Пена и кровь

      Сердце съедала боль. Она током била по пальцам, разрывалась в лёгких. Дышать невозможно.       Девушка не шевелилась, сидела на стуле и смотрела пепельными глазами на герб России. Её вызвали на ковёр: плевать на вид, на равную одежду, на красные от слёз глаза. Она была ненавистна. Слишком жалка. Уродлива.       Остаток надежды. Крохотная частица веры рассыпалась по полу школьного кабинета. Душу и ум захватила непроглядная тьма. Старуха с сухими кистями сжимала стальной хваткой горло и заставляло смотреть на стену, будто в небо. Тяжёлое, свинцовое, страшное.       За пару минут изменения колоссальны. Никогда ещё аура не была настолько убийственна, находится с девчонкой было невозможно. Старуха оберегала последний покой, последний рассудок.       Смерть родителей, изнасилование, «смешная» шутка одноклассников — всё это теперь казалось такой мелочью. Ради чего она билась? Раскрашивала серые стены, пыталась отыскать где-то в глубине любовь, пыталась уберечь воспоминания. А что говорить о розовых мечтах?       Пепел… Теперь властвует пепел. — А вы, собственно, кто? — спросил директор, который хотел войти в кабинет, но его оставил широкоплечий высокий парень со школьной сумкой за плечом. — Я… за Таней. Сын опекунов Татьяны… — он, видно, был то ли напуган, то ли уставший от неожиданного марафона. — Я… — Боюсь вас огорчить, но вы не являетесь опекуном, разговора не получится. — Как? — Молодой человек, соблюдайте правила. Или хотя бы ознакомьтесь, а сейчас у меня с вами нет времени разговаривать. Вызывайте отца!       Дверь с грохотом захлопнулась. — Одно хорошо, она заяву на тебя не накатает, а хотя имеет полное право, — кашлянул мужчина, садясь в кресло. — Причина драки? — О, да ладно? Не знаете? А я думала по воттсап всем отправили, — этот тон, этот голос. Сумасшедшей. Прогнившей. Змеи. — Хватит! Какая бы ситуация не была, ты не должна была распускать руки. — Как меня бесит эта напыщенность. У самого ребёнок, сюсюкается, выкладывает фотографии в разные соцсети, а по-любому, если что-то случится, зароете всех. За честь и достоинство. А я по вашему в тряпку должна терпеть и осознавать, что меня помоями моют? — и она рассмеялась, сначала тихо. А потом громче, вводя директора в шок.       Вскоре на шум прибежал Господин. Он долго разговаривал и при директоре, и при классному руководителе. Скорее, такая серьёзная беседа была связана с его волчьим началом, но не суть. Драка, которую затеяла Таня. Тихая и безобидная девочка! — Выйди на минуту из кабинета, пожалуйста. — Обратился директор к проблеме. — Оʼкей.       Знали бы они, что и это ошибка была.       Старуха не давала покоя, тащила в сторону выхода из школы. Тащила. Толкала.       Девушка шла, презирая всех. Девушка убегала, ненавидя всех.       Она не чувствовала холод, как снег окутывал ноги. Она шла. Она ничего не понимала. В голове гремела фраза «Выхода нет». Щёки леденели из-за скатывающихся слёз.       И снова за спиной смех. Снова прохожие оборачиваются и смеются. — Хватит! — отчаяние душило.       Шаг. Ещё один шаг. — Сто-ой! — чей-то крик вдалеке, но было поздно. — Вызывайте скорую! — Боже мой, на зелёный цвет! — Я убью тебя, сука! — орал парень, вытаскивая за шкирку водителя и кидая его на асфальт. Но его отвлёк запах крови.       На грязном асфальте, чёрном снеге лежала почти голая девушка в собственной крови. Она была в сознании, всё слышала, видела, даже боли не чувствовала. Становилось всё светлей и светлей. — Разряд!       Тело поднималось над землёй. Всё ближе к небу. Таня чувствовала наконец-таки свободу, желанную до одури. — Открытые переломы в нескольких местах, ушибы, ещё переохлаждение. Жить будет.       