Тридцать часов назад
Девиз Криса: «Никаких сожалений». Девиз Криса: «Никаких тормозов». Он живет одним днем, имеет красивых девок и катается на дорогих тачках, не размениваясь на последствия. Он — сосредоточение клише о плохих парнях: обаятельный, безответственный и жестокий. Он устраивает легендарные вечеринки, и его хотят все, но даже плохим мальчикам нужно одобрение родителей. Как это ни прискорбно. Это практически маниакальное желание стать кем-то большим в глазах отца или матери есть у каждого ребенка, и этого не избежать. В случае Шистада, правда, одобрение матери ему не нужно. Эта лживая сука, как называет ее про себя Крис, ушла из семьи, когда ему было одиннадцать: влюбилась, понимаете ли. Чувства к Шистаду-старшему у Лилит прошли, и она просто ушла — новая семья, новая жизнь, новый сын. За это Крис особенно мать ненавидел: чем он плох? В чем не дотягивает до звания «сын года»? Разумеется, Шистад знал, чем, но разве не это ли прямая обязанность родителей — любить своих детей? Шистад глупым не был, он все понимал и на редких встречах с матерью вел себя подчеркнуто сдержанно, хоть и мечтал вместо «спасибо, еще увидимся» вонзить ей вилку в глаз. Да, некрасиво, но он отплатил бы той же монетой. Только у него вместо глазного яблока было сердце, а у нее вместо вилки слова «так получилось». У Криса, правда, было разбитое сердце, но не как в фильмах, а хуже: в его случае красивая и добрая девчонка не поможет, ведь сломана не душа, а ее основание, как бы ванильно ни звучало. Личный психолог — не залог психического здоровья, как и брак — не гарантия вечной любви: Шистад понял это еще в одиннадцать. Не обременять себя чувствами и жить моментом — залог хотя бы душевного спокойствия. Быть мальчиком-клише ему понравилось еще в девятом классе, когда Нэнси из параллельного отсосала ему сразу после слов «ты мне не интересна». Шистад сам удивился: неужели эти девушки настолько двинутые существа? Практика показала: да, настолько. И Крис этим пользовался. А почему, собственно, и нет? Бери, пока дают, а не дают — отбирай. Крис глупым не был, и это, похоже, было самое ужасное: большие знания — большие печали, все дела. Особенно в случае с красивыми девчонками (с другими Крис и не встречался). Разумеется, сексистом он не был и знал, что есть и умные, образованные девушки, но, видимо, не в его окружении: последний раз он разочаровался в людях четыре месяца назад, когда, переспав с остроумной блондинкой Ликре, решил, на свою голову, открыть рот. Очаровательной второкурсницы Шистад добивался долгих три недели, и это его ничуть не смущало — играть Крису нравилось всегда. Цветы, приглашения в кино, атака социальных сетей и обаятельная улыбка дали свои плоды: через три недели прекрасная Ликре оказалась в его постели. Она была из тех дерзких штучек, которые отшивали популярных парней и знали себе цену. — Ты мой личный Фидель Кастро, — улыбнулся Шистад, поглаживая кончиками пальцев голое бедро блондинки. — Я столько раз покушался на твое личное пространство и внимание, что не сосчитать, — хохотнул Крис. — Да уж, — выдохнула Ликре, смотря на Шистада. — А что, этой Фидель долго добивался очаровательный парень? — улыбнулась она и потянулась к его губам. — Стоп. Ты не знаешь, кто это? — Крис еле удержался, чтобы не отпрянуть от нее. — Напомни, где она играла? Я что-то запамятовала, — невинно улыбнулась Ликре, поглаживая торс Шистада. А Крису отчего-то стало противно: от этого сладкого голоса, от этой «невинной» улыбки (он-то помнил, что выделывали эти губки несколько минут назад — все было в лучших традициях немецкого порно), и от этого, блять, охренительного невежества. — Забей, давай лучше займемся чем-то поинтереснее, чем обсуждение истории Кубы и кинематографа. — Шистад накрутил ее блондинистые волосы на кулак, подминая под себя. — Что? — томно вздохнула Ликре, плавясь от умелых прикосновений