Сильнее, чем я

Послать всё к черту — единственная мысль, которая вертелась неприятным зудом в голове у Малфоя. Совершенно потеряв остатки дневного покоя, он почти несся по коридору Хогвартса, желая скрыться в одном из пустых классов и не привлекать внимания старухи Макгонагалл. Но, чёрт возьми — Собрание Старост. Макгонагалл оповестила о нём на завтраке, бегая от стола к столу. Малфоя это, мягко говоря, удивило. Чёрт знает что приспичит сделать этой женщине, когда они только успели прибыть в школу. Например — испортить настроение почти сразу, как только он начал вновь вливаться в бурное течение школьных будней. А потом столкнулся с препятствием, в виде обязанностей. Гребанных обязанностей, которые нужно делить с другими старостами. Старостами, которых он ненавидел, презирал. Старостами, которые пожирали его глазами, в которых плескался океан самодовольствия и высокомерия. А ещё какая-то маленькая надежда. И Драко даже знал, на что. После того, как Дамблдор на церемонии что-то ляпнул про дружбу факультетов, все они слоняются вокруг друг друга, в попытках наладить или улучшить общение. И косо кидают взгляды на Слизерин, в надежде на то, что тот предаст свои идеалы и традиции лишь для того, чтобы угодить этим мелким насекомым. Дать право встать им на одну ступень. Дать право думать, что Хогвартс — единая семья. И смешать их со всяким сбродом, типа грязнокровок и предателей крови. Драко назвал это сверх идиотством, но и то понял, что это не описывает данную ситуацию. Он ослабил галстук, в надежде согнать с себя нарастающее напряжение. Собрание начнется через пять минут. И продлится часа два, наверное. Два райских часа, за которые он должен вытерпеть присутствия этих… придурков, которых называют старостами. А еще должен принять — он уверен — наиглупейшие нововведения Макгонагалл. Беря во внимания те факты, что Дамблдор надеется на слаженность работы всех факультетов. Будто это как-то поможет. Будто это и вправду спасет жизнь всех, когда из их глоток будет хлестать кровь. Потому что Волан-де-Морта невозможно остановить. Малфой почти дошел до назначенного места: из приоткрытой двери струился оранжевый свет и доносился шелест страниц книг. Он был почти уверен, что этому шуму обязаны грязнокровке, которая не упустит шанса полистать заумные фолианты. Он потянул за ручку и, открыв шире дверь, зашел в класс. Всё было так, как он и думал: Макгонагалл сидела за преподавательском столом, внимательно бегая глазами по строкам какого-то важного документа, грязнокровка листала книгу, а остальные старосты лениво зевали. — О, мистер Малфой, — профессор подняла глаза вверх, смотря на Драко поверх очков. — Присаживайтесь. Мы начинаем. Он послушно уселся за последнюю парту, с удовольствием подмечая, что Грейнджер сидит в другом конце класса. Спасибо Мерлину, что она не так сильно будет его напрягать хотя бы сейчас. Макгонагалл встала с места, придерживаясь рукой за краешек стола. А после обошла стол и вышла к классу. Гермиона немного поежилась, отодвигая книгу на край стола. Это было первое собрание. Первое и оттого… волнительное, что ли. — Я задержу вас на десять минут, не более. Лишь ознакомлю с самыми необходимыми новостями, в курсе которых, вы, как старосты, обязаны быть. Она сомкнула в замок руки перед собой. — В связи… с неустойчивой безопасностью в нашей школе, вышло новое правило, обязывающее старост двух разных факультетов устраивать ночной обход. Во рту Гермионы резко стало сухо. Она тихо выдохнула, стараясь не подавать виду. Её туманные предположения подтвердились. Туманные, но оттого не менее пугающие и нежеланные. Макгонагалл захотелось исполнить заветную мечту Гермионы, наверное. Ведь вряд ли