Лабиринт

Feainn, 11 (31 июня), 1280; после заката Бывший офис торговой корпорации Леуваардена в портовом квартале... — Полагаю, на этом мы и закончим, господа, — молвил Ариан, выразительно кивнув, — Как только Новиград будет в наших руках, я лично прослежу за тем, чтобы моя сестра отправилась в Темерию. Там она будет коронована как наследница Фольтеста и сможет управлять страной на правах реданского вассала. Ла Валетт был при полном параде: латный доспех с наплечниками, выкрашенными в оранжевый и зеленый — цвета его рода; на груди бывший барон носил золотую пластину с гербом своей семьи, одной из старейших в бывшей Темерии и во всех Северных королевствах. Справа от него сидел его дядя, брат его почившего отца Ульрих: сурового вида мужчина с поседевшей от возраста шевелюрой, баками и задумчивым лицом. Место по левую руку от будущего короля предназначалось для его советницы — Филиппа за все это время не произнесла ни слова. — Однако принцесса пока еще слишком молода, чтобы править самостоятельно. — Как раз поэтому при ней необходимо будет учредить совет регентов, — согласился Ла Валетт, — куда войдут представители самых влиятельных родов королевства. Просторный зал освещало пламя жаровен и огромная люстра, свисавшая с потолка. Сегодня за круглым столом собрались не только заговорщики из реданской знати, но и те многочисленные южные пэры, для которых правление Дийкстры было равносильно пятну на памяти Фольтеста и чести Темерии. Именно на их поддержку так надеялся Ариан Ла Валетт; именно их вмешательства так боялись Филиппа и ее соотечественники. — Идет. — Барон Кимбольт, одноглазый старик в расшитом жемчугом желтом кафтане, поднял свой кубок; один за другим остальные темерцы последовали его примеру. — Выпьем же за новую эру процветания для обоих наших держав. — За Темерию, — крикнул кто-то из дворян. — За Север, — заключил Ариан, прежде чем выпить из своего кубка. В этот же момент дверь с треском распахнулась и в зал вошел один из гвардейцев Ла Валетта. Он спешно извинился перед всеми присутствующими и наклонился к уху своего лорда, что-то взволнованно прошептал. Лицо того вдруг сделалось мрачным — Ариан поднялся со стула; недоуменно переглядываясь, дворяне тоже встали. Лишь Филиппа осталась сидеть — она, казалось бы, вовсе не разделяла их беспокойства. — Прошу меня простить, господа. Неотложные дела требуют моего присутствия. Двое стражей последовали за ним. Еще двое остались в зале, когда дверь захлопнулась, стоило его зеленой мантии скрыться из виду. Повисла неловкая тишина. Ее изредка прерывали чьи-то крики, доносившиеся снаружи. Вдруг Кимбольт поморщился, коснулся своего горла. Он открыл было рот, будто хотел что-то сказать, но не смог: сухой кашель вырвался из груди старого барона, вынудив того отчаянно вцепиться пальцами в край стола. В следующую секунду он отхаркнул сгусток крови, прежде чем с грохотом обрушиться на пол. Не прошло и пары секунд, как другие темерцы тоже стали хвататься за шеи, кашлять, пуская багровую слюну. Один за другим они падали, давясь собственной кровью, бессильно дергаясь в предсмертной агонии. Кто-то прохрипел «яд...», но было уже слишком поздно. Оставшиеся в живых реданцы были видимо напряжены, но ни один из них не сдвинулся с места. Ульрих сжал кулаки, его румяное лицо задрожало от того, насколько сильно дворянин стискивал зубы. Филиппа выплеснула содержимое своего кубка на пол. — Что ж, — заговорил один из реданских графов, — о темерцах больше волноваться на придется. — Не будет никакого брака с Аддой, — тон чародейки оставался на удивление спокойным; кто-то все еще кашлял, хватая последние в своей жизни глотки воздуха. — Сегодня ночью она умрет, а вместе с ней и