Шистада. — Ничего. — Крис резко дернул ее голову назад и заткнул ее, наконец, поцелуем, стараясь отогнать все мысли, но одна все же звенела в голове: «Блять. Я вытрахал из девчонки последние мозги». Крис глупым не был, и то же самое хотел доказать своему отцу, успешно построившему свою строительную компанию и владевшему половиной города в свои сорок восемь. Отец Криса, Фабиан Шистад, смотрел на сына со снисхождением — сам в таком возрасте был не пришей пизде рукав, чего уж ждать от более избалованного подростка. Шистад-старший остепенился лишь годам к тридцати, заимев ребенка и жену в придачу, и только тогда понял, что пора бы браться за ум, а не растрачивать свои таланты на вечеринки и девушек. Жену Фабиан любил и искренне любил первенца, поэтому, будучи весьма амбициозным молодым человеком, он решил не мелочиться и положить к ногам любимых если не мир, то половину города точно. Железная воля и незаурядный ум помогли Шистаду-старшему уже через десять лет создать собственную строительную империю и ни в чем не отказывать ни себе, ни жене, ни сыну, поэтому, когда Крис изъявил желание сделать свой вклад в семейный бизнес, Фабиан просто не поверил. — Ты? Бизнес-план? Твой бизнес-план? Бизнес-план, который составил ты? Сам? — Фабиан изумленно смотрит на сына, откидываясь в кресле, и откладывает бумаги на край стола. — В это так трудно поверить? — ухмыляется Крис, садясь напротив рабочего стола отца. — Я гожусь не только на прожигание твоих денег, — улыбается Шистад-младший, искренне довольный реакцией отца. Этот бизнес-план он составлял несколько недель, привлекая для консультаций знакомых юристов и тщательно прорабатывая каждую деталь этой сложной многоходовки. Просто в какой-то момент Крис решил, что ему нужно что-то большее, чем однотипные вечеринки. Разумеется, их тоже никто не отменял, но амбиции не позволяли Крису остановиться на достигнутом: ему было просто жизненно необходимо начать покорять новые вершины, попробовать себя на более серьезном поприще — в бизнесе. — Не ожидал от тебя, если честно, — улыбается Фабиан, еще раз проглядывая бумаги, переданные ему Крисом. — Ты проделал большую работу, — протягивает он, снимая очки для чтения, и смотрит на сына. В их случае ребенок точно превзошел своих родителей: Фабиан в который раз поразился тому, как Крис отличается от него самого. В свои двадцать два Крис знает три языка, является прекрасным оратором (чем нередко пользуется в соблазнении наивных и не очень девушек) и имеет прозорливый ум. В восемь лет маленький Кристофер изъявил желание научиться играть на фортепиано, потому что девочке в классе нравилась музыка, и, несмотря на улыбки родителей вроде «ничего, через месяц это пройдет», весьма преуспел в этом. В двенадцать Крис начал заниматься танцами, причем не просто так, а профессионально, поэтому с малых лет сына Фабиан знал, что он пойдет далеко. Крис цепкий, незаурядный парнишка, нередко приводящий в тупик в том или ином споре своих оппонентов, которые по совместительству являются друзьями Шистада-старшего, поражающихся, как у разгильдяя Фабиана вырос будущий, несомненно, лидер. У этой медали, правда, для Шистада-старшего есть и другая сторона: помимо того, что Криса интересует все новое, ему так же быстро это может наскучить. Кристофер скачет по верхам и не задумывается о последствиях, вспыльчив и импульсивен, редко отвечает за свои поступки и плевать хотел на правила. Поэтому Фабиан и удивился, когда Крис ворвался вечером к нему в кабинет, кидая на стол готовый старт-ап для начала практически своего дела. — И ты хочешь узнать мое профессиональное мнение? — поднимает брови Фабиан, кладя руки на стол. Крис смотрит на отца с прищуром и ухмыляется одним уголком губ. — Разумеется, — тянет он и закидывает ногу на ногу, обводя взглядом кабинет. Ему всегда нравилось здесь играть, хоть отец этого и не очень любил. Темные дубовые