придумаешь что-то лучше ночного обхода. — Будет составлен график. Старосты будут меняться парами время от времени, поэтому вы должны быть готовы к сотрудничеству с каждым из них. Строгий взгляд из-под очков невольно заставил девушку кивнуть, полностью согласившись со словами, с которыми она соглашаться вовсе не хотела. — Обход будут производить юноша с девушкой, а так как у нас два юноши и две девушки, то, думаю, принцип обмена вполне понятен. График дежурств возьмете у меня на столе. Я думаю, вы всё поняли? Она снова осмотрела всех присутствующих, почему-то заострив внимание на Малфое. Гермиона в очередной раз решила взять всю ответственность на себя, поэтому, подняв голову, произнесла: — Да, профессор. Макгонагалл кивнула. — Отлично. Собрание окончено. Гермиона встала со стула, кладя книгу обратно в сумку. А после подошла к столу забирая свой график и подмечая, что бумажка, в графе имени которой аккуратно выведено «Малфой», осталась лежать на столе нетронутой. — Мисс Грейнджер. Гермиона вздрогнула, засовывая свой график в карман. А потом подняла голову на профессора. — Мистер Малфой забыл график. Не могли бы вы его передать? Чёрт… Ей до зуда в языке хотелось возразить, но она лишь обреченно выдохнула: — Да, профессор, конечно. Она взяла со стола его график и, попрощавшись, вылетела из кабинета, мысленно проклиная Малфоя за его забывчивость и безответственность. Или просто-напросто нежелание делать свои обязательства. Из-за которого Гермионе предоставился шанс быть для него почтовой совой. Шанс позволить себе унизиться. Единственное, что её обрадовало — факт того, что Малфой не далеко ушёл: высокая фигура виднелась в конце коридора. — Малфой! Гермиона ускорила шаг, с удивлением подмечая, что слизеринец остановился. Торопливыми шагами она почти сразу догнала его, останавливаясь всего в паре метров. Но этого расстояния вполне достаточно, чтобы дать глазам разглядеть злость и недоумение на его лице. — Ты забыл график, — она протянула руку с листком. — А ты забыла свои мозги. Какого чёрта ты орешь на всю школу моё имя, грязнокровка? И да, делай со своим чёртовым графиком что хочешь, он мне даром не сдался. Уголки губ Малфоя метнулись вверх, показывая свое отвращение. Гермиона еле подавила желание закатить глаза, от его привычной реакции. Конечно, кроме сцен бросков едких фраз ничего и ожидать не стоило. — Просто возьми листок и не устраивай никакие сцены, ладно? Я не прошу ничего сложного, просто возьми график. — Ты требуешь, Грейнджер. А вообще, я уже сказал, что тебе делать с этим чертовым листком. Мне повторить, или ты понимаешь с первого раза? — Да знаешь что, Малфой… — Пошла к чёрту. И она замолкла. Каждый чертов раз, когда он велит ей заткнуться — она проглатывает слова, теряясь во времени и пространстве. Напрочь забывая весь словарный запас. Она даже почувствовала, как по его жилам течет тягучее самодовольствие. Как оно медленно растекается по его горлу, заставляя голову поднять вверх и сделать взгляд презрительнее, чем он вообще может быть. Гермиона вела себя слишком жалко, когда находилась рядом с ним. Это сбивало с толку, раздражало, но вместе с тем никак не могло раствориться. Он даже не шевельнулся, наблюдая за тем, что последует от нее дальше. Ногти сами собой впились в тонкую кожу ладоней. — Какой же ты мерзкий. Она скривилась, готовая принять его уход, сверлить его спину ядовитым взглядом, но он не спешил двигаться с места. — Не настолько, как Уизли, — он усмехнулся. — Иногда я тобой поражаюсь, Грейнджер. Ты настолько жалкая, что никого кроме шрамоголового и рыжего не нашла себе в гребанные друзья. И, тем не менее, лезешь ко мне со своими чертовыми фразочками, которые не могут