Часть 1
8 января 2017 г. в 14:53
Ботинки, пальто, пиджак — Егоров словно освобождался от жесткого, тесного футляра. Не расстегнув до конца, он стянул рубашку через голову, швырнул комом на кресло, опустился в изножии тахты, а потом откинулся назад. Лопаток приятно коснулся гладкий прохладный шелк покрывала. Плечи и затылок ныли от неотпустившего напряжения, шею все еще тянуло. Он вытащил из шлевок конец ремня, дернул молнию вниз и приспустил резинку трусов.
Илья все еще стоял, расслабленно привалившись к дверному косяку, и внутрь не проходил. Его скользящий, небрежный взгляд Егоров чувствовал на себе, как чувствуют кожей солнечный зайчик.
Может, и не хотел, вернулся он к последней внятной мысли. Может, и правда не верил, что все будет всерьез. Оторопел от развития событий, испугался и не знает теперь, как пойти на попятный и выбраться из самим же заваренной каши. Егоров усмехнулся. Отличный воспитательный момент. Метод естественных последствий. Жан-Жак Руссо. "Эмиль, или О воспитании". Но веселая злость как вспыхнула, так и потухла, сменившись снисходительным сожалением. Перед ним был Верин "малой", позавчерашний ребенок, которого он катал на плечах. А Егоров — взрослый мужик, которому не пристало злорадство.
Правильнее было бы дать парню шанс слиться без имиджевых потерь: обратить все в туповато-дружескую шутку и замять по дороге, подвезти к универу, высадить у метро, или вон хотя бы — зарулить в бар на углу, вместо того чтоб идти сюда, — напоить полноценно, чтоб вышибло все из памяти, и сгрузить ближе к ночи домой. Стоило деликатно позволить ему сейчас передумать и слинять, или самому неловко "уснуть", или сказать что-нибудь вроде: слушай, я так дико устал после всего, что, сам понимаешь... — и пусть считает, что хочет. Да что там, даже выйти за сигаретами и не вернуться — и то было бы нормальным выходом.
Егоров повернул голову к двери. И наткнулся на пристальный взгляд в упор.
— Так что, ты сверху? — спросил он.
Илья дернул уголком губ и медленно, заторможенно ступил вперед. Примятый ворс ковра заглушил звук его шагов. Полминуты ушло на то, чтоб он преодолел жалких полтора метра — расстояние от входа до постели. У края он остановился, замер ненадолго, потом, словно очнувшись, похлопал себя по карманам, достал из джинсов узкий белый тюбик и пачку презервативов и кинул на прикроватный столик. Егоров хмыкнул — тот же джентльменский набор остался в бардачке машины. Значит, все-таки собирался, подумал он, а не просто бравировал или брал на слабо.
Егоров протянул руку, провел ладонью по его бедру к ширинке, коротко стиснул — уже было что — и, зацепив пальцами за пояс, подтянул ближе, так что Илье пришлось поставить колено на постель.
— Мини-отель с почасовой оплатой, — глумливым голосом процитировал он буклет. — Что ж ты со мной, как со шлюхой-то?
— Можно было и в ординаторской, конечно, — в тон ему отозвался Егоров, — кому такое бумаги заполнять мешало? — Он пожал плечами. — Ты это в книжках прочитал, что ли, — про шлюх? Место как место.
Многодневный срач, бессменное за последний месяц постельное белье, гора немытой посуды и советская квадратная плитка синего цвета в ванной отметали напрашивающийся вариант. Тащить члена семьи Воронцовых к себе он, пожалуй, воздержится ближайшие лет сто.
— И многих ты сюда водил?
Твоя какая забота, вертелось на языке, но что-то подсказывало, что похожего ответа Илья и добивался — одному ему ведомо зачем, а играть по его правилам Егоров не желал.
— Бывало, — равнодушно соврал он и разделся наконец полностью.
Двигаясь торопливо, поспешно, Илья тоже избавился от одежды, бросил ее прямо на полу и выпрямился, снова уставившись в упор. От включенного кондиционера его кожа пошла мурашками, тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом. За воронцовской ехидной бесшабашностью в глазах проступало что-то незнакомое, тяжелое и будоражащее, от чего в паху у Егорова наливалось кровью и требовательно ныло. Илья перекинул через него ногу и забрался на тахту. Он возвышался над Егоровым, стоя на коленях по обеим сторонам его тела, и если б Егоров приподнялся на локтях и потянулся вперед, то мог бы слизнуть аккуратную каплю предэякулята, выступившую на головке.
— Ну, — подстегнул он. Ни приподниматься, ни тянуться вперед, он, разумеется, не стал. Пусть и хотелось.
Илья оперся на его грудь у плеча, когда полез за тюбиком. Помогать ему Егоров не собирался, даже ноги не развел, только прикрыл веки и постарался расслабиться в ожидании. Непонятная возня длилась дольше привычного, след чужой ладони на груди грел фантомным теплом.
Шелест срываемой пленки. Картонный шорох. Оторванный зубами обрывок фольги. Плевок. Каждый звук синестезически откликался в теле тактильным эхом. Егоров жмурился, как от ласки.
Он распахнул глаза, только когда члена коснулся латекс.
— Что ты...
До зубовного скрежета знакомые — и одновременно чужие — глаза следили за его реакцией сквозь густую щетку ресниц, в которых пряталась искра насмешки, не вытравливаемая ни возбуждением, ни настороженностью, ни страхом. Илья зажал кончик кондома пальцами, а другой рукой раскатал кольцо по длине.
— Что ты... — осекся Егоров и, не сдержавшись, застонал на выдохе, когда Илья направил его член в себя и осторожно опустился сверху.
Горячая ладонь опять уперлась в плечо. Илья навис над ним, со свистом втянул воздух, слабая судорога свела мышцы, он качнулся в сторону. Егоров помог ему удержать равновесие и слепо погладил по ребрам. Илья медленно привстал и снова насадился.
— Так? — настойчиво, искательно заглянул он в лицо потерявшему дар речи Егорову.
Его черты — узнаваемые и совсем другие — искажало желание, и Егоров тонул в нем, как муха в сиропе, теряя волю к сопротивлению. Илья двинул бедрами — иначе, более плавно; потом еще раз — импульсивно и резко, вырвав у Егорова новый стон.
— Так? — повторил Илья и сам же ответил: — Так.
Егоров кивнул, подтверждая. Илья склонился к нему и неожиданно мягко, едва касаясь, провел пальцами по щеке: от виска к подбородку. Против воли Егоров потянулся вслед, ловя остаток подаренной ласки. Со следующим рывком (что ты... бессмысленно, по инерции ахнул Егоров) Илья нагнулся и коротко тронул сухими губами его рот.
— Что я что? — спросил он. Его зрачки были расширены.
— Что ты со мной делаешь, — выдавил Егоров между толчками, когда смог перевести дух.