канцлер. Ариан вынужден будет жениться на своей сводной сестре, а мы, господа, станем теми, кто привел их к власти. — Только что скажет Ла Валетт, когда узнает, что мы тайно отравили с дюжину его земляков? — К счастью, наш новый король никогда не узнает о том, что произошло здесь этой ночью. — Филиппа поднялась из-за стола; стальные вставки на рукавах ее платья сверкнули в янтарном пламени. — Прямо сейчас лоялисты канцлера прочесывают каждый закоулок портовых кварталов. Дийкстра не успокоится, пока каждого из вас не четвертуют на дворцовой площади. — Черт возьми, тогда почему мы до сих пор здесь? — возмутился все тот же граф, резко вставая со своего стула. — Портал в подземельях доставит вас в безопасное место. — Магичка одну за другой натянула перчатки, размяла пальцы. — Дальше следуйте нашему плану. На этом все. Она подошла к окну, отдернула штору: снаружи уже мелькали бело-красные шлемы королевской армии — они оцепили улицу. Ворота во внутренний двор жалобно скрипели под ударами топоров. Из-за грязной пелены дыма на горизонте не было видно ни храмовых башен, ни тусклого диска луны, лишь грязные силуэты ближайших зданий. Филиппа нахмурилась: она не ожидала, что солдатня окажется здесь так быстро. Чародейка уже предчувствовала едкий запах гари в ночном воздухе и мглу, из-за которой ни одна птица не сможет видеть дальше, чем на метр впереди. Кирпич с полустертой эмблемой великого солнца поддался, сдвинулся чуть назад — прозвучал щелчок, и обитая парчой панель съехала в сторону. За ней в узком коридоре проступали очертания лестницы, что уводила вниз, в темноту. Сняв со стены факел, заговорщики один за другим сгибали спины и исчезали в коридоре. Ульрих шел последним; прежде чем скрыться из виду, он оглянулся и словил на себе ее взгляд. Этой пары секунд Филиппе было достаточно, чтобы убедиться в своих подозрениях. <...> У Айдена тряслись руки, и еще больше раздражало то, что ключ никак не мог провернуться в замочной скважине. Наконец заветный щелчок все же раздался, и ведьмак разжал зубы, сделал глубокий вдох. В оружейной было темно — сложив пальцы в Игни, Кот одну за другой зажег пару жаровен и осмотрелся. На деревянных стойках висели нагрудники и кольчуга, дублеты из укрепленной кожи, шлемы и прочее снаряжение. В котором Айден едва ли смог бы сделать даже простейший пируэт. Но другого выбора у него не было. Месяц ягодно-грибной диеты давал о себе знать: ведьмак совсем исхудал и лишь после пары минут тщательных поисков сумел-таки подобрать броню, которая не смотрелась бы на нем, словно мантия обезумевшего чародея. Натянув на свой поджарый торс рубаху из чересчур жесткого льна, он накинул поверх нее куртку и наспех застегнул ремешки. Сапоги грозились мозолями, и ни один меч не сравнился бы с тем, который он потерял во время склоки с Алариком на борту пиратского корабля. Взгляд ведьмака упал на жаровни. Он взялся за металл там, где он еще не успел нагреться, и с силой толкнул. Почерневшие деревяшки, сажа и раскаленные угли высыпались на пол; выйдя из комнаты, Айден запер ее на ключ. <...> Стены просторного фойе были украшены гобеленами и доспехами нильфгаардских рыцарей, расставленными на одинаковом расстоянии друг от друга. Над главным входом красовалась эмблема Купеческой Гильдии: горящая звезда в треугольнике на черном поле гербового щита. Напротив массивный портрет императора Морврана Воорхиса пристально наблюдал за каждым, кто находился в зале. Когда-то здесь встречали богатых купцов и легатов, теперь же в вестибюле грозила развернуться славная потасовка. Наконец двери не выдержали — тяжелые створки слетели с петель и с грохотом обрушились на мраморный пол. Из-за облака пыли проступали очертания рыцарей в