Её забрали. Свободу. И вернули вместо неё вновь боль. — Что ты делаешь, Тань? Зачем? — шептал Дарий, сидя у её кровати. — Разве всё это стоит этого? Ты чуть жизнь не потеряла. Тань… — он звал её тихо, словно скулил. Словно молил Бога о лучшем. Парень проводил пальцами по её грязным волосам, по бледным губам, и всё шептал имя.       Сердце сжималось. Он не мог простить ту оплошность. Тогда он не заметил в толпе низковатую девчушку, как она вышла из кабинета и направилась на улицу. Никто её не остановил. Никому она не была нужна.       Тот водитель был пьян. Он сидел в клетке и кусал локти, умолял адвоката накатать что-нибудь слезливое.       Но всё это мелочи.       Второй день она молчала, смотрела в потолок и не обращала внимания на его мольбы. Ей было всё равно на соседок по палате, всё равно на окружающим мир. Сердце словно билось нехотя. Желания жить не было, совсем.       Почти каждый день Дарий приходил навестить подругу, читал дрожащим голосом новую тему по русскому или геометрии, географии. Она очнётся, он был уверен в этом, и будет метаться из-за своей ошибки. Корить.       Настала суббота. Парень принёс Нутеллу. Кусочек счастья и радости. Но она даже рот не открыла. — Ей даже успокоительного не надо колоть!       Пришли результаты и по крови, и по остальным анализам. И тут вновь начались неприятности. — Да, её укусил оборотень, но она им не является, хоть в крови ДНК волка уже есть. Это меня и волнует, — произнёс Господин в кабинете врача. — В медицинской карте есть запись, что год назад она также лежала в больнице. Там прописаны лекарства, замедляющие активность молекул с этим геном, но боюсь… что в скором времен это проявится. Лучше найти врача, который это прописывал. Я не сведущ в этих делах, — мужчину направили в частную клинику, где теперь работал Владислав Иванович Звонорёв.       Раньше он работал в захудалой городской больнице с обшарпанными стенами, ржавыми умывальниками, теперь же, при помощи влиятельных людей, он создавал целый институт — медицинское учреждение для оборотней и их жертв. Он специально приехал в городок в шестьсот тысяч людей, где хоть какая-то инфраструктура была. Сейчас его рабочее место — этаж в обычном многоквартирном доме, где находился центр для укушенных. Ещё двадцать лет назад нельзя было остановить эпидемию гена, но сейчас разрабатывались препараты, которые на некоторое время замедляли действие заражения. Пускай пациентов было немного, некоторые приезжали из деревень с последними деньгами и надеждой, но он помогал и лечил. — Владислав Звонорёв, к вам гость, — оповестила медсестра и сунула талон в ладони врачу. — Ну что, проходите, — повёл в небольшой, но уютный кабинет доктор. За ним шёл Господин, он нервничал. Он не мог предположить, что этот врач… — Добрый день, у меня к вам есть серьёзное дело. — Понимаю. Вы присаживайтесь-присаживайтесь. И какое дело? — В прошлом году в городскую больницу вам доставили девочку с укусом оборотня… — начал, запинаясь, мужчина. — Да, помню. В ужасном состоянии, кровь хлестала фонтаном, — усмехнулся Владислав, открывая шкаф, где находились папки со всеми его пациентами. — Её звали Татьяна? — Да? Помните? — Она была единственная, не считая парня одного с укусом от здоровой собаки. А вам какое дело? — Дело в том, что я её опекун. И я тревожусь, что она может стать оборотнем против своей воли. — Понимаю, но поделать ничего уже нельзя. Она — оборотень, только спящий. Невозможно изъять то, что пришло в организм. Даже наркотики никогда не уйдут из организма, пройдёт хоть десять-двадцать лет. — покачал головой доктор. — Медис 35.6 подавляет реакцию на луну, а Фондом 6Z делает ген не способным к размножению, они — замороженные молекулы, проходящие из сердца в лёгкие и по всему телу. Конечно, действие препаратов всё равно закончится, повторный курс можно назначить, но он будет менее эффективным. Как-никак, это — сильные лекарства с множеством побочными эффектами. Ей придётся принять себя другой. — Сколько ещё