Король и Шут.

Южная Корея, ХХI век.

      Ли Джун Ки очень любил танцевать и превосходно умел это делать. Тело слушалось его идеально, будучи готовым совершить любой сложный элемент. Он мог станцевать все, что угодно, кроме, разве что, классического балета, и демонстрировал этот свой талант всегда и повсеместно. Ни одна встреча с фанатами не проходила без зажигательных «gangnam-stylе», «sexy back» и «Т_Т». Только вот…       Только вот Ван Со, урожденный принц крови, сын основателя империи Корё и сам коронованный правитель великого государства, вовсе не разделял пристрастий своего потомка-предшественника Ли, чье имя он теперь носил и в чьей шкуре жил. Он покрывался холодным потом, просматривая предварительный план грядущего азиатского турне, который показал ему менеджер. Да, Ли Со уже пришлось пару раз участвовать в таких мероприятиях, но тогда у него была железная отмазка — недавняя авария, и с танцами к нему никто не приставал. А петь Со понравилось. Он лишь слегка подкорректировал обычный репертуар Джун Ки, но само пение не вызывало в нем отторжения.       В отличие от танцев. Конечно, и танцы не были ему совсем уж чужды: ритуальные обряды в Корё не обходились без этого, однако, там это были не столько танцы, сколько таинства. Каждое движение в них хранило память о великих деяниях предков и оживляло перед глазами зрителей легенды и мифы седой старины, а также, считалось, что это привлекает благосклонное внимание богов и обеспечивает грядущие победы над врагами.       В общем, пришло время императору хвататься за голову. Уже довольно долго работая актером, он проникся уважением к этой нелегкой профессии, оценил саму идею перевоплощения в совершенно другого человека, проживания другой жизни перед камерой, не имеющей ничего общего с твоей собственной. Хотя себя Со к актерам пока и не причислял — он ведь ни в кого не перевоплощался. Как был Ван Со, так и остался им же. А перевоплотиться за кадром в Ли Джун Ки у него не получилось… Все, что он смог, это превратиться из императора Ван Со в Ли Со — загадочного парня, то ли артиста, то ли воина, с мощной харизмой и глубоким острым умом прирожденного лидера. Не так уж и мало по сути… Но вот танцы на сцене под жадными взглядами распаленной толпы Со по-прежнему холодно презирал. И заниматься этим самому ему не представлялось возможным.       И что же делать? Эти мысли одолевали Ван Со с тех пор, как съемки сагыка стали стремительно приближаться к завершению, а впереди замаячила перспектива бесконечных фанмитингов и концертных туров. Тут ему помочь не мог никто, даже Ха Джин. Супруга усвистала в Сеул, чтобы появиться на сцене этаким оглушительным финальным аккордом шоу, посвященного едва ли не самой масштабной национальной музыкальной премии. Популярность ее песен и рисованных клипов удивляла даже видавших виды шоуменов агентства. И вот настала пора поднять завесу тайны над личностью обладательницы чарующего голоса, певицы Нийи.       Со должен был последовать за ней в столицу через пару дней, чтобы, как и весь остальной каст проекта, принять участие в пресс-конференции, посвященной «Алым сердцам Корё». Его это и радовало, и печалило одновременно. Да, он уже безумно соскучился по Джин, его сердце рвалось к ней, трудно переживая даже столь недолгую разлуку. Но… Со понял, что успел сильно привязаться к коллегам по сериалу, с которыми ему предстоит вот-вот расстаться. Они разъедутся, каждый окунется в свою повседневную жизнь, и времени для встреч у них будет все меньше и меньше…       При этой мысли Со становилось грустно. Ведь эти люди были первыми, с кем он близко общался с тех пор, как пришел в этот мир (не считая Хэ Су, конечно). И, хоть Со и не сумел полностью скрыть свою истинную личность, он не стал для них тем Кванджоном — пугающим правителем, который, чтобы укрепить страну, централизовал систему власти, тем самым разрушив влияние феодалов, и, идя к этой цели, не особенно стеснялся в средствах. Да, коллеги-актеры побаивались его, но это не мешало им дружить. С Бён Бэкхеном — вон — даже побратались. А хорёк Кан… Вот уж у кого были причины опасаться императорского гнева! Но Ханыль упорно продолжал его доставать по поводу и без. И однажды Со осознал, что ему будет здорово не хватать пикировок с языкастым гаденышем.       