длинных красных туниках; у каждого из них на груди был цветок, объятый пламенем. Братья ордена Пылающей Розы на службе у Иерарха давно прослыли свирепыми фанатиками, не знавшими ни страха, ни милосердия. Они без труда прорубали свой путь внутрь, и под ударами их мечей наемники падали, оставляя на узорчатой плитке кровавые брызги. Фойе быстро погрузилось в хаос. На лестнице маг-ренегат взмахнул руками, сотворяя колдовское пламя, — орденский арбалетчик всадил ему болт между глаз, и бездыханное тело скатилось вниз по ступеням. Одному из солдат закованный в латы громила кистенем размозжил голову, еще пара рыцарей уже поднимались наверх, упрямо пробивались в галереи на втором этаже вестибюля. Стрелы отскакивали от их доспехов, и вскоре лучников перерезали внезапно напавшие с тыла реданские солдаты. С полдюжины бойцов ордена окружили дверь в зал, где гильдейские купцы обычно собирались для решения важных вопросов... — По моей команде! — раздался из-под топфхельма грубый мужской голос. Рыцари подняли щиты. Но, выбив дверь, они и шага не успели сделать — разряды молний ударили в тяжелую броню, сыпля искрами и выжигая все внутри. Их вопли не утихли, пока на полу не осталась лишь груда дымящегося металла. Филиппа переступила через трупы. В противоположном крыле галереи кто-то с налета вспорол брюхо лучнику. Лезвие клинка прошило его насквозь и, давясь собственной кровью, стрелок свалился за балюстраду. Глаза чародейки встретились с хладнокровным взглядом кошачьих зрачков. Неестественно быстро ведьмак выбросил руку вперед — лезвие кинжала рассекло воздух, но, прежде чем оно достигло бы своей цели, магичка исчезла в вихре золотых перьев. В воздух, размахивая крыльями, вспорхнула белая сова. Ведьмак поддался импульсу, позволил своим рефлексам вести себя: ему хватило пары шагов, чтобы поровняться с птицей. Затем он вскочил на балюстраду и прыгнул. Все вокруг будто замерло — Айден налету замахнулся, целя в столь ненавистную ему чародейку. Мимо него пролетели вдруг пара болтов. Янтарный ореол окружил Филиппу, и одна за другой в болты ударили молнии; еще разряд угодил в люстру, подвешенную под потолком, и та с грохотом упала на сражавшихся внизу солдат. Ведьмак не сразу понял, что произошло: последний язык знатно полоснул его, прежде чем отшвырнуть в сторону. Он хорошенько так ударился спиной о стену, слетел вниз и жалобно заскулил от боли, пытаясь оттолкнуться от пола дрожащими пальцами. Силы едва хватило, чтобы перевернуться на спину, скрипя зубами, отползти назад. Айден уже не верил, что выкарабкается из этой передряги, когда наемник в маске занес над ним свой топор. Он закрыл глаза. Вдруг мерзко хлюпнула под ударом клинка чья-то плоть, и рядом с ним что-то увесистое стукнулось о доски. Ведьмак повернулся на звук: отрубленная голова наемника сверлила его пустым, безжизненным взглядом. Кот не успел рассмотреть своего спасителя — или палача, — прежде чем тот без труда поднял его на ноги, оттащил в ближайшую комнату и захлопнул дверь. — Черт меня дери, — Айден вяло улыбнулся, — как же я рад тебя видеть. — Знал бы ты, как мне надоело вытягивать тебя из этих чокнутых авантюр, — прошипел Ламберт, заключая блондина в тиски своих рук, уткнувшись носом в его вспотевшие волосы цвета грязного золота. Кот уже почти не чувствовал боли, мог без труда стоять на ногах. То ли эффект заклинания успел рассеяться, то ли столь своевременное появление Ламберта стало для него панацеей от всего и сразу. Но ничего на свете не могло бы быть лучше, чем вцепиться сейчас пальцами в его куртку, вдыхать полной грудью запах его тела. Он уткнулся носом в обнаженную ключицу, прикрыл глаза, не желая слышать ни криков, ни грохота. — Все будет кончено, как