Сильнее, чем я

Полумрак коридора царапал лёгкие от этой тошнотворной взволнованности. Опоздать на церемонию распределения — далеко не в духе Гермионы Грейнджер. В ушах билось лишь её частое дыхание от торопливых шагов. И мысли о том, что Гарри и Рон наверняка её потеряли. А ещё внутри горла что-то неприятно кололо. Что-то, что она бы назвала безответственностью. Она прищурилась, когда свет от факелов, освещающих коридор, неприятно бросился ей в глаза; она наклонила голову и прошептала: — Нокс. Свет, исходящий из конца палочки, погас. И она отчего-то улыбнулась, поднимая голову, чтобы продолжить путь. — Какого чёрта, Грейнджер? Она почти отпрянула, открывая глаза шире. А потом почувствовала, как в висках что-то запульсировало. Малфой стоял перед ней, скрестив руки на груди. Такой взволнованно-злой, и, кажется, пытавшийся скрыть откуда-то взявшееся волнение. Тёмные брови изогнулись в удивлении; нос дернулся в привычном отвращении. Он пробежался взглядом по желто-красной удавке, которая обтянула ей шею, а потом вновь вверх — впиваясь в взгляд карих глаз. И она отчетливо чувствовала, как его серо-дымчатые радужки глаз расплавляются в привычном гневе. Малфой сжал губы, когда её молчание затянулось. — Ты дар речи потеряла? Привычная порция яда в голосе. И Гермиона подняла подбородок вверх, стирая прошлое удивление и недоумение. — Могу спросить у тебя то же самое, Малфой, — приподняла бровь. От пренебрежения в её голосе его, кажется, пробрало на тошноту, но этот легкий порыв прекратился почти сразу. — Проваливай, — скривился он. Совершенно холодный, прибивающий ледяными копьями к стене голос больно бил её ушную раковину изнутри. Гермиона нахмурила брови, не оставляя попытку убить Малфоя карими глазами, в которых огненным светом, отраженным от факелов, плясали искры отвращения. Ее аккуратные пальцы сжались в кулачки, отчего костяшки чуть не вырвались наружу. Кажется, вековая ненависть плотно образовала свой бетонный, почти не разрушаемый фундамент. Вдохнула и выдохнула, набираясь уверенности. — Мои права не отличаются от твоих, — прищурила глаза, сжимая губы. — Я такая же староста, как и ты. По её телу пробежала дрожь, когда он скривил свой рот в каком-то отвращении. Почти оскаливая зубы, полностью доказывая абсурдность прозвучавших слов. И она, кажется, тоже это поняла: карие глаза слишком жалко поблескивали в полумраке коридора. Ей не стоило начинать эту перепалку. И только сейчас это осознание выпало маленьким осадком, неприятно покалывая изнутри. — Я никогда не буду стоять с тобой на одной ступени, чёртова дура. Брысь отсюда. Гермиона скривилась от повелительного тона, который острыми осколками врезался ей в барабанные перепонки. Она не любила, когда кто-то указывал. Она ненавидела, когда это делал он. — Иди к черту, Малфой, — фыркнула она, выплёвывая его ядовитую фамилию с её языка. А после бросила ещё один яненавижутебя взгляд. Сделала шаг вправо и, гордо подняв голову, прошла мимо. Оставляя за собой лишь облако духов и снисходительно-мудрое решение — закончить эту перепалку первой. Он даже не повернул голову, лишь поднял уголки губ от неприятной колющей злости, которая плескалась в ее глазах бездонным морем. Её презрительно прищуренный взгляд так и не изменился — он был таким же мерзким и противным, каким был раньше. Таким же мерзким, как и она сама. Но ему было все равно, если честно. Он редко позволял всякой ерунде лезть ему в голову. Поэтому он лишь ускорил шаг, в надежде, что не попадется на глаза Снейпу. Который наверняка забеспокоился, не найдя старосту его факультета. Старосту Слизерина. Драко тут же захотелось выплюнуть эти слова, которые извивались на языке противными змеями. Быть старостой — не его мечта. Быть старостой — требование отца. Этого ты хотел, папа? Драко скрипнул зубами. Как бы то ни было, он этого не узнает. Даже если захочет — не узнает. Он не имел понятия, где находится Люциус. Не знал, жив ли он, не знал даже примерного местонахождения. От него не было ни единого письма, ни единой весточки. Лицемерный трус. Для Драко это было больше, чем разочарование. Это было что-то вроде огромного душевного удара, которому ему не доводилось переживать ранее. И это не та новизна ощущений, которую хотелось бы помнить. Но порой казалось, что его отец рядом. Он где-то совсем близко шепчет ему свои нравоучения, пытаясь разодрать ему голову, вырваться наружу. Он был где-то внутри сознания. Где-то в крови. Он чувствовал его всеми венами и артериями. Слышал, как голос Люциуса срывался на тихий хрип, заставляя Драко сделать так, как он велит. Сложно не сойти с ума, зная, что в тебе его часть. Что ты уже наполовину гнилой. Чёрт с этим. Этого не изменить, а достигнутого бросать совершенно не хотелось. Плевать он хотел, что проведет весь год рука об руку рядом с грязнокровкой. Она никаким образом не должна мешать тому, что ему поручили. Потому что она не имеет права этого делать. Она не имеет права даже появляться в его мыслях, чтобы… Чтобы не вызывать желания содрать с себя кожу, создавая чувство, что его с ног до головы облили грязью. Тихий звон каменных стен вывел его из гнетущих мыслей. Прежде чем войти в гостиную он остановился, просверливая взглядом темноту впереди. В его груди зародилось волнение, и… Предвкушение? Драко сделал шаг, переступив порог. И прикрыл глаза, почти задохнувшись от прохлады, которая сковала его тело железными цепями. Слишком бурная реакция на приход в гостиную, в которой он не был… три месяца, кажется. Наверное, это была больше, чем простая гостиная. И с каких пор он стал придавать значение таким мелочам? Драко фыркнул. Сделал несколько шагов и присел на пыльный диван. От камина пылало жаром; за решеткой догорала древесина. От этого желтовато-оранжевого света часть гостиной озарилась ненужным уютом, сжимающим горло. Он расслабил галстук, закидывая ноги на журнальный столик и вдыхая ветхий воздух в надежде избавиться от духоты, образовавшейся около него. Лучше он проведет первый день в Хогвартсе вот так — в одиночестве. Не видя суетливых взглядов и не волнуя свои мысли видом ненужных людей. Не раздражаясь, встречая на себе взгляд Золотого Мальчика. Или Уизела. Или того хуже — грязнокровки. Сегодня был тот день, который нужно было провести так, как ему хотелось.

