Фетиш

Отабек всегда считал, что Юра чересчур бледный, когда смотрел на Плисецкого, откатывающего свою программу, с трибуны. Он еще в их первую встречу удивился тому, насколько же его - Юрина - кожа светлая. Удивился явно не он один. Кто-то тогда даже не раз пытался осведомиться, не болен ли мальчик. Мальчик огрызался и посылал куда подальше, и все убеждались, что всё в порядке. В такие моменты Отабек даже радовался: за Юру, потому что у него все в порядке, и за себя, потому что все-таки не решился подойти сам и поэтому не был направлен «куда следует». Гораздо позже он удостоверился лично, что это абсолютно нормальное состояние для Плисецкого и что кожа вовсе не бледная. Невозможно светлая, чувствительная и донельзя тонкая, а еще почти прозрачная. И сам Юра такой же: светлый, чувствительный и мягкий, если найти верный подход. Кожа была одной из объяснений того, почему казалось, что Юра хрупкий, как фарфоровая кукла, и без надобности его лучше не трогать. О втором говорил еще и характер Юры, но к этому слишком привыкли, чтобы воспринимать всерьез. Все, кроме Отабека, которому был известен совсем другой Плисецкий. На самом деле, кожа не была такой гладкой, как казалось. Кожа была немного шероховатой, и поэтому Отабек действительно сравнивал ее с бархатом. На самом деле, она совсем не была идеально ровной. Она была тонкой и чувствительной и запоминала все. Собственно, как и ее хозяин. Отабек каждый раз пересчитывал все шрамы Юры, и каждый раз их оказывалось больше чем в прошлый. Множество шрамов на коленках и руках - почти каждое падение и абсолютно каждый порез. Живот и грудь украшали тонкие белые полоски - их постоянно оставлял кот Плисецкого, когда вылезал из-под его футболки. Причудливая неровная арка размером чуть больше спичечного коробка на локте - Юра в первый и в последний раз сломал руку, совсем неудачно упав на льду. Самыми интересными всегда казались две почти зеркально отраженные косые полоски чуть ниже каждой из лопаток. Юра напрягался, когда о них спрашивали, и никогда не говорил, откуда они взялись. Отабек, забываясь иногда, потом говорил, что это осталось от крыльев. Юра успокаивался и переставал пытаться убить Алтына взглядом. Еще был невероятно тонкий шрам, тянущийся почти от виска и до подбородка через всю правую щеку. Юра всегда говорил, что был непоседливым ребенком и слишком доставал кота, который и "треснул однажды". Отабек с трудом верил, но отвечал только, что и сейчас Юра совсем не изменился, иногда после этой фразы казаха удачно спасал дедушка Юры, смеясь и соглашаясь. Когда дедушки не было, приходилось отбиваться от всего, что Плисецкий мог стянуть с кровати и кинуть в Алтына. Эта линия была настолько незаметна, что знали о ней лишь Юра, его дедушка и Отабек. О болезненности двух шрамов на спине знали только они двое, хотя видели их многие. Обо всех остальных никто бы и задумываться не стал. Отабеку всегда казался особенно важным этот факт. То, что многочисленные шрамы Юры принадлежали только им двоим в большинстве случаев, как-то странно согревало. Юра только ухмылялся и говорил, что у Алтына фетиш на его шрамы. Отабек молча улыбался и соглашался с тем, что у него фетиш на Юру.