только я разделаюсь с ней... — Нет, — тут же прервал его Ламберт. — Никакой больше мести, никаких секретов. Ты навсегда забудешь о том, что здесь произошло, и мы больше не вернемся в Реданию. Голос ведьмака звучал жестко и был полон холодной решимости. Отстранившись, Айден взглянул в его глаза: в них с легкостью читался риск, на который Кот пойдет, стоит ему ослушаться. Риск того, что в следующий раз Ламберта уже не будет рядом. От злости он закусил губу. — Она залезла мне в голову, Ламберт. Сначала чары, затем этот гребаный колдун хотел порезать меня, как кролика. Дьявольщина! Я не успокоюсь, пока она не будет жрать собственную кровь, так же, как и этот ублюдок. — Никакой. Больше. Мести. Даже не думай, — процедил Волк, положив ладони на щеки Айдена и не давая ему отвести взгляд; лицо ведьмака покраснело, а на лбу выступили капли пота. — В такие моменты я больше всего тебя ненавижу. Блондин злился. Руки его уперлись в грудь Ламберта и уже готовы были оттолкнуть, когда тот вдруг настырным поцелуем оборвал всякое сопротивление. Поначалу Айден брыкался, даже укусил его за губу — брюнет зашипел от раздражения, но теперь уже чужие пальцы ползли под его рубаху, а во рту растекался столь знакомый вкус. За глухой дверью гремели под ударами булавы доспехи, щиты сталкивались с клинками, а предсмертные стоны тонули в дребезге разбитого стекла. Но для них ничего из этого не имело значения. Зато отчетливо было слышно, как звякнула пряжка ремня: пальцы Айдена без труда нащупали сквозь плотную кожу возбужденный член Волка. Ламберт звучно выдохнул, уперся рукой в стену; слишком быстро блондин стянул штаны вниз, огладил его крепкие, покрытые густой растительностью бедра. Его пальцы легли на упругие ягодицы, заставили пахом вжаться в бугорок, что весьма красноречиво выпирал из штанов Кота. Темноволосый ведьмак толкнулся членом навстречу Айдену, зашипел, когда крайняя плоть натянулась до предела и с кончика его набухшей головки стекло пару густых капель. Блондин плюнул себе на ладонь, и в следующую секунду Ламберт вздрогнул, чувствуя слабость в коленях. Кот ласкал его орган, упрямой хваткой сжимаясь на чувствительной коже, влажной от обилия смазки. Они оба тяжело дышали; жар расплывался по телу, и Волк уже не мог думать ни о чем, кроме этих щек, заросших колючей щетиной. Он целовал их, не сдерживая своих грубых стонов, и ногти его до боли вцепились в грубое дерево. Айден был таким же твердым и горячим — брюнет почувствовал, как пульсирует его орган, стоило Коту обхватить пальцами два члена сразу. Вязкое, тягучее удовольствие приливало к паху, предвещая скорый финал. Ламберт потянул за жесткие пряди; его губы впивались в шею блондина, когда блаженство наконец перелилось через край. Оно заставило жмурить глаза и беззвучно хрипеть, слушать, как Айден кончает и в горле его кипит напряженный стон. Сделалось мокро и липко. В онемевшей хватке, что все еще дрочила их члены, истома сменилась приторным жжением. С каждым новым рывком их тела содрогались, извергая наружу остатки теплого семени. — Я почти успел забыть, какой ты на вкус, — усмехнулся Ламберт. Айден выдохнул. Он выдавил из себя изможденную улыбку. Затем коснулся щеки брюнета, провел пальцами по его губам и подбородку; нарочно оставляя на коже Волка, как и в его бороде, следы их оргазма. Тот не сопротивлялся. Напротив, позволил блондину проникнуть в его рот. Затем, облизываясь, притянул ведьмака к себе и поцеловал. — Теперь вспомнил? — Кончай домогаться. — Ламберт подтянул штаны, принялся на скорую руку их зашнуровывать. — Если вовремя отсюда не выберемся, отправишься на костер вместе со своей любимой магичкой. Кот поморщился. Пару секунд он сомневался, потом вздохнул