По ту сторону чемодана

Ньют впервые был так рассеян, так не уверен, так странно целенаправлен, что Грейвс не стал ничего спрашивать. — Да, я… Он задумчиво посмотрел в окно и как загипнотизированный пошел к двери не в силах даже закончить фразу. Грейвс сделал еще одну затяжку, посмотрел на дверь. Газета мягко легла на стол. Свет сам собой стал тише. Ньют пересекал улицу, смотря только вперед. Машины сигналили, освещали фарами темное пальто. Чемодан? Мужчина вновь присмотрелся, но чемодана не было. Спрятал? Разумно. Свет медленно погас. Грейвс машинально взглянул на часы — почти десять. Время вечернего чая. Включился граммофон, из аккуратной стопки пластинок выплыла одна и легла. Сразу полились слова песни «Was is a dream». Он сделал чуть тише и взял книгу. Читать долго было невозможно. Пластинка впервые заела и противно скрипела, на улице даже в такой час машин не становилось меньше, будто бы час пик. Грейвс отложил книгу на стол и смотрел на граммофон. Выключив свет настольной лампы, он взглянул ниже: рядом с тумбочкой стоял чемодан Ньюта. Быть не может. Шутка? Грейвс не сводил с него своего взгляда. Он никогда раньше пристально не разглядывал чемодан Ньюта, и сейчас он казался совершенно обычным, темным. Даже не скажешь, что в нем целый поражающий воображение мир. Сложив руки на груди, Персиваль будто боялся, что эта тень пропадет или, что оттуда вновь кто-то вылезет. Но все было тихо. Было уже за полночь, когда послышался стук. — Ну наконец-то. Грейвс спустился вниз к двери. Но за ней никого не было. Стучали вновь. Никого. Теплый вечерний ветер прогонял плохие и навязчивые мысли. Ньют не стал бы дурачиться. На втором этаже тепло сменилось прохладой, сквозняком. И веяло именно из кабинета Персиваля. Но окна там никогда не открываются. Запахнув получше синий махровый халат, он отворил дверь. Стук — внутри чемодана, совсем обычный, человеческий. Холод — оттуда же. Грейвс как и в первый раз с подозрением и удивлением уставился на него. Запускал ли туда кого-то Ньют? Все было слишком странно. Если бы Персиваль верил в совпадения, то сказал бы, что очень похоже. Следует ли его открыть? Отчего-то вспомнился миф о Пандоре, который им задали читать в старших классах. Но есть разница: она не была готова к плохому. Первый щелчок. Сквозняк усилился, стучать перестали. У него в чемодане не так много разумных существ, которые смогли бы спланировать свой побег. Он положил чемодан на ковер. Второй щелчок. С минуту ничего не было. Крышка откинулась сама. Кудрявые волосы и веснушчатое лицо невозможно было даже в темноте спутать. — Ньют? Парень как обычно рассеянно посмотрел вверх, будто пытаясь понять, где находится. Он вылез полностью, но в этот раз как-то более плавно, ловчее, чем обычно. То же пальто, жилет, рубашка, аккуратно заправленная в песочные штаны. Ньютон по-доброму улыбнулся, так как мог только он, будто только сбежал от врачей и надеется, что его не выдадут. — Я оставил у тебя свой чемодан. Проворно все защелкнув, он уже стоял с ним в дверях кабинета. — Простите за беспокойство. Он проворно ушел со света в маленьком коридорчике. Огромная тень метнулась за ним. Грейвс побежал следом, но входная дверь закрылась. — Грейвс. Мужчина открыл глаза. За окном только-только уходила ночь и появлялось солнце. Лениво поднимаясь над огромным городом. — Где мой чемодан. Саламандер выглядел на грани. Видно он сидит здесь уже давно. Судя по комнате: он уже обыскал все. Ящики выдвинуты, шкафы открыты. Если бы его кто-то толкнул, то он смог бы даже оправдать себя за убийство. В его глазах закипали гнев и волнение. Пот выступил на лбу, кудри липли к нему. В руках, меж пальцев, играла палочка. — Где он. Любое слово играло против Персиваля. Никогда еще Ньют не выглядел таким. — В час ночи. Это был не ты? — Кто не я? Кому ты его отдал. — Тебе. Воцарилось молчание. Персиваль пытался одеться, Ньют ошарашено смотрел на свои руки. — Ты уверен? — он вдруг снова помрачнел. — Ты сам вылез из чемодана, извинился и ушел. Снова эта странная улыбка как по книге. Будто эмоциям он научился не сам. Это пугало даже больше. Он выглядел психопатом. А от них невозможно ожидать рациональных мыслей. — Тогда я пойду…