стены, шоколадного цвета шторы и эта непонятная картина над диваном, разрисованная дурацкими кляксами, давали ощущения сказочности, покоя и уюта. В детстве Крис верил, что правильные решения для дел папе приходят именно здесь, в магической атмосфере работы и шика. Отец часто здесь засиживался допоздна, проверяя бумаги перед очередной сделкой, а непослушный Крис, вместо того чтобы спать, из коридора наблюдал за отцом, записывая что-то в блокнот, и потом объяснял плюшевому медведю, что тот не может выиграть тендер, потому что, черт побери, не умеет рисковать. А потом приходила мама, которая несла Фабиану очередную чашку кофе, и замечала маленького Криса, сидящего под дверью. Они с отцом как-то особенно по-доброму улыбались, и все вместе садились на диван, где мама им рассказывала сказку «про одного маленького мальчика», после чего Крис просыпался утром уже в своей постели, думая, что когда он вырастет, у него тоже будет такой клевый рабочий кабинет и такая же красивая жена, которая будет по ночам приносить ему какао (давайте честно: кофе — гадость несусветная). Но сказка рассыпалась, когда Крису было одиннадцать, а приоритеты остались прежними, разве что вместо какао и кофе у него в комнате теперь всегда находился виски, а вместо очаровательной особы — их разнообразие. И не это ли счастье? — Мое профессиональное мнение — это слишком рискованно. Игра не стоит свеч. — Фабиан откидывается на спинку кресла и складывает руки на животе. Как он и предполагал, Крис еще не готов перенять семейное дело: слишком импульсивен и горяч, слишком не думает о последствиях. — Да? — Кристофер не меняется в лице, лишь загадочнее улыбается. — Думаешь, я пришел бы к тебе, не учтя все риски? — Шистад-младший вскидывает бровь и встает с кресла, направляясь к тумбе с выдержанным виски. — Прямо-таки и кадастровые? — снисходительно улыбается Фабиан, наблюдая за сыном. — Прямо-таки и кадастровые, — улыбаясь, передразнивает Крис. — Будто у тебя бумаги по межеванию хранятся в особом сейфе, — иронично произносит Шистад, наливая виски в два стакана. — Это было не трудно, — пожимает плечами Крис и отдает бокал отцу, садясь на край стола. — Ах ты маленький говнюк! — Фабиан заливается смехом и делает глоток терпкой жидкости. — Вот это уже по-нашему. — Шистад-старший подается вперед и смотрит на Криса пристально. — Если ты действительно готов, то бери свои бумажки. — Фабиан салютует стаканом сыну и осушает его залпом. — Встретимся сегодня с инвесторами, — улыбается Шистад-старший и жмет руку Кристоферу. Крис старается держать себя в узде и быть невозмутимым, но его распирает от радости и гордости, и он обнимает отца. Может, что-то и выгорит. — Но все будет зависеть только от тебя: уговоришь ли, объяснишь ли, справишься ли — я буду только наблюдателем, — наставляет Фабиан сына. — Я не подведу, — улыбается Крис и собирает со стола бумаги. — Значит, шлюх не вызывать? — кидает он, уже выходя из кабинета. — Крис! — наигранно строго кричит отец, а Шистад только заливается смехом. — Ладно, ладно, понял, — улыбается он. — Твои партнеры предпочитают мальчиков? Не проблема. — Крис успевает спрятаться за дверью, когда в дерево ударяется что-то тяжелое, а из кабинета слышны возмущения отца вперемешку со смехом.***
Крис оттягивает галстук на шее — слишком непривычно. Слишком тесно, слишком обязывающе, слишком волнительно. Шистад и не помнит последний раз, когда волновался: может, в конце девятого класса? Тогда долбаная Розали думала, что беременна, а потом оказалось, что нет. Крис тогда натерпелся: эта сука вынесла ему весь мозг и доела остатки десертной ложечкой. С тех пор у Криса с собой абсолютно всегда есть презервативы и пара обидных фразочек, на случай, если девушка с первого раза не поймет: Кристофер Шистад ни с кем не встречается. О, это не было голословно, просто Крис плавал уже, знает: даже недавно, те непонятные