и стал наконец одеваться. — Ладно. У тебя есть план? — Нет. — Словив на себе недоуменный взгляд Айдена, брюнет ласково потрепал его по щеке. — Но пока мы тут дрочим, эльф и коротышка наверняка уже что-нибудь придумали. — «Эльф и коротышка?» Ламберт прислонился ухом к двери. Спустя минуту, отодвинул засов и дернул за покрытую облезлой бронзой ручку. На полу верхом друг на друге валялись несколько трупов: наемника со стрелой в шее подпирали еще один с отрубленной рукой и груда доспехов, покрытых глубокими вмятинами. Ингварр завершил композицию, свалив в общую кучу еще одно тело — что-то, отдаленно напоминавшее орденского арбалетчика, но с кровавым пюре вместо половины лица. Айден вздохнул с облегчением. Он хотел было что-то сказать, но не нашел подходящих слов. Большую часть своей жизни ведьмак считал дружбу уделом слабаков, а любовь — сказками для пресыщенных знатных дам. Но в этот момент он чувствовал себя щенком, которого наконец подобрали с улицы. И пускай эта «семья» была сборищем разбойников и изгоев, отвергнутых обществом, он не променял бы ее ни на одну другую. — Мы не хотели бы вас прерывать, господа, но боюсь, что сейчас не время и не место для слезливых воссоединений, потрахушек и крепкой мужской дружбы, — проворчал краснолюд. Хейндриан молчал. Он искоса глянул на Ламберта, вытащил из шеи убитого Dh'oine стрелу с кривым наконечником и сунул ее в колчан. — Здание горит, — сказал эльф, затем наконец поприветствовал Айдена коротким кивком. — Но если это нильфгаардские склады, то они примыкают к южной стене. Сразу за ней — река, а там и до предместий рукой подать. — Но времени у нас мало, — закончила за него низушка. Позади нее выход в галерею заслоняло силовое поле. Оно потрескивало и сверкало швами идеально ровных линий, пересекавших друг друга и тут же исчезавших на мутно-голубом полотне энергии. За ним уже толпились, прикрываясь своими щитами, рыцари Алой Розы. Один из них осторожно коснулся преграды кончиком своей меча и тут же вскрикнул, ужаленный внезапным разрядом электричества. Бинси держала в руке продолговатую колбу. Хватало лишь один раз взглянуть на ее содержимое, чтобы к горлу подступила тошнота: насекомые; мухи, сотни мух, закованных в черный хитин, с матовыми крыльями. Они роились над грудой яиц вперемешку с грязно-зеленой жидкостью. — Это еще что за дрянь? — скривился Ламберт. — Зерриканские мухи цеце, — поморщилась низушка, с трудом задрав руку одного из трупов. — Один тамошний магик... Ой, как воняет-то. В общем, один тамошний магик придумал, как заставить их яйца приносить потомство чуть ли не мгновенно. При наличии благоприятной среды, разумеется. Так за нами точно не будет хвоста. Волк бросил взгляд на силовое поле, будто бы не замечая суеты, что творилась за его пеленой. — Где Кейра? <...> Кейра аккуратно извлекла кристалл из мегаскопа — проекция сделалась тусклой, затем и вовсе исчезла. Это был далеко не первый раз, когда чародейка позволяла себе шпионить за своими соратницами. Виной тому — природное любопытство и годы, проведенные при дворе Вызимы, где даже самая безобидная информация могла стать смертельным оружием. — Gvella, glan! — Она соединила ладони, и в них заклубились нити белого дыма. Когда в комнате наконец стало светло, чародейка осмотрелась: витражные створки, украшенные геометрическими узорами, были широко раскрыты, а за ними шумели в вечернем бризе кусты сирени — весьма искусная, но все же иллюзия. Вода в ванне пахла эфирными маслами, в ней плавали, кое-где сбившись в почерневшие кучки, лепестки роз и пионов. Кейра коснулась пальцами кружевных трусиков, оставленных на краю бадьи, ощупала нежную ткань. На столе были разложены письма, уродливой кляксой