Это существо не позволило остаться тут, он не хотел оставлять меня одну. Тут грязно, пыльно и душно, ком из воспоминаний душил меня. Я с трудом собирала заново сумки, пару дней мне точно придётся провести в их доме, пока они будут готовить бумаги на перевод в школу и сюсюкаться. Под низ спортивной сумки я положила пистолет и два магазина, небольшой нож и ночник. После детдома, после тьмы я сходила с ума при отключенном свете особенно ночью. Несколько недель я спала с заклеенным ртом, чтобы никто не услышал голос.
Соседи вышли мне на встречу. Целовали и обнимали. Да, было приятно, но я задавалась вопросом: если они меня любили, почему никто не вступился за меня, когда меня забирал в тот ад. Они просто не хотели возиться с никчёмным ребёнком. Да, так и было.
Красное солнце встречало нас на пути по шоссе. Господин, так я буду звать его, хотел заехать в гипер-маркет, чтобы закупиться. Его жена сейчас занималась с младшим сыном и не хотела выезжать на окраину, где легенды были страшнее. Не хотела поднимать панику и шум. Он слишком много говорил, а я его не слушала. Сейчас просто смотрела на ели, как пар поднимается к облакам. Темнело медленно. Не сумев завести со мной разговор, оборотень включил радио и забил.
И вот, мы подъехали к подобию Ленты — Самбири. Взяли тележку и отправились за продуктами. Глаза разбегались, как давно я ела шоколад, как давно пила кофе 3 в 1, как давно мыла голову шампунем, а не хозяйственным мылом.
— Возьми корзину, возьми самое необходимое, я пройдусь по списку. Ты любишь яблоки?
— Нет, да, не знаю. Лишь бы кислыми не были, — сказала я и отправилась бродить по рядам. Сразу же закинула нутеллу, пачку носков, резинки для волос, шампунь, зубную щётку, прокладки и небольшое полотенце.Всё самое необходимое. Уже остановилась около стеллажа с орехами, но я не решилась взять. Они были слишком дорогие.
Через сорок минут мы загрузили несколько пакетов в машину и отправились в путь. Солнце зашло за горизонт. Мы ехали полтора часа, пока не выехали к коттеджному посёлку им. А. П. Дроздова — основателя движения за права и ограничения оборотней. Как говорили родители, им надоело находиться в тени, им надоело жить в прошлом и в пещерах. Сейчас шло седьмое поколение оборотней, родившихся среди людей. Некоторые скрещивались с людьми, другие хотели сохранить чистоту породы, но …. Как правило, чистые были одни из самых жестоких и неуправляемых. На таких обычно приходили охотники и защищали обычный люд, они были судьями для них, потому что страх к этим существам спасал от законов, особенно в полнолуние. Кто попался, тот и виноват. К тому же кто-то пробирался к верхам и охранял свободу собратьев.
Я знаю, нельзя ненавидеть всех, но и любить и покрывать тоже. Он совершил преступление. Они совершали их.
Машину Господин поставил напротив двадцать седьмого дома, это был большой дом. Больше моего. В три этажа и крыши, на которой можно было жить. Я ахнула. Он был похож на американский дом, широкий. На первом была кухня, видела это, посмотрев в окно. И из окна выглядывала полноватая женщина, несуразная. Тяжёлая. Сначала мне показалось, что ей было противно от моего появления, но потом морщинистый лоб разгладился, глаза заблестели. Она улыбнулась и пошла встречать… мужа.
— Вот и она, какая мрачная! — выбежала она, забирая из багажника пакет.
— Не мучай её. Она устала, ведь так? — улыбнулся мужчина, взяв в руки два пакета. — Где парни?
— Устраивают гонки в лесу, к ужину вернутся, — ответила женщина. Скорее всего, они говорили о своих сыновьях.
Меня проводили в дом. К удивлению, псиной не пахло совсем, лишь мистером Пропером из рекламы. Тут было светло, коридор выполнен в бело-розовых тонах, в то стенам стояли шкафы для верхней одежды, рядом с ним оранжевый пуф и комод с обувью. На этом же этаже находилась и большая кухня со столовой, с другой стороны располагалась гостиная, но её почти не увидела. Хозяйка дома сразу же отвела меня на третий этаж — крышу, тут было настолько тихо, казалось, что тут никто в общем не жил. Я была права.