О Ким Гю Тэ и говорить нечего. Режиссер стал для императора фактически членом семьи. Старый друг Со — Чхве Чи Мон — помог пришельцу из иного мира немного освоиться в незнакомой реальности и ушел туда, где его присутствие было более необходимо. А Ким Гю Тэ занял его место. Место друга, советника и помощника. И нельзя сказать, что Ли Со огорчала такая замена. Если б Гю Тэ ему еще и об Ульке новости сообщал…       Но — их общие трудовые будни почти подошли к концу. Со вздохнул, осознавая, насколько он был счастлив здесь, в Ондале, играя самого себя и заново переживая, и переосмысливая ключевые моменты своей жизни. Его окружали люди, для которых он был не грозным императором и даже не мировой звездой, а просто коллегой и приятелем. Но главное — Хэ Су — она была с ним. Держала за руку, смотрела в глаза и… Только здесь она впервые сказала ему, что любит! Су никогда не говорила ему этого лично, а он даже не понимал, насколько важно для него было именно услышать эти слова из ее уст. Не прочитать в посмертном письме, а вот так — глаза в глаза, сердцем к сердцу… Со улыбнулся, привычно поискав жену взглядом. Не нашел. И всё буйство красок праздничного вечера померкло, улыбка стерлась, а душой овладела грусть…       По завершении съемок финальной сцены сериала, вся команда собралась на берегу реки и устроила особо крупный «теракт» фейерверками. Да так, что окрестная природа содрогнулась, а в горах, вероятно, случилась парочка обвалов.       Ли Со стоял вместе со всеми, смотрел в расцвеченное яркими огненными вспышками небо и чувствовал себя безмерно одиноким среди вопящих от радости коллег. Джин рядом не было, и весь восторг от красоты фейерверка, не разделенный с ней, сошел на минус. Да и съемки последнего эпизода… «Я найду тебя, моя Су…» Он еще не отошел после них. Ну почему Джин уехала именно сейчас?! Зато режиссер, сволочь, растекся в полном «творческом оргазме» от игры ведущего актера…       Со нащупал в кармане телефон и набрал номер жены. Сколько раз он уже сделал это за сегодня, невозможно было сосчитать. Ха Джин не отвечала. Чем она там так занята? Почему не берет трубку? Даже смс до сих пор не прочитала… Как можно заставлять его так волноваться? Знает же, что он способен накрутить себя похлеще любого параноика… Ван Со, спокойствие, только спокойствие, ты же взрослый, разумный мужчина, император, в конце концов, не веди себя, как потерявшийся ребенок… Джи-и-и-и-ин-а-а-а-а…       Когда вернулись на площадку, тут же накрыли столы, раскупорили привезенное для такого случая шампанское и принялись пить, гулять и веселиться напропалую. Со пригубил игристое вино, чихнул и понял, что ему совсем не хочется ни есть, ни пить, ни радоваться. Он незаметно отделился от общей компании и растворился в сумраке неслышной тенью. Ю Инна нашла его через полчаса у Утиного пруда. Со сидел на камне и, рассеянно глядя куда-то вдаль, отламывал небольшие кусочки от лепешки и кидал их в воду.       — Что, все сидишь у истоков ручья? — весело поинтересовалась актриса, усевшись рядом и кивнув на журчащий неподалеку родник. Со невольно усмехнулся. И правда… Инна толкнула его в плечо:       — Хватит тебе печалиться, император! Вы ведь не навсегда расстались, а лишь на несколько дней!       — Знаю, — вяло откликнулся Со. — Но… Мне без Джин скучно. И ничего не помогает…       — Это поправимо! — жизнерадостно заявила Ю. — Тебе просто надо выпить! Император, ну пойдем, подданные тебя уж заждались! Все жаждут, чтобы ты сказал тост!       — Да не хочу я пить…       — Не всегда мы делаем только то, что хотим, — наставительно проговорила Инна. — Есть такое слово — надо! Надо, Ли Со, понимаешь? Надо.       Со понял, что она не отстанет, неохотно поднялся и поплелся обратно. За большим общим столом его встретили бурными аплодисментами, на что Со лишь буркнул что-то и махнул рукой.       — Шипучку вашу я пить не буду, — сразу предупредил он. — Можете не наливать.       — Отлично, мы тебе настоящий, мужской напиток припасли, Твое Величество! — обрадовался режиссер и показал большую бутылку с прозрачной, как воздух, жидкостью.       — Соджу? — поморщился Со. — Нет, спасибо, у меня от него голова болит.       — Какой еще соджу? — обидчиво нахохлился Ким Гю Тэ. — Мы что, первый день с тобой знакомы? Знаю я, что ты разборчив в выпивке! Вот, смотри! Самая натуральная русская водка! Чиста, как слеза младенца, но разит наповал! Лучший эликсир забвения в мире!       Он откупорил бутылку и разлил «слезу младенца» по рюмкам. Со с опаской понюхал содержимое и опрокинул в рот. Горло опалило огнем, но в животе разлилось приятное тепло. Император покрутил носом, кивнул и изрек свой приговор:       — Годится.       — Да? — довольно осклабился режиссер. — Я знал, что тебе понравится… Ребяты! Между первой и второй перерывчик небольшой!..       Веселье продолжилось далеко за полночь. Сытые, пьяные и счастливые актеры пели песни, декламировали шекспировские сонеты, обнимались друг с другом, со стаффом, с командой технической поддержки, короче, любили всех и навсегда. Ну, то есть, до утра. А Ли Со сидел за столом и задумчиво гонял палочками по тарелке одинокий маринованный гриб. Он странно себя чувствовал: вроде, и выпил не так много (хватило печального опыта на сестриной свадьбе), но тело не слушалось его совершенно, хотя голова оставалась ясной.       — Привет, сонбэ! — Кан Ханыль плюхнулся рядом с ним, едва не уронив под стол мирно спящего среди тарелок Нам Джу Хека-Бэк А. — Давно хотел с тобой на брудершафт выпить! Давай, а?       — Не-а, — помотал головой Со. — Оставь меня, я больше не пью…       — Да брось, сонбэ! — Кан не сдавался, придвинувшись поближе и настойчиво пихая в руки старшего коллеги стакан с темно-красной жидкостью. — Не хочешь пить алкоголь — выпей хотя бы сока! А? Давай! На брудершафт, ну?       Со по обыкновению понюхал стакан. Пахло ягодами. Кан вопросительно заглянул ему в лицо:       — Ну? Давай?       — Давай, — согласился Со, мечтая, чтобы его оставили в покое. Они скрестили руки, чтобы выпить каждый свой напиток, но им помешала госпожа Пак.       — Мальчики, подвиньтесь, — актриса подсела к ним, толкнув спящего Джу Хёка. — Осталось что-нибудь попить?       Ханыль подал ей бутылку минералки и снова приклеился к непривычно смирному и меланхоличному Ли Со, который послушно отхлебнул из стакана… Почувствовав, как немилосердная судорога свела его рот и искривила лицо в гримасе, Со сообразил, что это был за сок. Он вспомнил записи Ли Джун Ки со съемок того злополучного рекламного ролика и смог по достоинству оценить всю глубину братской любви весело ржущего Кан Ханыля.       Со резко вскочил и протянул руку, чтобы выхватить минералку у Пак Джи Ен, но… Русская водка сделала свое черное дело. Координация движений у императора временно пришла в негодность, он потерял равновесие и, пытаясь его восстановить, нечаянно задел здоровенную прозрачную емкость этого самого сока. Которая медленно накренилась и выплеснула свое содержимое прямо на роскошную, хоть и немного растрепанную шевелюру актрисы…       …Даже во время съемок Ван Со ни разу не видел столь стремительного преображения смешливой остроумной женщины в нечто абсолютно противоположное. Что? Женщина? Медуза Горгона! Смешливая? Остроумная? Дикому звериному оскалу Пак Джи Ен в этот