расплывалось на чистом листе пергамента небрежно брошенное перо. Она отпила из кубка и облизала губы, чувствуя, как во рту сладким букетом разливается меттинское розовое. Многозначительно хмыкнув, чародейка принялась рыться в содержимом стола, пока вдруг не наткнулась на пару конвертов, скрепленных печатями с изображением Великого Солнца. Были там и послания с гербами Черного Единорога и Тиссенидов, темерские Лилии, планы, карты с кучей цифр и пометок... В воздухе вяжущим ароматом повисли нотки корицы и нарда. — Здравствуй, Кейра. — Столь знакомый и одновременно жуткий голос заставил ее повернуться, от страха вцепиться пальцами в крышку стола. — Хорошо выглядишь. — Филиппа... Что ты здесь делаешь? — улыбнулась блондинка, машинально потянувшись рукой к своему анкху; но вместо усыпанного бриллиантами медальона ее пальцы нащупали лишь пустоту. — Могу спросить у тебя то же самое. — Эйльхарт нарочно сокращала дистанцию между ними, заставляя собеседницу буквально вжаться «кормой» в эбеновое дерево. — Когда ты уже наконец перестанешь думать вагиной и вытаскивать этого мерзавца из каждой задницы, в которую он влазит по собственной глупости и инфантилизму? Кейра закусила губу, но глаз не отвела. Наконец она решительным выпадом подалась вперед, и Филиппа вынуждена была отступить. Блондинка сделала пару шагов и выдохнула, почти беззвучно, но с заметным облегчением. — Зачем ты вернулась? Подстрекать дворян нильфгаардским золотом? — поинтересовалась она уже куда более смелым тоном. — Хочешь, чтобы костры снова запылали по всему Северу? — Ты хорошо знаешь правила. Желаешь знать о моих планах — ты становишься их частью. — Ложи больше нет, Филиппа. Пора бы уже смириться. — Неужели ты забыла, Кейра? Короли умирают, королевства распадаются, а Магия живет. И Ложа будет жить до тех пор, пока живы мы. — В ее пристальном взгляде сверкнул огонек азарта. — У нас наконец появился шанс вернуть все то, что украл этот чертов фанатик и его прихвостни. Лишь завидев мага, простой люд снова будет кланяться, мы сможем вернуться ко дворам, снова станем почетными гостями на самых громких приемах. Больше не нужно будет пресмыкаться перед негодяями вроде Дийкстры... Кейра не хотела ей верить. Она хорошо знала, что Филиппа не отступится, не изменит себе, даже если последствия ее махинаций будут поистине ужасающими. Леди Мец из Каррераса никогда и ни в чем себе не отказывала: на ужин ей подавали катоблепаса под соусом с зерриканскими специями, в прихожей ее дома цвели голубые розы из Назаира, а на шее красовались россыпи из жемчуга и махакамских камней. Но был лишь один трофей о котором каждая уважающая себя чародейка грезила больше всего на свете: власть. Одной только мысли о креслах с поручнями в виде сфинксов, о тайных советах и закулисных интригах хватило, чтобы свобода и роскошь показались ей золоченой клеткой. — Как я могу помочь? — наконец спросила она. Филиппа улыбнулась. Скромно, краями губ, будто бы не хотела спугнуть; будто бы не знала, что она была той единственной женщиной, кому Кейра никогда и ни при каких обстоятельствах не могла отказать. Она сделала шаг навстречу блондинке, и пальцы ее с нежностью пылкой любовницы сомкнулись на волевом подбородке. — Эти клоуны из Лок Муинне уже давно зазывают тебя присоединиться к их Капитулу. — Кейра почувствовала, как ухо ее обдало теплым дыханием чародейки. — Отправляйся на восток да проследи, чтобы они не натворили глупостей. Я свяжусь с тобой, как только в Новиграде станет спокойно. — Маги Дийкстры блокируют телепортацию, отсюда не выбраться. Она повернула голову — их глаза встретились, и обволакивающий ноздри пряный аромат ударил в голову, заставляя потянуться к губам, аккуратно покрашенным