будет действовать эти препараты? — Месяц-два, всё зависит и от организма, и от окружающей среды: нервная обстановка, внутренние переживания, — а девочка очень трудная. Потерять родителей и отправиться в детдом с клеймом на всю жизнь. Как это может не подкосить даже здорового человека? — Я смотрел по прейскуранту, вы проводите полное обследование… Я бы хотел её, — промямлил Господин, подавая карту Татьяны доктору. Тот сразу же её открыл и начал внимательно читать каждую строчку, зрачки его расширялись от удивления и шока: ей ставили психические расстройства, с такими можно было легко попасть в психиатрию, не считая результаты крови и другие личным подробности. — Да… Я могу прийти к ней в ближайшее время? Она же сейчас лежит? — Конечно! Только… После аварии она стала… — Понимаю, сейчас я принесу договор… — Владислав вышел из кабинета. Достал из кармана платок и вытер лоб. такое впервые в его практике.       Господин осел.       Это был оборотень-изгой собственной персоной. Пятнадцать лет назад, подростком, настроил против себя всю стаю. И его выгнали, несмотря на мольбы матери и отца. Он ушёл с сумкой за плечом, несколькими тысячами. Ничейный, одинокий, верный своим идеалам, юноша, способный перевернуть весь мир.       Родители не моли вынести и позора, и горе, они буквально за год увяли, стали стариками. Общение постоянно прерывалось. Потом Владислав поступил в Московский Медицинский Университет с блестящими результатами по экзаменам. Прошло два года: сердце матери не вынесло потери, а затем и отца. Будущий врач стал сиротой, изгнанный из стаи. После этого он посвятил себя учёбе и работе. Он участвовал в множествах экспериментах, и часто сам становился крысой. Обида на главу клана разъедало душу, он желал ограничить вседозволенность волкам. Обезопасить простого человека. И у него получалось.       Сейчас ему требовал основать медицинский центр, который мог бы сравниться с западным, тогда бы он вошёл в Международный союз оборотней (МСО) и смог б влиять на исход дел изнутри. Он выбивался из сил, постоянно что-то исследовал, лечил и зашивал, работал почти в минус. В его конторе работало десять человек, это лишь те, у кого была храбрость, те, которые не боялись мохнатых товарищей при полной луне.       Владислав стремительно вошёл в палату. На самой дальней кровати лежало существо, мало похожее на человека. Волосы стали настолько сухими и ломкими, что даже дышать на них нельзя. А пальцы худые. Она вызывала жалость, сострадание.       На вошедшего глянули с осторожностью, женщины аж привстали со своих мест. — Владислав, — вошёл в палату Господин, а с ним ещё парочка врачей. — Мне надо её осмотреть сначала, всё в порядке, — девушка ленива посмотрела на них. И всё. На этом любопытство закончилось. — Ну что же, узнаёшь? Здравствуй, Таня.       Мужчина осторожно разглядывал лицо, руки, шею, шрамы девушки. Кожа была мягкая. — Не боишься, что атрофируются конечности, если не начнёшь двигаться? Таня, мне нужно с тобой серьёзно поговорить, но я не могу, потому что ты в таком состоянии.       Но девочка лишь молчала и смотрела в одну точку. Дело было гиблое. Дарий, узнав об этом, предложил попробовать гипноз. — Или найти шарлатана, или попросить вожака. А ему проблемы не нужны, — вздохнул от огорчения Господин, отпивая чай. — Препараты заканчивают своё действие, в этом или следующем месяце ждите превращение. Лучше поставить её на ноги, вернуть волю, иначе зверь пожрёт её. На первых превращениях я не могу выписать успокоительное, ибо она просто сойдёт с ума. Можно действительно попробовать гипноз, если не получится достучаться. И переведите девушку в отдельную палату, нечего лишнего внимания.       Рекомендациям Владислава последовали. Господин ходил к вожаку и просил помощи, а Дарий частенько до закрытия сидел у девушке и читал всё те же параграфы.

