-нибудь видела? - Лейси знала, что Аль много где была, но её лучше не спрашивать. Знала, что та тоже из мутантов, потому что та способна перепрыгнуть через улицу, даже неся на себе Лейси, но совсем не боялась. Она Аль не нужна, потому что нужна была бы, убила бы при первой встрече. Убивать она тоже умела, и это Лейси знала. Их первая встреча вообще получилась случайной, когда девочка несколько дней находила на своей крыше потревоженные осенние листья, а потом в одну из ночей оказалась с сухой холодной рукой на горле и тихим леденящим кровь вопросом: что ты здесь забыла? Тогда она долго тряслась, вроде, даже пыталась визжать и звать помощь, а ещё объяснить, что приходит сюда больше года, потому что отсюда красивый вид на шёлковую ленту реку и шахматную доску раскинутых на склоне холма кварталов, разрезанных линиями улиц и полосками зелени. Тогда она бежала до самой пристани, потом едва сумев отдышаться. А через две ночи, дрожа и прячась в тени стен, вернулась за брошенной сумкой с баллончиками краски. И это был первый и единственный раз, когда пришла второй и застала Аль. Усталую бледную Аль с прямой спиной и бинтами на всю грудь, сквозь которые сочилось что-то липкое и вязкое. Неловко вывернувшуюся Аль, которая одним взглядом вогнала ей в горло ледяной шип, а потом продолжила возиться с бинтами. Гордую и холодную Аль, которая так и не попросила затихшую в угла девчонку о помощи, а когда Лейси всё-таки осмелилась помочь, сидела, прямая и чуждая, будто Снежная королева на иллюстрации в книге. Спокойную Аль, которая на вопрос об имени бросила короткий странный ответ и шагнула с крыши, заставив Лейси прижать к горлу ладонь, сдерживая крик. В ушах звенела фраза: - Они называют меня Ковальски. А на спине у неё синела тройка в круге с каймой из мелких цифр - странный выбор для татуировки, те обычно красивые и символичные. Теперь Ковальски - Аль - сидела рядом, подогнув стройные красивые ноги, и немигающим взглядом смотрела на фонарь внизу. - Может, и видела. На нём не было написано, - Лейси хотела спросить, как это, если Арахнид - вот он, с чёрной помадой, громким голосом и феноменальным талантом удирать от журналистов, но поняла, что "места встречи" могут быть разными. И тихо сглотнула, потому что она всегда знала, что Аль мутант, она убивала и убивает, просто об этом не трубят в каждом новостном выпуске, но мутанты и смерти - это где-то там, в центре, где делаются новости, а в их тихом сонном спальном квартале была тёплая твёрдая Аль с ледяными пальцами и неприятно впивающейся в лопатку кобурой, когда Лейси опёрлась на её плечо. Ковальски повернула голову и внимательно, а ещё немного грустно на неё посмотрела, как будто понимала, о чём она думала. Лейси могла только крепче вцепиться в рукав и потрясти головой так сильно, что тёмные прядки били по лицу. Аль - её подруга. Это первое и главное, а если она и убивала (какое странное слово - у-б-и-в-а-л-а, напоминает о бивнях), то вряд ли по своей воле. Это Лейси поняла, когда увидела, с какой злостью и будто бы обречённым отчаянием стирает с куртки и рук тёмные пятна с металлическим запахом Аль. Следующим, что она нарисовала, был забавный мадагаскарский пингвин - тоже Ковальски - на стене аптеки, чтобы его было видно из окон спален. *** Сегодня в городе праздник и рождественский салют, а ещё выходной, так что из воспитателей у них осталась только грузная и невнимательная мисс Пинс, которая всё равно не может подняться на второй этаж, и сторож, так что после ужина Лейси сбежала через окно с пирожком в зубах и из-за суетливой спешки едва ли не упала в кусты терновника. Замерла, тихо выругалась, стряхивая с тёмной макушки первый искристый снег и вытряхивая его же из-за ворота. Соседка по комнате встревоженно высунулась из окна, но девочка только показала ей "всё ок" пальцами и бросилась к дорожке, стараясь ступать по уже отпечатавшимся тёмным следам, чтобы не нарушить след своей цепочкой мелких шагов. Морозный воздух колол горло, обжигал щёки, а снег мгновенно промочил ноги, но Лейси не останавливалась из-за таких мелочей, потому что надо поспешить, Аль обещала