момент позавидовал бы сам Кинг Конг! А от ультразвука ее голоса отключенный вестибулярный аппарат Ли Со как-то очень быстро пришел в форсированное состояние. Император, совершив кувырок назад, откатился в тень, и под ее прикрытием, бросился бежать. Пак Джи Ен в порыве хмельной злобы погналась было за ним, но скоро поняла, что гоняться за удирающим во все лопатки Ван Со — все равно, что ловить руками воздух. Повелитель легендарного Королевства Ветров сам был подобен ветру. И госпожа Пак применила иную тактику. Она прекратила преследование и крикнула своему обидчику в спину властным тоном императрицы Ю:       — Ван-н С-со.       Со замер, как споткнулся. Актриса ухмыльнулась — сработало! — и шагнула вперед. Женщина была полна решимости страшно отомстить, но по мере приближения, ее пыл увял и загнулся под влиянием одной простой мысли: а что она делать-то собирается? Облить его бензином и поджечь? Так за бензином еще сходить надо, и вообще… Он же этот… Волк, мать его! К нему так просто на кривой козе не подъедешь…       И она сказала первое, что пришло в голову:       — Вместо того, чтобы драпать, ты должен был извиниться!       — Да? — опасливо покосился на нее коллега. — А поможет?       — А ты попробуй.       — Извините… — император что-то усиленно изучал взглядом у себя под ногами. — Я больше не буду…       Госпожа Пак хмыкнула. Мстить расхотелось. Женщина вдруг поняла, что ей представилась редчайшая возможность: откровенно поговорить с нетрезвым и от этого каким-то беззащитным Ли Со. Странный парень заинтриговал своим поведением с самого начала. Играя с ним в одних сценах, актриса видела, как тяжело они ему даются. Точнее, как тяжело ему возвращаться в реальность, когда выключается камера. Непрофессионально это. Неправильно. Он действительно верит в то, что он — Ван Со! И всех остальных заставил поверить в это! Но… Такая игра уже даже за гранью гениальности. Это шизофрения!       — Расскажи мне, Со-я, — мягко проворковала Пак Джи Ен, беря его под руку, — расскажи, что на самом деле произошло с тобой в детстве?       …Это была вина коварного «эликсира» Ким Гю Тэ. Со только казалось, что он трезв и мыслит здраво, а на самом деле…       Его глаза затуманились. Он кивнул в сторону флигеля у южного дворцового крыла и проговорил:       — Видите дом? Все случилось в доме, очень похожем на этот…       Они вошли во флигель, где госпожа Пак и услышала трагическую историю четвертого принца, так сказать, из первых уст. И с такими подробностями, которые отметали прочь все сомнения в истинности рассказа. Со излил всю горечь обиды той, кто на время воплотила в жизнь образ его жестокой и черствой матери и разбередила не зажившие раны.       — Да-а, не повезло тебе с родителями… — актриса была тронута до глубины души этой историей, она искренне сочувствовала принцу и негодовала на императрицу Ю, в роль которой ей пришлось вживаться и пропускать через себя ее чувства. Впрочем, чувств там было всего два: жадность и зависть. Императрица Ю всегда желала обладать тем, что было у других, даже если ей самой это не было нужно, и не гнушалась ничем, чтобы получить желаемое. И очень болезненно реагировала, если что-то задевало ее гордыню. Именно поэтому она ненавидела Со: бракованный ребенок! Он мог бы стать идеальным: утонченная красота мальчика, и его сходство с матерью поражало всех. Но… Чистую детскую кожу рассек уродливый шрам, нанеся императрице непоправимое оскорбление: черты, почти в точности отражающие ее собственные, искажены, исковерканы, помечены порчей! А порченые дети ей не нужны. Она достойна только самого лучшего!       Вот, что вынесла Пак Джи Ен из образа своей героини. И ее возмущало, что, похоже, принц продолжал искренне любить ее до самого конца. Но было кое-что в словах Со, что злило еще сильнее. Отец. Император Тэджо, основатель Империи Корё. Когда принц о нем говорил, его голос теплел. Да, сын любил и отца тоже, но… Подходя объективно, этот человек был гораздо хуже своей главной жены… И госпожа Пак высказала это, глядя Ван Со прямо в глаза, уверенная в своей правоте.       — Не могу согласиться! — замотал головой Со в ответ на ее заявление. — Да, император Ван Гон не был лучшим в мире отцом, но он по-своему любил нас всех!       — Любил? — пьяно усмехнулась женщина. — Ну, не спорю, может, и любил… Но! Странною любовью, доложу я вам! Если не бросал вас грудью на амбразуры, то стравливал друг с другом!       — Да! Он нас испытывал, выявлял более сильных и умных, наиболее достойных управлять страной! Он ведь был королем! А короли не имеют права любить своих детей просто так, как все остальные люди! Они должны…       — Хрена лысого они должны!!! — рявкнула задетая за живое Пак Джи Ен. — Ну пойми ты уже, Ван Со, Ли Со, как тебя там, короче! Ни одна империя не стоит даже одной-единственной искалеченной детской души! Империи создаются и разрушаются, это все тленное и преходящее! А душа — бессмертна! Нельзя обрекать души на вечные страдания ради благих намерений! Благими намерениями выложена дорога в ад! И папочка твой там корчится, не сомневайся. Он ведь калечил души пачками! Плодил детей, чтобы они завидовали, соперничали и ненавидели друг друга!.. Отец-герой… Вряд ли он даже перед смертью понял, что творил всю жизнь! Так что, тебе, считай, повезло. Отбраковали еще в младенчестве по внешним признакам, более жесткая выбраковка тебя настигла уже в том возрасте, когда ты был вполне сформировавшимся как личность. И ты смог сохранить душу не загнившей, способной к восстановлению… И не спорь со мной! — взвизгнула она, угрожающе наставив палец на открывшего было рот Со. — Вот представь: если бы у тебя были свои дети, ты бы хотел, чтобы они убили друг друга, когда вырастут?       От этих слов Со передернуло. Под понятие «свои дети» для него подходила только Се Уль, Джу Мина он в расчет не брал. И осознал, что — да — он бы меньше всего на свете хотел видеть эту веселую егозу холодной и властолюбивой стервой. Он видел в ней, прежде всего, Хэ Су, для которой любая человеческая жизнь была ценнее всех империй мира.       — Надеюсь, она такой и стала, — пробормотал он вслух.       — Кто? — заинтересовалась пьяная собеседница.       — Улька, — Со расплылся в улыбке. — Дочка моя… Такая красавица! Вырастет — столько сердец разобьет…       — Ты чего несешь? Чья дочка?       — Что? Дочка? Какая дочка? Я сказал — ночка! Ночка уже поздняя, спать пора… Ты как хочешь, Джи Ен-сонбэ, а я на боковую…       Император повозился, устраиваясь в уголке на деревянном полу традиционного ханока, и старательно засопел.       — Паршивец… — актриса, тоже будучи едва живой, кое-как вскарабкалась на музейное подобие ложа, чтобы через пару минут отрубиться.       Со проснулся от холода. Приоткрыл глаза, осмотрелся, с трудом узнавая место, где заснул. Летний флигель императрицы… Или кто тут, в Ондале, жил? Принцесса? Плевать. Сейчас перед Со стояла важная задача: согреться, утолить жажду и привести себя в порядок.       Госпожа Пак Джи Ен тоже была здесь. Спала на низкой широкой лавке, укрывшись неизвестно как тут очутившимся национальным флагом. Ее волосы, облитые накануне гранатовым соком, слиплись в один большой колтун, и Со вздрогнул, когда представил себе ее пробуждение. Война и гунны… Пора валить отсюда, пока цел.       