*У неё сильнейший шок*

— Все разговоры о тебе, Таня. Все мысли. Знаешь, хоть это выглядит дико, но я хочу видеть твою улыбку и есть Нутеллу вместе с тобой, — юноша положил на тумбочку учебник. — Да, возраст, но… мы с волком согласны.       Надвигалась полная луна. Вожак лишь смеялся над предложением. Ему не хотелось ехать куда-то в даль и спасать чью-то жизнь. А боли каждый миг сопровождали девушку. Она чувствовала нарастающую тревогу, как огонь ломал внутренности, как она горела. Всё сложнее было удерживать старуху. Маска пропадала от боли. Она постоянная видела у себя парня, его напор, его уверенность заставляли усомниться в решении, но каждый раз Татьяна вспоминала о могилах родных.       Уже, когда луна набиралась сил, к ней заскочил Михаил и Госпожа. Мальчик прошептал добрые слова на ушко и положил сделанный своими руками журавль из красной бумаги на одеяло. И уже хотел уходить, как услышал хруст бумаги. Впервые за несколько недель девушка подняла руки, её ладони накрыли журавля и подняли его повыше. Он увидел, как тихо, поскуливая, Таня заплакала, глядя на него. Он не понимал, почему так, но какое-то тепло окутало сердце мальчика. Подтолкнув маму к выходу, он закрыл дверь. Эти слёзы…       Луна набрала силу.       Сжимая от боли простыню, Татьяна ворочалась по постели. Всё её тело горело. Ломалось изнутри. Она чувствовала зов природы, чувствовала жжение шрама, чувствовала шум ветра через толстые стены. Ей показалось, что она стала совсем сумасшедшей. А ещё, она провела этот день одна, лишь старая медсестра принесла тарелку каши и ушла. В холодной, крошечной комнате девушка вспоминала всё тот же ужасный день. Она дрожала, горячие слёзы обмывали щёки, шеи, ладони. Быстро приближался вечер, лунный свет пробивался сквозь бетон. И она закричала, хрипло, не выносимо. Её рвало на части. Будто в предсмертной агонии билась девушка, сражаясь с животным, демоническим началом.       Ей тут же вкололи успокоительное, на час мука прекратилась, но как только белая луна сверкнула в небе, всё началось вновь.       Ногти становились длиннее, ночнушка где-то рвалась, волосы путались, зрачки сужались. Врачи бегали вокруг неё. Из рта вырывались отвратительные звуки. — Она! — поражённо прокричал доктор. — Она превращается!       Было бы всё так просто. В неё вливали успокоительное и обезболивающее. Нельзя было дать вырваться зверю. Владиславу звонили, но тот не отвечал. Ночь, да к тому же.       Стекала пена изо рта. — Не дайте себя поцарапать! — кричал главный врач. Это остудило пыл медбратьев, но попытки они не оставили свои.       В таком темпе прошла ночь; солнце прогнало сестру, вновь пробка на главной дороге, снова проблемы, работа, учёба.       Лучи солнца отражались от снега и зайцами падали на стены в квартирах и офисах.       В гробовой тишине лежала в постели Татьяна. На неё надели смирительную рубашку. Теперь она всё понимала. Она стала как они. Оборотнем. Сомнений нет.       Об этом наверняка все узнают. И. больше… она не сможет вернуться в школу. Никогда.       Она вспоминала, как в болезненном состоянии, она звала маму и папу, как воспоминания всплывали, как она видела их видением, салютом. Но как только она протягивала руку, звала их, они пропадали.       Девочке было страшно. Тишина и одиночество угнетали.       Она просто проснулась.       Предательство.       Авария.       Кома в сознании.       Полнолуние. — Боже, — она чувствовала, какой стала грязной и жирной кожа, как от неё воняет. И так стало тошно и отвратительно.       Она с новой силой возненавидела себя.       Прошло ещё несколько часов. В два часа дня дверь палаты распахнулась, и вошёл Владислав. — Ублюдки! — рычал он на докторов. — Гнать вас надо в шею!       Только увидев девушку, он кинулся к ней, рывком он стянул рубашку, пальцами начал исследовать тело. Чемоданчик с лекарствами открылся. — Как себя чувствуешь? Где болит? Что произошло? — Я оборотень? — задала самый важный вопрос девушка и посмотрела на мужчину с такой надеждой… — Прости, но да… Всё хорошо, тише. Не вздумай плакать, — он сел на колено. — Они не такие ужасные. — Я знаю. Я не превратилась в волка. — А это уже плохо. Они в тебя влили столько гадости, я буду честным, на организм это повлияет очень сильно. И из-за этого ты не полноценная. Может, в следующее полнолуние получится обратиться, но не факт. Хорошо это или нет спорно, потому что в прошлом таких убивали. Можно тебя осмотрю? — Выбора нет.       