отношения с Ибен — результат мозгокопаний общества в его голове и просто влияние людей пора-бы-уже-знать-что-такое-серьезные-отношения. Крис попробовал, Крису не понравилось. Через месяц милая и хорошая Ибен превратилась в ревнивую истеричку, а его терпение — в пустое место. Измена, прощание и вычеркивание пора-бы-уже-знать-что-такое-серьезные-отношения людей из своей жизни. «Спасибо, просто не мое». Крис выходит из машины вместе с отцом и направляется к блестящим стеклянным дверям нового модного ресторана в центре Осло. Крис несколько раз проверил и перепроверил все бумаги и расчеты, и сейчас полностью готов принять капитуляцию отцовских инвесторов перед своим блестящим умом и идеями. Самонадеянно? Да. Плевал ли он? Абсолютно. Обстановка ресторана блещет необоснованным шиком, впрочем, к этому Крису не привыкать: в кругах, в которых вертится его семья, вертят абсолютно всех и делают это с изяществом. Таковы атрибуты хорошей жизни — делать нечего. Вертеть будешь либо ты, либо тебя. И на чем, спрашивать не будут — заткнут рот кляпом из баксов и свяжут руки золотыми браслетами: как говорится, хорошо зафиксированная жертва в прелюдии не нуждается. В углу, у окна, за столом для большой компании сидят три мужчины в костюмах-тройках и пожимают Шистадам руки, когда те подходят к столику. Приветствие проходит по плану: все улыбаются, разговор протекает плавно и весьма положительно — инвесторы не против рискнуть, (Крис уверен, что это только из-за того, что он употребил в разговоре слово «молодость» и «новый взгляд», поэтому теперь коллеги отца будут изо всех сил показывать себя с «нестарперской» стороны), однако им нужно ознакомиться с планом Шистада-младшего подробнее. После очередной шутки Шистад&Ко решают сделать заказ, чтобы не заниматься делами на пустой желудок. К их столику подходит симпатичная официантка, блондинка, наверняка специально расстегнувшая три верхних пуговички на белоснежной рубашке в надежде получить неплохие чаевые. Что ж, никто за столом не против, а Крис, может, даже отдаст ей вместе с наличными и свой номер телефона. — Что-нибудь еще? — улыбается блондинка и держит перед собой блокнотик с заказом, выпячивая грудь вперед. — Нет, больше ничего, Кристен. Только возвращайся побыстрее, — улыбается Крис, а все за столом хмыкают, потому что ее бейджик с именем, прикрепленный над грудью, не заметил бы даже слепой. Мужчины отпускают пару сальных шуточек, а Шистад высматривает в зале официантку, думая, что он напишет ей не только телефон, но и адрес тоже. Девочка так старалась. Но вместо очаровательной блондинки Крис видит входящую в зал брюнетку. Знакомую брюнетку. На ней черное пышное платье длины «шлюха», красная помада и как-она-блять-на-них-ходит шпильки. Татум пару секунд ищет в зале глазами кого-то и, помахав рукой парню за столиком, направляется вглубь помещения. Она садится через два столика от Криса, предварительно заключив в крепкие объятия своего знакомого. Парня разглядеть не удается — он сидит к Шистаду спиной, зато Тат он видит прекрасно: у нее накрученные густые волосы (как девушки вообще создают подобное из ничего?), красный лак на ногтях и широкая улыбка. Татум смеется, пьет шампанское и, очевидно, хорошо проводит время. Крису становится немного не по себе — как бы понятно, что он не единственный ее знакомый, может, даже не единственный, с кем она спит, но у всех же нас есть это чувство собственничества. Иногда хочется сказать «этот человек только мой», без романтического или какого-либо подтекста, просто «мой», и все. Как диск, который даже не слушаешь, но никому не даешь, потому что он твой, и все. Но Криса клинит. И клинит очень не кстати. Клинит тогда, когда мистер Митч обращается к нему с фразой: «Объясни еще раз твою идею, ты готов идти на такой риск?» Именно в этот момент спутник долбанной Татум Дрейк поворачивается в сторону Шистада, чтобы