По лезвию металла.

Испания, 27 августа 1576 года, 23.00        Женщина опекала меня как родного, стараясь познакомить с другой стороной жизни, а в редкие перерывы рассказать по больше занимательных, поучительных, да и просто смешных житейских историй.       После трех месяцев различных тренировок начали появляться плоды моей усидчивости и терпения моих учителей. Испания, 4 июля 1580 года. 13.00       Прошло несколько лет. Из подростка я превратился в статного юношу. Кроме официальных уроков, которые проводили учителя на дому, я с помощью Ягулы и её друзей научился метанию кинжалов, хождению по канатам, правильной группировке при прыжках и падениях, стрельбе и ловкости рук.       Специально для дома, а точнее для дорогого дядюшки, я прикрепил на сапоги металлические наклёпки, чтоб хоть как-то не выдать появившеюся у меня за время обучения кошачью походку. Ибо лорд и так начал на меня смотреть с подозрением, а если поймёт, что и хожу я теперь абсолютно бесшумно, вопросов не избежать.       Мой кузен за это время по моим меркам стал полным ничтожеством. Непотребное поведение, жестокость и порой насилие с его стороны заставляли даже дядю морщиться от презрения. Правда нельзя было не отметить появившийся у брата холодный и расчётливый ум. Если бы не постоянные колкости с его стороны, мне было бы порой очень интересно состязаться с ним в умственных дуэлях.       Блаженным и желанным спасением от актёрской игры на публику у меня была вечерняя прогулка, иногда затягивающаяся до рассвета.       Как только слуга убирал свет в доме, я переодевался и, выбираясь через окно своей спальни, по крышам мчался на шпили самых высоких зданий, чтобы увидеть небо, море и корабли.       В одну из таких ночей меня привлёк свет факелов и военная барабанная дробь на площади. Скрываясь под тенью листвы ближайшего к ней раскидистого дерева, я увидел картину, которая заставила моё сердце пропустить удар, а душу похолодеть от страха. На площади был возведён помост с виселицами для пойманных преступников. Ими были люди, которых я честно мог назвать второй семьёй.       Я хотел броситься к солдатам, чтобы хоть попытаться высвободить своих наставников, но каким-то немыслимым образом Ягула, стоявшая ровно посередине, встретилась со мною взглядом и спокойно покачала головой, словно говоря: «Не сейчас». Все одиннадцать человек знали на что идут, всё было обговорено между ними ранее, и я не мог ослушаться последнего приказа, последней просьбы, последней воли дорогого мне человека.       Скользнув обратно в прикрытие, в давящей тишине я смотрел, как одного за другим обречённого покидает жизнь.