lavender's blue

— Роджерс, снова ты? Стив, услышав знакомый голос, вздрагивает и поворачивается ко входу в зал. — Не волнуйтесь, мистер Барнс, я все закрою, когда буду уходить, — привычно отвечает он, возвращаясь к завязыванию пуант. До отчетного семестрового концерта осталось чуть меньше месяца, и Стиву приходилось торчать в танцевальном зале все дольше, потому что одно движение никак не хотело получаться. Стив бился над ним уже около пары недель, и если технически оно получалось почти идеально, то пластичности в нем не было никакой. Слишком механическим и бездушным оно выходило. Стив не знал, в чем дело. То ли ему не хватает практики, то ли опытности, но так или иначе — он пропадал в зале до самого поздна, уходил из академии одним из самых последних, а успеха, пока что, так и не добился. Мистер Барнс, его преподаватель, ловил Стива в зале с завидным постоянством. Он знал, что Стив тренируется больше остальных, но никак не мог понять — зачем? Он видел недочеты в его технике, видел его проблемы, помогал их решить, но никогда не думал, что Стив будет так упорно идти к своей цели. Откровенно говоря, про его цель он тоже не знал. Но, увидев этого щуплого паренька впервые пару лет назад, Барнс никогда бы не подумал, что он будет так упрям. Что он найдет в себе силы двигаться к верхам, добиваться своих целей и развиваться, отдавая всего себя балету. Барнсу это импонировало, это цепляло и даже завораживало, потому что силы воли Роджерса хватило бы на пять основных составов, наверное. Но из-за мелких недочетов, которые Стив и пытался исправлять, в основной состав его не брали, отводя ему главные роли запасных. — Я за зал меньше всего переживаю, — честно говорит Барнс, входя в помещение. — Ты спишь вообще? Отдыхаешь? Ты же все время здесь. Зачем тебе это? Стив сидит на полу, прислонившись спиной к зеркалу и шнуруя пуанту на левой ноге, но он отвлекается от своего занятия, поднимая удивленный взгляд на преподавателя. — Как зачем? — спрашивает он, действительно не понимая сути вопроса. — А вам никогда не хотелось быть лучше остальных? Хотя дело даже не в этом. Я просто хочу доказать самому себе, что могу сделать все правильно. И технически, и артистически. Барнс хмыкает и качает головой. Все же упертости Роджерсу не занимать, и это даже похвально. — Покажешь, что у тебя не получается? — просит он, оставляя сумку с вещами у порога. Он собирался домой, но Стив — его ученик, и его основная задача — помочь ему. Тем более дома все равно никто не ждет. Стив кивает и быстро зашнуровывает пуанту. За сегодня он уже стер себе ноги. И — он видел, когда перевязывал ленты, — мозоли на правой ноге уже начали кровить. Но Стив стоически отрабатывает всю связку, не обращая внимания на неприятное жжение в ногах. Черт с ним. Сейчас не время расслабляться. Он должен отработать это движение до идеальности, чтобы к отчетному концерту комиссия допустила его на главную роль в основном составе. Но Джеймс Барнс не был бы одним из лучших преподавателей академии, если бы не заметил скованности движений. — Роджерс, стой, — он останавливает Стива за пару движений до конца связки. — Снимай пуанты. — Но ведь без них нельзя… — пытается оправдаться Стив, совсем не желая, чтобы он видел его мозоли. Что он видел его слабость. Джеймс Барнс — последний человек, которому Стив решился бы открыться с этой стороны, потому что… В принципе для Стива это давно уже не тайна. Он влюблен в своего преподавателя. И есть ли что-то еще более банальное — Стив просто не знает. Но он твердо уверен в одном — шансов у него никаких. Даже если свершится чудо и Барнс окажется геем, Стив точно будет не в его вкусе. Он, если честно, и в своем собственном вкусе никогда не был, потому что смотреть в зеркало на все эти тонкие цыплячьи ноги, выпирающие позвонки и торчащие ребра — просто невыносимо. Балет, конечно, свое дело сделал — ноги обросли мышцами, руки — тоже, но это ничего не изменило: Стив все еще был безобразно мелким и тонким для парня. — Стив, не тормози. Снимай пуанты. Я ведь могу и сам, ты знаешь. О да, Стив знает. Джеймсу не составит труда наклониться и вручную развязать ленты. Стив видел на занятиях, как тот ставит на место особо дерзких танцовщиков, а потому все же спешит разуться. Барнс неодобрительно смотрит на окровавленные пальцы и цокает языком. — Мне кажется, ты на сегодня натанцевался, — говорит он и отходит к своей сумке, что-то там выискивая. — Я только начал, — оправдывается Стив. — Роджерс, я попрошу охрану больше не оставлять тебя допоздна, если ты не прекратишь мне перечить. — Вы этого не сделаете, — почти шипит Стив, раздражаясь все больше. Да черт возьми! Он танцует так постоянно, каждый вечер кончается тем, что он смывает кровь с пуант, ну так и что теперь? Ему нельзя сдаваться, он должен бороться до конца. Помощи Стиву все равно ждать неоткуда. — Хочешь проверить? — Барнс выгибает бровь. Стив вздыхает и качает головой. — И правильно. Держи, — он протягивает Роджерсу мазь, а тот смотрит ошалевшим взглядом. — Намажешь после душа на мозоли, чтобы смягчить кожу. Она поможет. А послезавтра жду тебя в это же время здесь, будешь тянуться. Тебе растяжки не хватает, чтобы нормально поднять ногу. Договорились? Стив сжимает мазь в руках и кивает, походя на китайского болванчика. Он и не мечтал попросить дополнительные занятия с Барнсом, но если тот предлагает сам — отказываться нельзя, такой грех ни в какой будущей жизни не искупить. Барнс улыбается ему на прощание и выходит так же быстро, как появился в зале. В этом он весь — быстрый, резкий, живой и от этого настоящий. И Стиву почти физически больно от того, что он никогда — никогда — не будет с ним. И эта мысль горит мигающим огоньком на краю сознания, пока Стив втирает мазь. Представляя чужие руки. А Джеймс, добравшись до дома, долго рассматривает собственные пуанты, не в силах избавиться от постоянно встающей перед глазами картины ярко-алой в сумерках зала крови на бледной коже Стива. У него тонкие ноги, каждую венку видно под почти прозрачной кожей, и Джеймсу это внезапно кажется красивым. Если кровь вообще может быть красивой. Просто Джеймс тоже влюблен, но сейчас не время и не место признаваться в этом. Даже самому себе.