— Надеюсь, тебе понравится здесь. Тут удобно: кровать, стол, шкаф, ковёр. Раньше там жила сестра мужа, но она ушла в другую стаю, когда вступила в брак. Мы ничего особо не меняли. Я на кровать положила постельное бельё. В доме два ванные: на первом и втором этаже. У нас обычно очереди, поэтому иногда мы чистим зубы на кухне. Я позову к ужину.
Она ушла.
Я открыла дверь и вошла. Да, она была немного меньше, но зато красивая и ничем не нагроможденная. На стенах я увидела отпечатки двух лап. Наверно, это были следы сестры Господина. Заправив постель, я сразу рухнула. Мне надо было срочно всё осознать, немедленно.
Я открыла глаза внезапно, только осознав, что попала в тьму. Меня будто облили ледяной водой. Стоило только прикрыть глаза, как вырубило. Я достала ночник и вздохнула с облегчением. Тусклый синий свет давал надежду, он успокаивал душу, с детства вспомнился эпизод, как мы с отцом делали синие самолётики и журавлей и пускали с высокого дерева, а внизу бегала детвора и ловила летающую бумагу.
Уже шёл второй час ночи, мне ужасно хотелось есть. Мне хотелось сладкого и жирного. Взяв ночник, я пошла вниз. Пару раз чуть не навернулась, чуть не подскользнулась на лестнице, но всё же дошла до кухни. Помытая с ужина посуда лежала на полотенце. Там были и ложки. В воздухе ощущался запах жареного мяса, оно пахло восхитительно. Лишь оборотни могли так его готовить, знатоки из всех.
В холодильнике я нашла свою Нутеллу. Стоило закрыть дверцу и повернуться, как я мигом впечаталась в стену, испугавшись. Передо мной стоял заспанный лохматый парень в растянутой серой футболке. Глаза его сверкали. Синевой из-за ночника. Внутри всё сжалось. Я опустила голову и двинулась в сторону подальше от незнакомца.
Моё сознание деформировалось с попадания в детский дом. Я больше не видела в мужском поле мужчин, я видела в них монстров. Он не говорил. Лишь разглядывал черты лица незнакомки, шею и ладони, сжимающие банку с едой.
— Голодна? — выдохнул он, протягивая руку к холодильнику.
— Есть, — потрясла Нутеллой. Оборотень посмотрел лениво в сторону и довольно хмыкнул. — Х-хочешь? — ляпнула я по привычке. Родители всегда свою единственную дочь вежливости, для них есть одному — грех, а не делиться ещё хуже.
Опустила голову.
— Хочу.
Мы ели из одной банки, чтобы не мыть посуду. Он вальяжно расселся на столешнице, периодически опуская ложку в шоколад. По немного истерика отпускала, моё дыхание восстанавливалось. Он смотрел на ночник, что освещал кухню и говорил, что хочет эту святящуюся штуку. А я смотрела на него, на тёмный спутанные волосы, острые черты лица. Он был похож, скорее, на молодого человека не старше двадцати пяти лет. На вольного и сильного. Вены выпирали. Руки покрывали чёрные жёсткие волосы. Он был обладателем опасной мужской красотой, которая пугала. Такого маленького, грязного, грешного ребёнка как я.
— Я всё, — выдохнул оборотень и кинул ложку в раковину. Он хотел уйти в зал, но остановился, посмотрел на меня и подошёл. Его рука потянулась ко мне, но было поздно.
— Не трогай! — закричала я, отбегая и садясь на карточки, закрывая руками голову.
— Что с тобой? — голос оборотня дрогнул. Он сделал шаг вперёд.
— Не подходи! Пожалуйста, — ко мне подступил страх. Сердце бешено забилось. Голова кружилась. Перед глазами пронеслись сцены в туалете, а затем петля. Меня достиг до пяток ужас, в горле зарождались крики, которые с трудом подавляла.