Император выбрался на воздух. Солнце уже взошло, но еще не грело, и дрожащий от холода молодой человек припустил бегом в направлении заветного «истока ручья», то бишь, родника. От ледяной воды заломило зубы, кожа лица загорелась огнем, а мысли прояснились. Что он вчера наболтал Пак Джи Ен? Пьяный кретин… Ох, нельзя ему было пить, несмотря на все уговоры… Хотя… Императрица-мать, в свою очередь, тоже немало ему наговорила. И, надо признать, во многом была права… Но самое главное — она сказала что-то такое, что сейчас царапало сознание изнутри, не давая покоя. Что-то важное… Что он поначалу пропустил мимо ушей, а теперь не может вспомнить… Ван Со напряг мозги. О чем они еще болтали, помимо императора Тэджо и Ульки? Он схватился за тупую похмельную головушку и бессильно застонал. Нет, так ему ничего не вспомнить… Будь же ты трижды проклята, русская водка!..       И вообще! Кан Ханыль! Этот поганец все-таки допросился. Долго он просил… Со сам удивлялся своему терпению. Впрочем, до этого момента его желание непременно поквитаться с хорьком неизменно гасила Ха Джин, завладевая всем его вниманием. Но сегодня-то Джин здесь нет! А значит… Сейчас прольется чья-то кровь!       Со достал телефон и набрал номер Ким Се И.       — Ты где? — спросил он, услышав в трубке ее сонный голос.              — Чего надо? — сварливо отозвалась подруга его жены. Спросонья ей было все равно, кому отрывать голову, простолюдину или императору.       — Через пять минут жди меня возле гримерки, — приказал Со и оборвал связь. В его голове созрел коварный план, а для его осуществления ему нужна была помощь профессионала.       Благодаря долгому и тесному общению с Хэ Су/Ха Джин, Ли Со неплохо разбирался в травах. По пути к месту встречи с Ким он сорвал несколько стеблей растения с едким соком, вызывающим зуд и легкое раздражение кожи. Попробовал сперва на себе, втерев немного сока в предплечье. Сначала не почувствовал вообще ничего, а спустя несколько минут, кожу стало заметно припекать. Со плотоядно ухмыльнулся и помахал рукой заспанной Ким Се И…       Кан Ханыля разбудило чувство слабого удушья. Он разлепил узенькие с похмелья глазки и уставился вверх. Кажется, они вчера уснули прямо в шатре, где стоял стол. И сейчас этот шатер скорее напоминал братскую могилу: неподвижные тела лежали вповалку друг на друге, издавая всевозможные звуки и запахи… Трупы ведь тоже воняют… Правда, не храпят, как кони. Ханылю еще повезло: он спал несколько на отшибе, только чья-то тяжелая рука несильно придавила ему шею, но, по крайней мере, возле лица не благоухали столетней давности носки.       А еще его беспокоил какой-то труднообъяснимый дискомфорт. Ханыль долго не мог понять, откуда он исходит. Потом решил, что его покусали насекомые — некоторые участки тела ощутимо саднило. Кан сбросил с себя безвольную руку Юн Сону — Ван Вона и поскреб ногтями левое плечо. Но стало только хуже. Плечо заболело сильнее, да и кожа наощупь показалась Ханылю странной. Он скосил глаза на проблемное место и… охренел. Того, что он увидел на своем плече, там быть не могло… Не должно было быть! Но было. Ханыль похолодел от ужаса и попытался вспомнить, что он делал перед тем, как вырубиться. Жалкие остатки памяти не подсказали ему ничего полезного, кроме того, что тот стакан, который он выхлебал на брудершафт с Ли Со, оказался явно лишним. Потому что на этом воспоминания обрывались… А хуже всего было то, что болезненно зудело у него далеко не в одном месте…       Кан со страхом посмотрел на другое плечо. Что за?.. Тут тоже?! Может, он еще не проснулся? Может, ему просто снится навязчивый кошмар? Он ущипнул сам себя и охнул от боли. А затем бросил нечаянный взгляд на колени, и, наконец, сообразил, что это не сон и не похмельный бред, а самая настоящая правда! И тогда Кан Ханыль заорал, перекрыв децибеллами могучий храп сразу нескольких пьяных мужиков.       Актер выскочил из шатра и помчался искать зеркало. Глазам он все еще не верил. Но и зеркало показало ему печальную истину: он, Кан Ханыль, отныне человек конченый во всех смыслах. Потому что допустить такое, даже если ты в хлам нажрался, — это конец. Конец света для одного отдельно взятого индивидуума. То есть, для него. Судите сами: на теле актера — актера! — красовалось пять или шесть свежих тату! Сочно-цветных, ярких и дерзких, кричащих миру о том, что их обладатель либо дальтоник, либо идиот, либо то и другое вместе.       