позвать официантку, и Крис узнает в нем Веттера. Три. Два. Один. Бум. У Криса отливает кровь от лица, губы белеют, а недавно зажившая корка на костяшках трескается, потому что Шистад чертовски зол. У Криса трясутся руки от напряжения, и он хочет расстрелять каждого блядского папика в этом ресторане, хочет вспороть Веттеру брюхо чрезвычайно длинным каблуком Дрейк и задушить ебанного Веттера его же кишками. Шистад хочет выдавить долбаному Веттеру глаза и запихать ему же в глотку — не от потери крови, так от удушья точно скопытится. Злость подступает к горлу медленно, обхватывает горячими пальцами дыхательные пути и шепчет на ухо варианты кровавых концовок этого вечера. Пальцы рук леденеют, а взгляд становится стеклянным. Кажется, это называется состоянием аффекта. Крис старается дышать ровно и расслабиться, чтобы кровь так заметно не приливала к глазам, но не может. Сраный подонок Веттер и сраная Дрейк сидят в ресторане и смеются над его ублюдскими шутками, в то время как у Шистада пресловутый внутренний мир трещит по швам. То, что случилось с Крисом, — не болезнь. Скорее, травма. Как известно, кость легче ломается в месте прежнего перелома. Вот и у Шистада, глядя на ебанного Веттера и Татум, хрустнул старый перелом души. Он не считал Татум своей собственностью, но сейчас Крису стало горько. Трахаться с другом врага — это же предательство своих принципов? Или как там? Крис запутался. Он запутался и просто хочет, чтобы все было как прежде: чтобы Лукас не связывался с «плохой» компанией и не был бы благородным мудаком. И чтобы все было как раньше. Крис гипнотизирует взглядом спину Веттера и крошит зубную эмаль. На блядском Веттере черный костюм и галстук в желтый цветочек, а Татум смеется над его шутками. Больно. Противно. Беспомощно. Смотрит на Веттера, и к Крису возвращаются воспоминания, которые Шистад старательно прятал под кодовыми замками подсознания: Лукас на больничной кушетке и его изумленные глаза после того, как он вышел из комы. «Ты кто?» Два слова, а душа хрустит и крошится, ярость растет, и вера в хорошие человеческие качества исчезает. Криса окликает отец, и Шистад вспоминает, что он вроде как на деловой встрече и ему вроде как задали вопрос. — Чего непонятного, блять? Я уже разжевал все донельзя, осталось только проглотить. Хоть на это вы способны? — зло бросает Крис, кидая на тарелку столовые приборы. Инвесторы и Шистад-старший в шоке: все так славно начиналось. — Не дерзи, Кристофер. Грубость — не лучший способ наладить деловые отношения, — с нажимом произносит Фабиан, пытаясь не выдать своего разочарования и злости. — Дерзость — это не грубость, — картинно приветливо улыбается Крис, — а четкая формулировка истины, лишенная лицемерия, — скалится Шистад-младший и хватает за руку проходящую мимо Кристен. — Детка, принеси-ка водки. Иначе я застрелюсь, — со злой улыбкой проговаривает парень и поворачивается к сидящим за столом. — Ну что? Еще что-то объяснить нужно? — Он оглядывает мужчин и откидывается на спинку стула, все также жутко скалясь, и смотрит в одну точку, складывая руки в замок на животе. Чтобы ненароком не дать кому-нибудь по ебалу. Все. Пиздец. Провал. «Молодец, Кристофер, запорол бизнес-встречу из-за какого-то ублюдка и его сучки. Ну ты и неуравновешенная тряпка, поздравляю. Ты все просрал, Шистад». — Блять. Надо было вызывать шлюх, — выдыхает Шистад и залпом осушает стакан виски. — Хотя здесь их и так достаточно.Двадцать четыре часа спустя
— Мне кажется, это была не такая уж и плохая идея, — тянет Шистад на ухо Тат и улыбается проходящим мимо гостям. — Что именно? Позволить твоему отцу затащить нас на романтический уикенд или выпустить меня из туалета без трусиков? — Дрейк старается возмущаться, но расползающаяся на лице улыбка этого не позволяет. — И то, и другое, Дрейк. И то, и другое. — Крис целует ее в висок и думает, что все не так уж и плохо.