задеть даже первокурсника. Ты безнадежна. Гермиона усмехнулась. — Я молчу о тебе, Малфой. Кого надо жалеть, так это только тебя. Каково это вообще? Жить без друзей, а? Его челюсти сомкнулись; проступили желваки. И Гермиона была почти уверена, что его кулаки сжались. Но… Неужели она задела? — Заткнись. Твои псевдо друзья не помогут тебе, когда ты будешь гнить заживо в каком-нибудь подвале. Это всего лишь видимость. Иллюзия, для слабых уродцев, вроде тебя, которым надо верить во что-то. Верить в дружбу. Которой нет. — Её нет для тебя. И никогда не будет. Потому, что таких уродов, как ты, терпеть никто не может. На этот раз Малфой почти засмеялся. — Прекрати этот детский лепет, Грейнджер. Я думал, ты большая девочка и мыслишь здраво. Поразительно, но даже тут тебе удалось меня разочаровать. Браво. Гермиона сжала кулаки еще сильнее, почти чувствуя, как острые ногти прорезают кожу. Чёртова привычная злость. До смешного глупая и до смешного обыденная. Порядком надоевшая и вынуждавшая прошипеть лишь три слова: — Пошёл к черту. — После тебя, грязнокровка. На этом они разошлись. Она — развернувшись, и быстрым шагом устремилась к себе в гостиную. А он, будто ничего и не было, пошел туда, куда шел. Его шаги четко раздавались по коридору, неприятно вбиваясь в виски. Поразительная неприступность. Раздражающая. Она всегда поражалась его способности — плевать на всё и всех: облить человека грязью, а после плюнуть в лицо и повернуться спиной. Уйти и забыть. В то время как она будет пережевывать это весь вечер. Всю ночь. В тщетных попытках найти противоречия для самой себя, убедиться в ложности его слов, чтобы спокойно сомкнуть глаза. А потом разозлиться на себя в сотый раз, потому что она, черт подери, не имеет права задерживать его у себя в мыслях. Он не имеет права там задерживаться, чёрт возьми! Гермиона почувствовала, как шелковистая ткань врезается ей в нос. А после сфокусировала взгляд и поняла: что-то преградило ей путь. Точнее, кто-то. — Извини. Она удивилась прежде, чем подняла голову. Потому что узнала голос друга слизеринского слизняка. Голос Забини. А потом поразилась своей сегодняшней способности — натыкаться на слизеринских придурков. Но потом её глаза расширились. Извини? Это точно он сказал? Гермиона отпрянула, потирая нос. А после подняла голову, чтобы убедиться, что перед ней действительно стоит тот человек, про которого она думала. И, к огромному удивлению, не ошиблась. — Всё нормально. Я сама виновата. Она сделала шаг вправо, чтобы продолжить свой путь, но крепкая рука слизеринца не дала этого сделать. Что за?.. Гермиона возмутилась. Но не смогла отрыть в сознании то, что помогло бы ей найти выход из этой… неприятной ситуации. Она вгляделась в его лицо, чтобы понять, что оно выражает. Его взгляд был сосредоточен где-то на ее переносице. Совершенно пустой, ничего не выражавший. — Пропусти. — Мне нужно поговорить с тобой. — Нужно — что? — Поговорить, Грейнджер. Ты не знаешь, как это делается? Маленькая струя сарказма освежила её сознание: она почти собрала мысли, позволяя мозгу осмыслить происходящее. А еще почувствовала, как приступ необъяснимого, но огромного гнева нахлынул на нее. — Знаешь что, Забини? Отвали от меня вместе со своим дружком. И не приближайтесь ко мне больше ни на метр! Блейз опешил, поднимая бровь. Он поднял вторую руку, чтобы успокоить Гермиону, но она резко отошла назад. — Успокойся, Грейнджер… — А еще передай ему, что я — не почтовая сова, и каждый раз передавать послания профессора не буду! Идите вы оба к черту! Гермиона рывком убрала руку и, бросив листок на каменный пол, ускорила шаг. И краем уха услышала, как Забини поднимает график и тихими шагами идет дальше.