***

Пусть Драко Малфой катится к чёрту. Гермиона неслась по коридорам Хогвартса, в надежде охладить пыл и не опоздать на распределение. Не хватало задерживаться на церемонию из-за какого-то… напыщенного хорька. Сейчас ей казалась полностью смешной надежда на то, что она сможет спокойно поглотить свою ненависть, деля с ним одно помещение. Одну школу. Один мир. Ни черта подобного. Ей скребет черепную коробку одна мысль, что она будет видеть его на совместных занятиях, встречаться на собрании старост. Дышать, ходить рядом. Просто сосуществовать. Гермиона была готова рассмеяться в лицо себе тогдашней. Себе, которая еще месяц назад надеялась на то, что Малфой изменится. Будто на Свете вообще существует что-то, способное разрушить холодную стену пыльного льда, которым он был окружен. Так глупо и наивно. Но всё-таки малая надежда на это не как не могла раствориться в сознании, пытаясь вынырнуть наружу маленьким красным поплавком. Она действительно надеялась, что пропажа отца его хоть как-то заденет. А ещё лучше — расплющит, смешивая с такой же грязью, какой он считал Гермиону. Но нет — ничего не произошло. Лишь внешние изменения, которых она пыталась не замечать. Что-то вроде синяков под глазами и выступающих скул, готовых, кажется, прорезать тонкую кожу на куски. По-другому уложенных волос. И рук, на которых змейками вырисовывались вены. А ещё он повзрослел. Настолько сильно, что её это даже пугало. Наверное, он просто не показывал, как сломлен внутри. Стыдился показать. Чёрт бы побрал эту внезапную встречу, которая, кажется, вовсе разрушила приятное и милое настроение Гермионы. Поистине — это худшее, что могло случиться с ней за первый час прибытия в Хогвартсе. Поэтому нужно успокоить шторм, бушующий в груди. Не дать этому чувство ненависти, внезапно накрывшему ее сознание, проникнуться внутрь, разрушая всё доброе, что в ней вообще могло быть. Нельзя опускаться до уровня противных чистокровных аристократов. Гермиона вдохнула воздуха, поднимая подбородок вверх. Собирая мысли в кулак, полностью сосредотачиваясь на церемонии: до входа в Большой Зал оставалось пару шагов. Она зашла в помещение, стараясь не шуметь, и мысленно обрадовалась: распределение еще не началось. Сосредоточенный взгляд почти сразу отыскал Поттера и Уизли, которые мотали голову, очевидно, в поисках Грейнджер. На лице невольно появилась улыбка. Дамблдор почти начал речь, когда Гермиона уселась рядом, аккуратно поправляя юбку и хватая ртом воздуха. Гарри и Рон уже обратили на нее своё внимание; на их лицах появилось явное облегчение. Тем не менее, Гарри нахмурил брови, приоткрывая рот и готовясь что-то сказать. — Всё в порядке, — она улыбнулась, отвечая на его еще не заданный вопрос. По залу разнесся звон бокала, призывающий к вниманию. Их взгляды метнулись на профессора, и девушка облегченно выдохнула. Вполне ожидаемого допроса не будет, и это был еще один повод для радости. Гермиона перевела взгляд на стол Слизерина, довольно подмечая, что Малфоя там нет. Кстати… Почему? Она дернула головой, вытряхивая мусор из головы. Не её заботы, совершенно. Пусть он делает, что хочет, раз ему всё можно. Самодовольный слизняк. Её брови невольно нахмурились, когда воспоминания прошлых лет нахлынули на нее всепоглощающей волной. Она закусила нижнюю губу, в надежде от них избавиться. Сейчас не самое лучшее время думать об этом. Так же, как и не лучшее время для того, чтобы пялиться на стол Слизерина презрительным взглядом, пытаясь прожечь дыру в их бело-зеленых галстуках. Гермиона сжала кулаки, медленно выдыхая воздух через нос и пытаясь сосредоточиться на словах Дамблдора. Успокойся, всё хорошо. Она повернула голову к столам профессоров, вглядываясь в седую бороду директора. Пытаясь поймать слова, произнесенные им. Слова, которые, прежде всего, были обращены на безопасность. И пара новых правил, связанных именно с её укреплением. Она вздохнула. Все эти мысли, собранные в единый ком, настаивали на том, что этот год будет совершенно другим. Полностью отличавшимся от прошлых шести. Но она даже и не предполагала, насколько.