По левому плечу вился огненно-алый крылатый дракон. Симметрично ему, справа в такого же дракона втыкал копье черный всадник, сидящий на черном же вздыбленном коне. Архангел Михаил? Сигурд — убийца Фафнира? Георгий Победоносец?.. Какого хрена?! Но на это лишь начало. На каждом колене топорщила колючие лучи темно-синяя роза ветров, а левую голень украшал увитый изумрудным плющом черный клинок. На груди, чуть выше левого соска, было набито — кто бы мог подумать?! — сердце! И не просто сердце. Его пронзали крест-накрест две золотые стрелы, что ломало весь смысл символа любви, и делало его похожим на «Веселого Роджера», который, в свою очередь, скалился на тыльной стороне правой кисти бедняги Кана. Но самое страшное ожидало его впереди. Актер дрожащими руками полностью расстегнул заляпанную чем-то рубаху и окаменел. На нижней части живота две обнаженные женщины с длинными развевающимися волосами бежали навстречу друг другу, держа в руках по концу цепи, другой конец которой уходил куда-то под ремень его шорт…       Жестокий мститель и его подручная заранее приготовили себе удобное место для наблюдения за метаниями обезумевшего Хорька. Со вычислил, что первым делом несчастный помчится к ближайшему зеркалу, то есть, в костюмерную, и принес в кусты под ее окном два складных стула. Там они с Ким Се И и засели в ожидании чуда. Чуда-юда.       — Скажи точно, когда это все с него смоется? — спросил император нетерпеливо озирающуюся девушку. Она пожала плечами:       — Тетки на пузе — рисунок, поэтому отмоется с первого раза, главное — хорошо тереть. А остальное… Ну, эти тату, хоть и имитация, но… Вы сами сказали, выбрать стойкие, так что — недели две, не меньше… Впрочем, если он будет мыться три раза в день, то… Кстати, а зачем вы потом татушки травяным соком натирали?       — Ну-у… — Со хищно ухмыльнулся. — Это — главная часть представления. Око за око, зуб за зуб, сок за сок… Травка жгучая. Хорек должен поверить, что наколки настоящие.       — Страшный вы человек, господин Ли… — вздохнула Се И.       — Т-с-с! — Со прижал палец к губам и бесшумно встал. Осторожно заглянул в окно и шепнул: — Вот он! Прибежал…       Се И была пониже, ей пришлось влезть на стул, чтобы увидеть плоды своих трудов. Увидела. Но ей это почему-то не понравилось. Девушка шмыгнула носом, виновато опустила ресницы и спросила:       — Господин Ли… А это было обязательно?       — Нет, — ответил Ван Со, который, глядя на слезы отчаяния, капающие из опухших глаз бедняги Кана, тоже почувствовал угрызения совести. — Но зато теперь ему обеспечены яркие воспоминания на всю оставшуюся жизнь… Стой на месте! — одернул он Ким, когда та хотела пойти успокоить молодого актера. — Я сам. Не подставляйся, он все-таки родня нашему генеральному… … — Твою мою душу мать за обе ноги враскорячку!!!!!! Ли Со, падла, ты самый извращенский извращенец в мире, песья волчья кровь пистон тебе через ухо в двуликого Януса!!!!!       Слушая цветисто-красноречивые излияния жестко разыгранного Кан Ханыля, Ван Со мог только поражаться разнообразию его лексикона. И внимал ему даже с каким-то благоговением, время от времени приподнимая брови и едва ли не аплодируя. Но вот поток выразительных метафор и эпитетов иссяк, и Кан заявил на уже вполне себе нормальном корейском:       — Сука буду, но я тебе отомщу! Вот ведь правда — так отомщу, что… Эх! Айщ-щ…       — Угу, — покладисто кивнул Со. — А потом я тебе отомщу. Потом — опять ты. И так по очереди. Судьба, видать…       Кан хмыкнул. Хохотнул. А в следующую секунду они ржали уже оба, как два жеребца, хлопали друг друга по спинам, толкали кулаками в грудь и обменивались крепкими мужскими словосочетаниями в духе вышеозначенных. Ким Се И, по-прежнему тайком