Доктор ругался шёпотом на умников, что чуть не угробили пациентку. Он не стал ждать, по просьбе Татьяны он пошёл за выпиской. Смысла сидеть здесь не было; девушке требовалось хотя бы волосы помыть, принять другую сторону себя. И без всяких препятствий, они тихо покинули больницу, отправив опекунам короткое сообщение.       Цветы засохли. Фрукты прогнили. Пылью покрылись учебники, полки. Заскрипело крыльцо. Девушка дошла до календаря и перевела квадратик на три недели вперёд. Ей осталось совсем немного на подготовку. — Гипс можно мочить? — Нет, подожди ещё две недельки. Сейчас просто обмойся. Хочешь есть? — Есть пачка пельменей в морозилке, кастрюля на виду, вода из-под крана, — и девушка закостыляла наверх.       Владислав устал говорить с Господином по телефону. Они только отошли от ночи и были крайне не довольны, получив лишь сообщение. Господин хотел приехать, но его остановил доктор.       Достав из сумки тонкую книгу, Владислав положил её на стол и медленно пошёл на кухню. Ему стало очень мерзко от дома, в котором он находился. Даже в его крохотной квартирке не стоял такой запах, не чувствовалось разрывающее клетки одиночество. Он чувствовал не свойственную для волка панику. Аура дома Тани раздирала в клочья всех гостей.       С работы девушку уволили. Даже не выслушали её…       Таня сидела на бортике ванны и держала руками голову. Она осталась совсем без средств существования. А ещё она не пришла на итоговое сочинение и будет сдавать в феврале. А ещё она оборотень, неполноценный. Что из этого клубка проблем — главное?       Татьяна обмывала себя, медленно, корка грязи ломалась, падала в ванную. Настолько грязная. Настолько противная и вонючая. Когда это всё прекратится?       Когда страдания оставят её в покое?       Почему она не может жить как все?       Но больше так не получится.

***

      Вся семья оборотней приехала к Тане следующее утро; они приехали с сумками, одухотворённые, взволнованные, сплочённые. Таня сначала не поняла, что происходит, так как проснулась к одиннадцати часам утра, а из коридора слышались шумы пылесоса, телевизора. Переодевшись, она заковыляла на первый этаж, откуда доносились человеческие голоса. — Карлина, думаешь, ей понравится это? — спросил Господин свою жену, поднося к носу какой-то пахучий отвар. — Поставит на ноги мигом. Видел, она худая! — хлопотала по кухне женщина, разделывая мясо. — Она проснулась.       По лестнице взбежал Михаил, он подал ей руку и помог спуститься. Дарий пылесосил ковёр в гостиной. Он выглядел темнее всех, Татьяна боялась даже думать о нём. Глава семейства выглядел не менее обеспокоенным, в его руке была тетрадь с вклеенными счетами за коммунальные платежи. — Как спалось? — спросил он, голос его трещал от волнения. — Долго, — ответила девушка, ступая на пол. — Зачем вы здесь? — Больше тебя мы не оставим одну, — ответил вместо главы семейства младший Витлоше. — Смирись. — Смирилась. Теперь я такая как вы, только недоделанная? — Что ты?! — вскинула руками Карлина. — Да, может, ты на следующее полнолуние покроешься мехом, может, и останешься в человеческой форме навсегда, но ты не недоделанная. Прекрати так думать. Ты цельная, хорошая девочка. — Женщина положила нож и пошла к Татьяне, которая вновь не смогла сдержать слёзы. — Ещё придётся потерпеть. Мы перевели тебя на семейное обучение. Надо было сделать так раньше, но не додумались. Теперь ты будешь готовиться к экзаменам спокойно, без суеты, и не увидишь этих выродков никогда. А мы будем рядом, помогать.       Книга, что лежала на столе, была своего рода первым изданием для новых волков современного мира, написанное самим Владиславом. Для тех, кто лишён веры в себя. Кто боится новой сущности. Для тех, кто не хотел быть оборотнем. Там рассказывалось и о новом, только испытываемым лекарстве. Татьяна больше не станет человеком, но благодаря ему сможет замедлить влияние волка и оставить сознание без вмешательства.       Прочтя её, она сама созвонилась с автором книги и спросила об этом лекарстве. Её желание остаться человеком было весьма велико.

