Быть человеком

      Кларк...       Мое ли это имя? Моя ли это жизнь? Моя ли это планета? Все, что я мог ответить себе за последние месяцы это промолчать. А время тянулось медленно и бесцельно. И я не видел впереди ничего, кроме бескрайней промерзшей насквозь земли, укрытой льдом и снегом. Здесь теперь был мой дом и мое убежище. И место, до которого не долетало ни единого, крика, шепота, вздоха. Я был один, предоставлен самому себе и своим мыслям. Я был никем и всем сразу. Но меня это не устраивало. Тогда, стоя на руинах, внезапно я понял, что меня не устраивает моя жизнь и то, как я с ней справляюсь. А я ведь был уверен, что справляюсь. Со всем. Прости пап, но я не оправдал твои надежды. Я не вынес груз возложенной на меня ответственности. Я думал, что мне все по плечу, с моей-то силой. Но я был слишком самоуверен. Даже сверх люди не всесильны.       С-в-е-р-х-л-ю-д-и.       А человек ли я?       Внешне я ничем не отличаюсь от людей с планеты Земля. Да и внутри — те же кости, мышцы, вены, сухожилия, кровь. Все так банально, но почему-то устроено иначе. Я другой, хоть и меня не вычислишь среди толпы. Но я-то знаю. И все, кто видят Супермена, знают это. Кларка никто не видит, он невидимка, конторная крыса, неловкий несмелый очкарик. Раньше меня это устраивало — быть никем и быть всем сразу: человеком-невидимкой и супер-человеком. Но я хочу быть собой. Проблема только в том, что я не знаю кто я.       Но все это мелочи, банальная лирика и напрасная жалость к себе. Наверно, я просто не смог быть тем, кем хотел, чтобы меня видели.       Нет, я не ждал восхищений, оваций, признания, любви. Я просто хотел помогать людям. Как мог. Настолько насколько хватало моих возможностей. Но как говорит моя мама: «Не разбив яйца, не сделаешь яичницу». Это ужасная метафора, если применить ее…       А к чему собственно?       Сотня жизней стоит жизни всего человечества? Или разрушенный город, умеренная плата за всю планету?       Я не хочу отвечать на эти вопросы. Потому что правильного ответа нет. По-крайней мере, для меня. Хотя, нет — он есть. Будь я Суперменом или Кларком Кентом, то сказал бы:       «Каждая жизнь бесценна, и за каждую нужно бороться».       Но я не всесилен. Даже я. И я виновен… во всем.

***

      Марта Кент жарила котлеты, куриные с зеленью. А еще в духовке готовился яблочный пирог, мой любимый. Сколько себя помню, мама всегда пекла нам с отцом пироги — каждый день свежий, с новой начинкой. Но каждую субботу это был яблочный. Потому что мама знала, я люблю его больше всего. Сегодня была среда… или четверг, но точно не суббота. Но я не сомневался, я отчетливо чувствовал запах печеных яблок.       Колокольчик, задетый дверью, звякнул, сообщая о нежданном госте. Я слышал, как мама выронила из руки нож, и он ударился о деревянную столешницу. — Кларк, дорогой, это ты?       Она появилась в дверном проеме с удивленным и радостным выражением на лице. — Да, это я, мам, — мой голос дрогнул при виде таких родных черт, и я почувствовал себя ребенком.       Она кинулась в мои объятья, маленькая и хрупкая. — О, милый мой мальчик, я так рада тебя видеть.       Я обнял ее крепче. И внутри все перевернулось от теплых чувств, к той единственно любимой мной женщине, что некогда дала мне такую удивительную возможность называть ее мамой. И мне стало стыдно, от того, что я так редко про это вспоминал. И про то, как сильно ее люблю, и как сильно порой скучаю. И как редко думал о ней.       Марта Кент подняла на меня свои красивые живые глаза, в которых она тщетно пыталась удержать слезы. — Ну что ты, мам. — Я волновалась за тебя. — Волновалась? Ты же знаешь, что со мной ничего не может случиться. — Глупый ты, Кларк, — она шутя ударила меня кухонным полотенцем, — Я твоя мать, и буду переживать даже если ты не вернешься домой в оговоренный срок. Или не придешь ночевать. Или трубку не возьмешь и не перезвонишь вскоре после моего звонка. А тебя не было целых восемь месяцев. Конечно, я волновалась. — Она вздохнула. — Вот будут у тебя свои дети, и все сразу поймешь.       Я лишь пожал плечами. — Ладно, — мама улыбнулась и шмыгнула носом. — Голодный? Пошли ужинать.       Две котлеты со сковороды перекочевали в мою тарелку, и мама никак не хотела принимать мои возражения. Она сама обошлась салатом и картошкой, большую часть чего также подложила мне рядом с котлетами. И пока я ел, она разглядывала меня, будто за время нашей разлуки я сильно изменился. Но я ее понимал. И мне ее не хватало. Ее заботы и ласки. Ее спокойного голоса и ободряющих слов, что у нее всегда были про запас. И яблочного пирога, определенно. — Яблочный? — спросил я, хотя мы оба знали, что ответ мне известен. — Яблочный. — Но ведь сегодня не суббота? — Нет, — ответила Марта. Она выключила чайник и заварила чай. — И вчера была не суббота, и позавчера. На прошлой неделе тоже только одна выдалась. Но яблоки с последнего урожая в подвале уже подходят к концу. Не хотелось бы покупать в магазине, — она помолчала. — Поэтому хорошо, что ты все-таки приехал.       Я не нашелся, что ответить. Но мама молча положила руку мне на плечо, а я положил свою ладонь поверх.       И почему восемь месяцев назад я не приехал домой? Почему не окунулся в это тепло и любящие объятья? В это понимающее молчание. В свое детство, когда все было проще. В свое прошлое, когда я был просто Кларком. Почему? Я дал себе еще пару секунд поразмыслить над этим, а потом вспомнил. Я не был тогда Кларком. Я был Суперменом. А у Супермена никогда не было дома. И прошлого. И тогда, казалось, нет и будущего. И я должен был разобраться сам. В себе. Кто я? И кем должен быть. Кем могу быть. Кем быть придется.       Мама смотрела в мои глаза и будто понимала, все то, о чем я думаю. И для нее не было тайн. — Кларк, что ты решил? — спросила она, будто продолжив ход моих мыслей. — Я не знаю, — честно ответил я.       Мы оба долго молчали. — Главное, что ты вернулся.       Я знал, что не должен был говорить этого, но не выдержал. — Кто вернулся? Кто я?       Наверное, никто бы не понял моего вопроса. Но Марта Кент была моей матерью. Единственной и настоящей, несмотря на все обстоятельства. — Мой сын, — ответила она спокойно. — Все остальное неважно. Отдохни, выспись. Утро вечера мудренее. У тебя есть время все обдумать. Много времени.       Хотел бы я в это верить. Хотел бы я принять правильное решение. Хотел бы я повернуть время вспять, чтобы никогда не принимать этого решения.