подглядывающая в окно, округлила глаза и зажала руками уши, хотя всю жизнь считала себя специалистом относительно любого рода эмоционально-языковых явлений. И невольно вспомнила подругу, которая как раз терпеть не могла все эти выражения. Слышала бы она сейчас своего Эльфа! Быстро бы переименовала его в Орка. Или Гоблина…       Но подруга в этот момент была занята совсем другим. Она спешно готовилась к своему первому выходу на большую сцену. Ей даже нервничать было некогда: Ха Джин носилась, как ошпаренная, между репетициями, примерками нарядов и съемками рекламного ролика для своего нового альбома, который должен был выйти в свет сразу после личного дебюта певицы.       А еще она умудрилась-таки сделать тест на беременность, и положительный результат ее ничуть не удивил. Зато Ким Чон До… Он не просто удивился. Гендиректора чуть удар не хватил, когда начинающая звезда поставила его перед этим фактом и попросила слегка поумерить аппетиты в отношении ее будущих карьерных дел. Ведь он уже давно потирал руки и облизывался в предвкушении огромных дивидендов, которые обещало принести агентству дальнейшее продвижение этой талантливой и красивой «суперновы».       А счастливый папаша еще знать ничего не знал. До супруги он так и не сумел дозвониться — ее телефон экспроприировала менеджер, и беседовать с этой суровой педантичной особой Со желания не имел. Впрочем, на концерт он все же попал в качестве VIP-персоны, но непосредственно увидеться с женой ему не дали журналисты. Ли Со едва нашел в себе силы для интервью: появление Джин на сцене здорово его впечатлило. И, надо сказать, не только его…       Песни виртуальной Нийи уже не одну неделю занимали верхние строки национальных и зарубежных чартов, и главную ежегодную музыкальную премию тоже получила ее композиция. Однако, настоящего лица исполнительницы так никто до сих пор и не видел. С самого начала шоу, ведущие интриговали, обещая «под занавес» колоссальный сюрприз, не раскрывая сути. И сюрприз состоялся.       Ли Со сидел на специальном VIP-месте в окружении таких же «особых гостей» и считал минуты до выхода Джин. Он, конечно же, понимал, о каком сюрпризе идет речь, но совершенно не ожидал того, что увидели его глаза.       На сцене без объявления появилась девушка в одеждах средневекового менестреля с лютней в руках. Зрители в недоумении заволновались, но вот тонкие пальцы коснулись дрожащих струн, и на зал мгновенно упала тишина. Эти аккорды знали все. Дебютная песня нарисованной певицы, ее визитная карточка, известная уже, без малого, во всем мире. Масштаб сюрприза превзошел самые буйные фантазии меломанов.       Со помнил, что Хэ Су умела играть на лютне одну-единственную мелодию, которой однажды научилась у Бэк А, и играла она ее прекрасно. Именно эти серебряные переливы струились сейчас из динамиков, заставляя людей задерживать дыхание, чтобы не упустить ни ноты. Затем в первозданный струнный перебор начали вплетаться темы других инструментов, постепенно создавая общую завораживающую гармонию. А потом зазвучал голос. Девушка-менестрель запела голосом Нийи. Голосом Хэ Су…       Ли Со смотрел на сцену и с трудом осознавал, что там стоит его жена, его Джин — настолько она показалась ему иной. Далекой, незнакомой…       Прекрасной и недостижимой, как небо. И Со стали овладевать не очень-то благородные чувства. Он испугался. Испугался, что родная и теплая Су теперь исчезнет из его жизни, у нее просто не останется на него времени и сил. Глубоко в сердце кольнула ревность: столько людей, затаив дыхание, слушают ее пение, столько глаз смотрят на нее. Ведь она теперь артистка. А артист, стоя на сцене, должен принадлежать только зрителям, оставляя личную жизнь «за кадром». То есть, это он, Ли Со, остался за кадром, в тени, не смея тянуть руки к чарующей мечте миллионов…       И как? Как же теперь все будет?..