Песни и пляски Виктора Никифорова

Двадцатилетие Юра встречает в Алматы. Через месяц чемпионат мира, и Яков дает ему неделю отдыха. С чего такая щедрость — непонятно, но вот он у Отабека в гостях, и они медленно, но верно напиваются. На двоих у них литр виски и двушка колы — так себе набор, но им вполне хватает. У Отабека большой и уютный дом, доброжелательная матушка и совершенно мировой отец. Он стреляет им полпачки сигарет, так что они сидят у Беки в комнате, открыв нараспашку окно и курят. Холодно, но так хоть светло и не воняет дымом. Юра, шальной и полупьяный, прижимается к горячему отабековому боку, ведет носом по шее, прихватывает зубами ухо. Отабек с силой сжимает юрино бедро, нашептывая: «Ну что ты, что ты. Родители же дома, прекращай». Юра выдыхает разочарованно, хоть и сам понимает, что не стоит сейчас. — Слушай, — тихо шепчет он, — я тут кое-что придумал. Прокашливается и начинает вполголоса петь: Хватит обижаться и хмуриться, Мне нравится цвет твоих волос. Мне нравится, как ты ешь мороженое, Облизываешь губы и вытираешь нос. Достали все меня фанатки-сплетницы, Но нравится мне твой железный конь! Я два часа стою на клетке лестничной, А ты идешь спокойно на каток! И Яков каждый день со мной ругается, И Виктор говорит, что быть беде. Ты как-то странновато улыбаешься, А я хочу жениться на тебе! Мне уже 20, я хочу жениться, Ты стал так несерьезно ко мне относиться. Мне уже 20, а ты морозишься. Ты очень несерьезно ко мне относишься!

***

Подвыпившего Беку выдают легкая улыбка, расслабленные плечи и шальные глаза. Он спускается на кухню, где сидят родители. Посмеиваются, переговариваюся. Большой чайник красиво поблескивает хромированным боком, от кружек идет пар. Но Беку больше манит кран с водой. — А что ж вы не пошли никуда? Вон, с девочками какими бы познакомились, — мама по-доброму смеется. — Мама, — Бека возвращает свое серьезное выражение лица и смотрит почти трезво. — Я жениться хочу. На Юре. На ее лицо набегает тень. — Сынок, я все понимаю, — тут она понижает голос до шепота, — но он же русский!