сводить её на салют, который будут пускать в центре, так что нет времени даже поправить шарф, летящий за ней следом, как одинокое зелёно-жёлтое крыло. Аль тёплая, об неё можно было согреть руки, замёрзшие без перчаток. Лейси цеплялась за её плечи, чувствуя ремень кобуры, пока Аль мягкими большими шагами шла по крышам, как в мультике, пропуская внизу светлую сеть улиц с тёмными фигурками людей, а раскинутое куполом небо становилось всё светлее и светлее по мере того, как они подходили к центу. - А можно по земле? Пожалуйста! - кричать приходилось почти в ухо, потому что ветер сносил слова, но Аль услышала, не могла не услышать, и в один из прыжков они почти упали, что даже крик в горле застрял, приземлившись только на тротуар вместо качающихся крыш. От искристого восторга захватывало дух, а где-то впереди, у выхода из глухого тупичка, шумели и смеялись люди, горели огни и звучала музыка. - Аль, а тебе ничего не будет, что ты так со мной ходишь? - Лейси готова была сорваться вперёд, наполненная легкомысленной радостью и предвкушением, так что Ковальски нашла в себе силы только качнуть головой - нет, ничего не будет. Хотя она вроде бы обещала себе не врать этой девочке. На обратном пути Аль переходила автомобильный мост по опорам, не слишком заботясь о врезающемся в бок и норовящем скинуть ветре и о том, что если кто-нибудь поднимет голову к вечернему небу, то увидит в свете фонарей её силуэт, перескакивающий пропасти между опорами. Лейси дремала у неё на руках, периодически шмыгая носом и сжав купленный брелок в руке так сильно, что кольцо оставляло след на пальце. Ковальски казалось, что где-то под сердцем колет, хотя дыхание не могло сбиваться уже пару лет. *** Лейси сидела, закутавшись в тонкое сырое одеяло и прижавшись к стене. Она знала, что комната маленькая, но темнота расширила её, посадила по углам пару ненужных неявных теней, вплела десяток лишних сквозняков и скрипов. Света, падавшего из окна, было отчаянно мало, на зажигать лампу запретили - заболела, так изволь болеть в темноте и одиночестве, пока остальные внизу смотрят телевизор. Лейси шмыгнула носом и от обиды едва не сломала грифель о бумагу. Рисовать приходилось почти на ощупь, но на бумаге всё равно появлялся чёткий тонкий профиль с красиво очерченными губами и серыми глазами - глаза Лейси рисовала дольше всего, пытаясь, чтобы Ковальски улыбнулась хотя бы на бумаге, раз уж в жизни не умеет, несмотря не то, что Лейси пару раз пыталась её научить. Катышки от ластика засыпали уже всю подушку. Тихий неуверенный стук в окно заставил её откинуть блокнот и натянуть одеяло до носа, оставив только большие испуганные глаза, хотя ткань всё равно не защитит от неведомого чудовища. Рама, так и не закрытая на защёлку, поплыла вверх, а Аль аккуратно перебросила ногу через подоконник и отвела руку Лейси, которая, вскочив с кровати, протянув за собой одеяло и пробарабанив пятками по полу, бросилась ей помогать. Ну да, глупо помогать человеку, который ходит по крышам, как она - по лестнице. Но хочется же! - Брысь в кровать! - Аль морозная и строгая, а ещё побледневшая и худая, все косточки выделились, как будто очень-очень измоталась за семь дней их разлуки. И у неё снова короткие волосы, а в движениях была незнакомая аккуратность, как будто она не доверяла себе. Лейси бросилась в кровать, суетливо подобрала одеяло и даже позволила его себе подоткнуть. Аль села рядом, на полу, опираясь спиной на жёсткий каркас кровати, хотя девочка освободила для неё едва ли не две трети матраса, а на полу злые сквозняки из так и не закрытой рамы. Лейси смотрела на исхудавшее лицо, тонкие розовые шрамы на руках, появившиеся за какую-то неделю, испытывала тщательно скрытую жалость и ощущение, что она чем-то в этом виновата. Ковальски смотрела на блистер таблеток у подушки, мутные больные глаза, чувствовала жалость и корила себя, что стоило подумать о ребёнке с мокрыми ногами, прежде чем всю ночь гулять по снегу. - У тебя всё в порядке? - Лейси закивала так, что казалось, будто чёрненькая головка вот-вот отвалится и упадёт на белеющее во мраке белье. Девочка