***

— Она точно сумасшедшая. Блейз влетел в гостиную, бросая сумку на кресло и плюхаясь рядом с Драко, который ухмыльнувшись пялился на пришедшего, в ожидании весёлых и интересных историй. Малфой последний раз взглянул на камин, который на этот раз не пытался удушить его своим пылом, и повернул голову к сокурснику. А после усмехнулся, увидев его растрепанные волосы и выбившуюся из штанов рубашку. Видимо, его действительного измотала та сумасшедшая. — И кто же удосужился этого звания? — он хитро улыбнулся. — Грейнджер. Улыбка Малфоя стекла с лица, когда он услышал её имя. А в следующую секунду улыбку заменило нехилое недоумение. Ему показалось, что он совсем свихнулся, потому что имя грязнокровки — последнее, которое он назовет перед смертью. Если вообще назовет. Так с чего вы бы его говорить Забини? — Я точно не ослышался? Грязнокровка? Малфой впился взглядом в карие глаза Забини, пытаясь выискать там опровержение. Или знак того, что это какая-то шутка. Чёрт подери, ему действительно было необходимо найти это там. Но нет, луч суровой реальности развеял этот туман надежды, и Малфой был в ещё большем замешательстве. — Это долгая история, — отмахнулся он. — Только… она передала тебе это, — он протянул листок, — и ещё пару проклятий. Но я думаю, что ты к этому привык. Забини подмигнул, впихивая листок в руку Драко. Малфой поднял бровь, принимая листок и откидывая его на стол. И чувствовал, как в его груди что-то неприятно шевелится, заставляя кожу покрыться неприятными мурашками. — Я никуда не тороплюсь, — он надеялся, что его голос звучал ровно. — Думаю, что имею право знать, какие дела ученик факультета Слизерин имеет с гриффиндорской грязнокровной тварью. Он отчетливо чувствовал, как костяшки пальцев начинали зудить, а змеи в сознании шипеть и плеваться ядом, чувствуя, как их хозяина одолевает гнев. Стоит лишь упомянуть чёртово имя чёртовой дуры. — Я хотел попросить у неё книгу, — пожал плечами юноша. — Профессор по нумерологии сказал, что она в единственном экземпляре, и только у Грейнджер. Но, видимо, я столкнулся с ней не в том месте и не в то время. — И не в той жизни, — перебил Малфой. — Я не думаю, что какая-то книга стоит репутации, Блейз. Забини нахмурился; взглянул на Драко и понял, в чём дело. Отчетливо понял, что Малфой действительно заинтересован: заинтересован и зол. И, если разрешение этой ситуации так важно для него, то Забини знал точно, что его присутствие только усугубит ситуацию. А еще он просто-напросто не хотел, чтобы Малфой кидал на него мерзкие подозрения по поводу его и Грейнджер. — Не волнуйся, я разрулю это, — он слабо улыбнулся. — Я, наверное, пойду. Увидимся позже. Он привстал с дивана, ощущая затылком, как Малфой изучает его спину, прищурив глаза. Забини еле совладал с телом, чувствуя, как на его коже образуется неприятное ощущение. Тем не менее, он стянул сумку с кресла, и, не дожидаясь ответа Малфоя, пошагал ко входу в спальни. Драко не стал его задерживать. Он и так слишком много ненужного показал Забини. Слишком много подозрений навёл на себя, не дай Мерлин, чтобы его сокурсник подумал что-то не то в отношении Драко и этой... Чёрт возьми. Грёбанная Грейнджер, мысли о которой просочились даже в гостиную Слизерина. Грёбанный Забини, который с какого-то чёрта решил подружиться с грязнокровкой. Драко знал, что просто так это не оставит. Он не даст этой твари пролезть в его жизнь, выжимая из неё все жизненные соки и не давая нормально существовать. Ему хотелось содрать с неё кожу, разорвать в клочья, чтобы она утонула в море собственной грязной крови. Он не знал, почему эта ненависть так ярко разожглась в нём именно сейчас. Но знал точно, что если это игра на выживание, то он ни в коем случае не даст ей выиграть.