— Ухожу, — кивнул молодой волкодлак и ушёл во тьму, оставив грязную, втоптанную в грязь девушку.
Я поднялась в комнату только к четырём, когда начало светать, и сразу завалилась в постель. Меня трясло.
Через три часа ко мне вошёл Господин и попросил пройти на завтрак.
Умывшись и переодевшись, я спустилась на кухню, где за столом сидело пять человек, за плитой стояла хозяйка дома. Двое было совсем древних: мужчина и женщина, они сидели напротив друг друга и уже ели. Справа от женщины сидел мальчик семи лет на вид, напротив уже знакомый мне оборотень, что не сводил с меня взора. И на главном месте Господин. Он улыбнулся, представил меня и посадил меня на одно из свободных мест. Через минуту хозяйка поставила большую тарелку с гренками и сама уселась.
— Это — новый член нашей семьи, позаботитесь о ней, — сказал глава семейства. — Это Марго Витлоше и Марк Витлоше — родители моей дорогой супруги, дальше мой старший сын — Дарий, затем младший — Михаил.
— Приятно познакомиться… — прошептала я, опуская голову. От их любопытных взглядов было дурно. А они все улыбались. Это была семья. Самая настоящая. Они ели за одним столом и обговаривали то, чем они хотели бы заняться в этот день. Мой мир вновь был разрушен, хрупкий, хрустальный. Я…
— Почему не ешь? — спросила меня Евгения — жена Господина. Тогда я взяла вилку и притронулась к еде.
Мама, папа… Я так скучаю по вам!
Почти весь день я сидела на крыльце на заднем дворе и смотрела в сторону леса, откуда-то заходили, то выходили оборотни. Каждое появление этой твари перед глазами встречало меня воспоминанием трупа и ямы, куда опускали гроб. Я не могла себя пересилить и оставить прошлое. Я считала себя бедной, несчастной. Может, это было и так, но… в кое-чём я ошибалась. Одинокой уже не была и не должна быть. Ко мне обращались как к человеку, каждый уважал личное пространство, никто не задал ни один неудобный вопрос. Два дня я сидела и смотрела, я словно раз за разом ныряла в море. И каждый раз выныривала, ощущая, как камень за камнем сваливается с плеч, растворяется в воде. Я почти уничтожила кусок мыла, но так и не смогла отмыть тело, губы, мне было отвратительно смотреть на себя в зеркало.
Выходные закончились, я уезжала домой, чтобы учиться. Чтобы я медленными, но верными шагами соединяла осколки разбитой души.
***
— Мне жаль её, она ни с кем даже не разговаривает, — говорил младший сын семьи Витлоше родителям, когда та уже находилась за партой.
— Она ещё ребёнок, как ты. Как думаешь, тебе бы было легко забыть смерть родных людей? — потрепал глава семейства мальчика.
— Зачем тогда брали? Она всё равно это не оценит. Мы привели в свою стаю чужака, мы сами станем чужими, если оставим её здесь! — сказал Дарий, расчёсывая свои жёсткие волосы.
— Она и не должна это ценить. В будущем за смерть человека нас самих начнут убивать. Мы сильнее их, на нас не действуют законы. Как-никак, я виноват. И все в стае это знают, если бы я этого не сделал, нас бы выбросили на улицу как предателей. Дарий, волк должен брать на себя ответственность за то, что он совершил, умышленно или нет.
***
Вернувшись в школу, я ожидала увидеть радость, ощутить поддержку, но, видимо, меня тут забыли и помнили лишь, как о дочери охотников на оборотней, которую забрали в рабство над телом и душой.
Шёл дождь. Я сидела на подоконнике и решала задачи по алгебре. Уже третий день провела в полном одиночестве и была этому рада. Смогла отмыть пару комнат и смахнула пыль с видных мест. Запахло дешёвой лапшой, потому что основные деньги ушли на оплату коммунальных услуг. Картошка сгнила как и все овощи, в крупах нашла моль, она сожрала и мамину шубу. Тёплую, чёрную, мягкую. Мне не хватало сил и времени убрать всё или лишнее выкинуть на помойку. Ноги устали.
