***
Пробило ровно десять, вновь раздался звонок. Пришли за мной. Окинув в последний раз дом, я пошла на выход с тяжёлыми сумками. Эта были люди из детдома, который имел ужасную репутацию. Попадая туда дети, получали травму ещё больше и глубже, чем только попав в адский котёл. Дети были рабами. Их было крайне трудно усыновить или удочерить. А ещё они отдавали мальчиков и девочек старикам для утешения их тел. — Идёмте, — усмехнулся злобно мужик, показа на чёрную машину. Я сглотнула. Меня провожала целая улица. Крестила. И хоронила заживо. Как только мы приехали, мои вещи перебрали, выкинули всё блестящее, яркое, трусы и бюстгальтеры, объяснив, что это только для элиты, которой и не существовало. В здании было чисто, просторно, но подавленный взгляд ребят, их дрожащие губы, по которым постоянно били и прикасались… Куда я попала? За что? Но это было только началом моего «весёлого» приключения. Меня подселили к трём дылдам, конопатым, которые сразу же мне объяснили что к чему, они пригрозили смертью, если я открою рот, как бы не было грязно. Одна из них умирала от СПИДа и заражала других, вторая крала сигареты и курила их в туалете, третья часто удовлетворяла себя при всех. При виде таких девиц мне стало тошно. Я не хотела становиться такой, но мне было суждено. Через месяц, когда я попыталась найти в этом аду друга, меня наказали. Мой рот заклеили. Отвели в туалет и закрыли дверь, где из каждой кабинок выходил человек. Тогда я во второй раз в жизни испытала истинный ужас. Моё тело, мысли осквернили. После ада мне дали таблетку и приказали запить, чтобы не залетела. Уже в обед я начала совершать план по освобождению из этого мира, а точнее взяла мыло, стул и простыню. Но сбыться моей мечте было не суждено. Стул выбили, меня сняли с петли, потом избили и отправили по второму кругу. В следующий четверг в детдом приехала инспекция по делам несовершеннолетних во главе с врачами и полицейскими. Стоил сказать, что почти всех девочек, в том числе и меня, посадили на кушетку? Все были порваны и опорочены. Тогда началась война. Но если всех в правительстве города это устраивало, этот бордель, тогда кто это всё затеял? Ответ пришёл мне сам, пешком. Это был он — убийца моей семьи. Он не мог улыбаться, он краснел, он не мог говорить, потому что всё знал. Ради какой-то бумажки он опорочил меня вновь, уничтожил, чтобы спасти. Дочь убитой семьи. Я сначала никому не поверила, смотрела в бумажку, перечитывала раз семьдесят, чтобы понять, что весь этот спектакль был для того, чтобы меня удочерили. А точнее они взяли на воспитание. Тогда я убежала на детскую площадку и скрылась в домике, лежала под скамейкой с письмом на руках. Сердце бешено колотилось в груди. Мне было плохо и страшно. Я только смирилась со своей судьбой. Я плакала. Снова. Услышала шаги слишком поздно. Это был он, в чёрном строгом пальто, которое ему шло. С последней встречи он стал сильнее, здоровее и свободнее в движениях. Он был непреклонен в своём решении. — Это единственное, что могу сделать для тебя. Ты не будешь насильно жить у нас, но на выходных ты будешь обязана находиться в нашем доме. В школу будешь ходить прошлую. Никто ни о чём не узнает. Никто тебя больше не тронет. Обещаю. Это были сладкие речи, от них кружилась голова. Слёз накопилось слишком много. Так много, что я не могла дышать. — Возьми старые вещи. Или можешь их оставить. Заедем сначала в твой дом. — Там умерли цветы, давно. — Они живы, я попросил о них позаботиться ту женщину, которая встала за тебя горой. Вылезай. Съедят или нет, плевать. Где трава зеленее?***
Всё было в пыли, я проводила пальцами по рамкам, по лицам родителей. Мои слёзы были бесконечны. Как же больно мне стало, возвратившись.