***

— Нам нужны испытуемые. Они не должны платить за лекарства, просто они должны регулярно наведываться в клинику, записывать данные о своём состоянии в тетрадь и подобное. Ещё не ясны противопоказания и побочные лекарства. Это не то, что я давал тебе раньше. Ранее было для человека, яд волка которого ещё не встроил окончательно свой ДНК. А ты теперь — волк. Понимаешь? — Я могу стать им? — она сидела на приёме у Владислава этим же вечером. — Нет, только с восемнадцати лет. — А если я эмансипирую? — Зачем тебе это? — Я не смирилась. Я не хочу видеть себя волком. Никогда.

***

      Никто в семья не знал о решении Татьяны, которое ещё было под сомнением.       Девушка сидела в спальне своих родителей и с трудом переваривала этот день. Всё началось с нежданных гостей, вкусной пищи, разговора о лекарстве, а закончилось мыслями об эмансипации и кладбище. Девушка желала вновь прийти туда и возложить цветы.       Ещё два дня семейство пробыло в доме Татьяны: убирало все комнаты, готовило еду и веселило девушку. Лишь Дарий стоял особняком и следил за каждым движением девушки. Он до сих пор чувствовал за собой вину. И хотя все пытались его разуверить, но молодой человек стоял на своём. Они так и не поговорили в эти два дня.       Приближались сессии, зачёты и Новый год. Нет, они уже били тревогу! Оставалось каких-то пять дней до взрыва хлопушек.       Татьяна мастерила из оставшихся материалов поздравительные открытки на всю семью. Выйти из дома не было возможным, так как не хотелось лишний раз попадаться на глаза соседей. Мешали и костыли.       За два дня она кое-как украсила дома: развесила мишуру, поставила пару крохотных ёлочек, танцевала как пингвин под новогодние песни. И заливала свою горькую боль сладким кофе 3 в 1. А за день к ней заехал Дарий. Он топтался с ноги на ногу, чувствовал себя школьником. Единственное его радовало, что кости Татьяны перестали так выпирать. Что она стала красивее. И спокойнее. Для него красивее. — Соберётся вся наша семья, поэтому мы сняли коттедж на три дня, собери вещи. Найди что-то праздничное. — Может, я останусь тут? — Нет! — чуть громче произнёс Дарий. — Нет! Ты не останешься больше одна. Не позволю.       Таня, глотая горечь, собиралась на встречу родственников. Ей меньше всех хотелось этой вечеринки. Она не была нужна совсем! — Тань, ты нужна нам, — тихо прошептал молодой человек, облокотившись о косяк двери. Наконец, он научился читать её отрицательные ощущения. Наконец, он нашёл эту волну, разделяющую её и его миры.       Девушка вздрогнула и резко повернулась. Нижняя губа дрожала. Дрожала. А сердце её трепетало, трепетало от нежных слов необходимого голоса. Как же его было недостаточно! — Я не любитель повторять. Уясни, пожалуйста, что теперь ты — наша Таня. Моя Таня. Ты не одинока. Чем дольше из себя будешь страдалицу корчить, тем тяжелее будет вернуться в реальный мир. Возвращайся в себя. Идём, — но на последнем слове голос дрогнул. Дарий почувствовал себя слишком грубым по отношению к девушке, но… сколько можно рыдать?! И сетовать на судьбу? Её не изменить.       Чтобы сгладить свои слова, он подал ей руку в знак поддержки. Он надеялся, что она возьмёт её, но, к его сожалению, Татьяна не сделала это. Она уяснила. Она больше не будет плакать. Она будет улыбаться для них, даже если станет ещё тяжелее. Она не будет кричать и просить что-либо. Верно, она не должна больше «корчить из себя страдалицу», ведь ничего не произошло — всего лишь ей сделали оборотнем, лишили всякого достоинства, семьи и всякой радости жизни.       В этот миг Татьяна поняла, кем хочет стать — актрисой.