Завтра планировала сложить все фотографии родителей и себя, затянуть зеркала, чтобы не напоминать себе о боли воспоминаний.
Неделя прошла незаметно. В субботу на парковке школы меня ждал оборотень, чтобы забрать в их дом. Мы снова заехали в гипер-маркет. Я снова купила маленькую Нутеллу, пакет картошки и соли, чтобы совсем не сдохнуть от голода. И это увидел он вновь.
— У тебя есть что поесть?
— Есть, — и пошла на кассу.
Вечером я снова пошла на крыльцо смотреть на звёзды, захватив пасты. И снова пришёл этот парень с вилкой. На этот раз он не делал ни резких движений, ни попыток прикоснуться ко мне.
Никто не может нам смотреть в глаза
Боятся утонуть в чужой печали.
Мы оказались тоньше хрупкого стекла,
А все считали — мы из равнодушной стали,
Никто не может нам смотреть в глаза.
Пропевала я Артерию уже в кровати, вспоминая, как дышал Дарий. И думала о жизни, пока не уснула.
Утром, к себе в кабинет позвал Марк Витлоше — старик, что хорошо сохранился для своих лет. Он вручил мне книгу об оборотнях, их сказки, в современном переплёте.
— Лучше на ночь не читай, — подмигнул он и медленно завёл разговор о своём прошлом. Мне было не интересно, но это было не вежливо, особенно, если этого хотел пожилой человек. Видимо, он хотел наладить контакт, но не получилось.
Вскоре меня опять везли домой. В руки всунула хозяйка контейнер с едой. Хоть я и скрыла, но мне была приятна эта забота. Её еда была сделана с такой любовью, что слёзы сами скатывались по щекам.
До конца учебного года каждая неделя так начиналась и заканчивалась, никто меня не попрекал ни в чём. Иногда я говорила, но это было редко и по необходимости. Это было связано больше с прочтением сказок Ганса Литаса — автора сборника. И каждую неделю я брала Нутеллу, чтобы съесть её с Дарием.
Всё текло тихо и мирно, Михаил однажды занялся самолётостроением, когда увидел, что я из салфеток сделала самолёт, который продержался в воздухе семь секунд и аккуратно приземлился на диван.
Надо мной никто не стоял, я была предоставлена самой себе: училась, ухаживала за домом, готовила и стирала. Никто не был до сих пор у меня дома, но приглашать было итак некогда и некого. Всё больше и больше слухов поднимали ученики, они узнали, что я живу теперь с оборотнями, но не простыми, а убийцами мамы и папы. Они начали меня травить. Одна крыса залезла в медицинский кабинет, откуда узнала обо всех моих проблемах и секретах со здоровьем и разболтала. Мой класс меня избегал, хотя и говорили, и помогали у доски.
Все помнили весёлую девочку, которая постоянно болтала, которая сияла, когда у ней что-то получалось, но из неё вышел гадкий, нелюдимый человек, который всяческий избегал мужской пол.
До начала лета я прошагала в тёплой кофте, потому что мне было везде холодно.
Лекарства закончились, шрам приобрёл почти телесный цвет, но был до сих пор виден и ужасен. В один из дней, когда я захотела увидеть себя, я увидела в себе чудовище и разбила зеркало. До сих пор можно было встретить части зеркала, валяющихся на полу.
Каждый раз, когда я видела своё отражение, мне хотелось умереть и покинуть этот мир.
Я спала в окружении игрушек с детства, потому что мне было одиноко и страшно одной настолько, что мне всё больше и больше хотелось остаться там, чтобы хотя бы услышать живую речь.
За время такой жизни на кладбище я была пять раз, и каждый раз я заливала камни слезами. Я просила их подать хоть какой-то знак, хотя бы присниться мне! И с каждым днём мне было всё хуже и хуже.