опустила глаза и комкала пальцами одеяло, потому что врать вроде и плохо, но она же взрослая, она не хочет, чтобы Аль думала ещё и про её проблемы. Она уже два года справлялась без папы, и сейчас справится. - А честно? - глаза у Аль мёртвые и серые, а взгляд внимательный. И врать ей, собственно, бесполезно - она видела и знала всё. - У нас новенький, Джей, из коррекционных. Он Марта из пятой побил, Дженни волосы едва не обрезал, когда она его учебник столкнула, а мой сироп от кашля вылил из окна за завтраком. Он даже мисс Стейн довёл до слёз, а она хорошая! Я б его убила! - Лейси сжимала кулаки, горячилась и злилась. Аль долго на неё смотрела, Лейси даже на пару минут показалось, что глаза у неё живые. - Человеческая жизнь - единственное, что нельзя восполнить. А за исключением этого - шанс все исправить есть всегда. Лейси почему-то стало горячо и стыдно, а ещё очень хотелось спросить - какой же шанс у самой Аль. И очень страшно было слышать ответ. *** Вытянувшаяся за зиму Лейси грызла крепкое зелёное яблоко и болтала ногами, разбрызгивая с носков снова замоченных в какой-то луже кед мелкие радужные брызги. - Слушай, к нам сегодня пастор приходил. Говорил, что после смерти ждёт загробная жизнь, где воздастся по делам нашим. Ты не знаешь, это правда? - Я предпочитаю верить в реинкарнацию, потому что это позволит мне обнулить мои поступки, - Ковальски сидела, привалившись спиной к стене, и выбивала на колене ритм какой-то попсовой песенки, подцепленной из проехавшей мимо машины. - Не самый плохой выход. Аль только запрокинула голову, подставляя беззащитное белое горло, и бесшумно выдохнула в свежий весенний воздух. Утром у неё очередная встреча с сестрой, а вечером очередное заказное убийство. И неизвестно, что вымотает её сильнее. *** Утром в новостях улыбчивая диктор с кружкой растворимой дряни снова говорила про Арахнида, мол, очередная победа, очередной злодей, есть уникальные кадры с места преступления, которые репортёр успел сделать перед тем, как броситься спасать свою жизнь. Лейси на секунду остановилась и бросила взгляд на экран. И почувствовала вошедшее в горло ледяное лезвие, но уже не почувствовала упавшей из рук на пол и гулко грохнувшей книги. На экране - Ковальски, собранная, спокойная, с мертвыми внимательными глазами, залитым кровью лицом и оружием - Лейси только вчера выпросила этот пистолет, чтобы посмотреть - в руках. А напротив - гибкий напряжённый Арахнид, успевший уже и улыбнуться в камеру. И потом ещё триумфально объявивший, что проблема ликвидирована, беспокоиться не о чем, больше вы с ней не встретитесь. Лейси не чувствовала ни стекающих по лицу слёз, ни бросившегося под колени пола, ни чьих-то рук на плечах. Но чувствовала жгучее желание убить самодовольного и невредимого всеобщего героя. Потому что он у-б-и-л её Ковальски. Её Аль, которая рассказывала ей о звёздах, водила смотреть салют и приносила леденцы от кашля вместо горьких таблеток, помогала вырезать трафареты и показывала, как правильно бросать камни на воду. Её Аль, которая не могла даже умереть потому, что её жизни была залогом жизни без мучений для ей сестры. И Арахнид забрал её шанс всё исправить. *** Через семь месяцев Лейси, осунувшаяся неулыбчивая Лейси, в рисунках которой было всё больше траурных ворон и чёрного цвета шла на встречу с теоретической приёмной матерью и отчаянно надеялась ей не понравиться. Было бы чему нравиться. Но мисс Смит жила на другом конце города, и это было невыносимо далеко от их крыши, от стай чёрных ворон, рассевшихся на окрестных зданиях, и от забавного мадагаскарского пингвина на стене аптеки. Мисс Смит работала в полицейском участке, родилась в какой-то никому не известной почти что деревне, имела чистый столичный выговор и племянницу на домашнем обучении. У мисс Смит была короткая стильная стрижка, затаённая улыбка в уголке красиво очерченных губ для неё, Лейси, гордые точёные скулы, серые непроницаемые глаза и тонкие очки, которые совершенно ничего не приближали. Лейси почувствовала, что снова плачет, до боли в пальцах вцепившись в косяк и пытаясь улыбнуться сведёнными губами.