Первые дни каникул я пролежала в гостиной, не выходя на улицу, не поливая даже цветы. Я наблюдала за пылью, что витала в воздухе, за шумом ветерка, как ветви древ стучали по стеклу. Я слабела по собственной дурости, но мне было хорошо, свободно и спокойно. Никакие проблемы не волновали, никому не была нужна, разве это не счастье? Ещё я искала тени, которые были похожи на силуэты героев сказок, когда сильные ветра продували деревья, я видела битвы. Кадр за кадром, я смотрела бесплатное кино сил природы. Ещё немного, и я бы окунулась туда, но меня разбудил дверь открывающейся двери. Сил уже не было даже на то, чтобы повернуть голову, но обоняние ещё сохранилось. Я всем нутром прочувствовала запах волка, я отчётливо слышала стук сердца в тишине. Кто-то бродил по комнате в поисках хозяина, возможно, оно придуривалось и играло со мной, но у меня не было сил. Я слышала, как оно наступало на битое стекло, слышала, как отодвигались занавески, закрывающие зеркала. Свежий воздух ворвался в дом. Наконец, спустя восемь минут меня нашли.
— И долго тут будешь лежать? Я стучался, хорошо, что запасной ключ нашёл. Эй! — пытался меня разбудить знакомый голос. — Я специально приехал, чтобы увидеть тебя в таком состоянии? Поднимайся! — и он крикнул. Но сил не было. Я лишь медленно моргала и смотрела на высокую фигуру надо мной, слишком близко я видела лицо Дария. Во мне взыграл страх, он зажёг меня, заставил проснуться ото сна и забояться. Всего. Этого ощущения пустоты. И снова начался приступ. Его ладони я ощутила на своих щеках. Я забилась в истерике. Немой крик застыл в горле. Он видел это, это звериный страх. Я видела, как ему тоже стало страшно.
Через минуту меня поливали ледяной водой, вода попадала в рот, на лоб, на грудь. Капли тушили пожар. Я была на краю.
— Отец, я не смогу приехать… Тут это… проблема. Не беспокойся, сейчас уже хорошо, но лучше пока её не трогать. Расскажу потом, — да, я ему доставила проблем и волну разочарования. Мне было стыдно.
Через десять минут я держала в руках кружку с чаем и лимоном. Пока я приходила в себя, он обследовал дом и приходил всё больше в уныние. Здесь жила неряха. Когда в последний мыла полы? Три недели назад? Дом стал моим неживым воплощением души, холодный, пропитанный злостью и болью, одиночеством и пустотой. Снаружи он был зелёный, новая краска покрывала стены, а внутри — голый и в пыли. Мне было стыдно и за отношение к родительскому дому. Я ничего ещё не сделала, абсолютно.
И снова я впала в прострацию и отключилась на час, когда очнулась — увидела перед собой дремлющего Дария. Сейчас он был для меня гостем. Зашипело масло. Зашипел ветер. Затрещало стекло. Он был гостем. Был гостем.
Я вспомнила, как в прошлом в этот дом часто стекались знакомые родителей, они пили морс, играли карты, устраивали шахматные турниры, как весело отмечались праздники, особенно новый год с пушистой красавицей. И она всегда помогала маме: то носила тарелки, то переворачивала котлеты, то мыла посуду. Тогда дом жил.
И сейчас впервые за такое время он принял гостя. Зашипело. Заискрилось. Запахло. С ещё пустым взглядом смотрела на сковородку и тарелки.
Он проснулся к вечеру и сразу не понял, откуда взялся у него плед.
— Что был за цирк? Всё в порядке? — спросил он, сложив плед и подойдя ко мне.
— Спасибо, — прошептала я, отходя на пару шагов. — Да.
— Знаю, это спрашивать нехорошо, но, чем вызвана такая реакция на меня? И что вообще случилось?
— Не могу сказать, не спрашивай.
— Это важно?
— Уже нет.
Пока он ел, я прибирала комнату для гостей и стелила постель. Раньше она была дедушкина, но он покинул нас десять лет назад, когда мне было пять. Она была небольшой, но уютной. Особенно шикарными тут являлись полукруглые кресла и пианино.
Столкнулись мы вновь, когда я спускалась с лестницы.
— С-спокойной ночи, туалет — третья дверь справа от твоей комнаты, — и пронеслась вниз на кухню мыть посуду.
— Спокойной.