персиковой помадой. Это был поцелуй черной вдовы: всего пары секунд хватило, чтобы убить в Кейре весь ее альтруизм и подменить его жаждой куда большего, чем мог ей дать Ламберт или любой другой мужчина. Когда Филиппа отпустила ее руку, блондинка почувствовала на своей ладони что-то холодное — это была миниатюрная фигурка воина вранов. Искусно подчеркнутые рельефы мышц и длинный, изогнутый хвост отливали в мягком свете чар ледяным блеском. Спустя пару мгновений, ее пальцы сжались на статуэтке. — Кому, как не тебе знать, что есть способы преодолеть блокаду, — молвила Эйльхарт, поглаживая золотые волосы темерской чародейки. — Разумеется, не без риска. Но, как говорится, кто не рискует... — Не пьет шампанское, — закончила за нее Кейра. Тяжелый, безжизненный металл обжигал ее кожу промозглыми ветрами Лок Муинне. На секунду ей показалось, будто сосны, акведуки и поросшие плющом древние стены были на расстоянии лишь вытянутой руки. Открыв глаза, Кейра Мец увидела перед собой затянутые пеленой утреннего тумана горные склоны. Перед ней величественная арка была едва ли видна из-под зарослей и сотен зеленых листочков, открываясь видом на старую башню. Над входом вырезанное в камне око сверлило ее пристальным взглядом, будто спрашивая: стоит ли игра свеч? Оставляя позади привкус гари и грязные улицы Новиграда, чародейка застегнула последнюю пуговку на вороте своей курточки. Она сделала выбор. <...> — Кейра, дьявол тебя дери, ты меня слышишь? — от злобы скрипя зубами, процедил Ламберт. Ксеновокс ответил ему странным шипением. Оно, однако, вскоре прервалось тишиной, и из устройства вырвались приглушенные отголоски воющего ветра; в воздухе запахло хвоей и пометом гарпий. Затем все исчезло. Он не мог знать наверняка, но что-то подсказывало Волку, что Кейра уже была очень далеко отсюда. — Ну что там? — явно нервничая, поинтересовался Айден. В ответ ведьмак лишь выругался. — Я хоть и не питаю особой любви к людским бабам, но эта была хорошая, — как ни в чем не бывало заявил Ингварр. — Так и сказал: у тебя самая ядреная задница из всех плоскоухих кобылиц, которых я только видал. Она мигом расцвела, подмигнула мне... Потом сказала, что это был лучший комплимент в ее сторону за последние несколько лет. — А она, случаем, не предупреждала, что собирается нас всех поиметь и кинуть посреди горящего здания, битком набитого чокнутыми фанатиками? — ведьмак спросил раздраженным тоном, нарочно обделив вниманием тот факт, что «последние несколько лет» они с Кейрой провели вместе. — Я ей говорю: «дорогуша, у тебя-то и сиськи королевские!», — не унимался краснолюд, — и тогда она сняла с шеи эту свою побрякушку, протянула ее мне... Еще и наклонилась так, я уж думал, точно придется ей устроить любовь во время холеры. Говорит: «возьми на память», ну я и взял... Но тебе, наверное, нужнее. Ламберт бросил взгляд на золотой анкх и презрительно фыркнул. Нет, предательство Кейры вовсе не стало для него сюрпризом. Она всегда была легкомысленной до ужаса и от того часто непредсказуемой. Но где-то внутри — хоть он и боялся это признать — ведьмак радовался, что ему наконец удалось избавиться от ее поводка. А ей — расстаться со своим любимым щеночком, который никогда не мог дать ей той жизни, о которой она так мечтала. Краснолюд из-под своих кустистых, сросшихся на переносице бровей смотрел на него глазами верного товарища, всегда готового напиться вусмерть по случаю трагичной разбежки с очередной стервой. — Оставь себе. — Не хотелось бы прерывать вашу драму, но кажется, у нас проблемы. Прислонившись плечом к раме, эльф осторожно выглядывал из окна. Туда, где всего в паре метров от них тени, отбрасываемые языками пламени, играли на булыжниках крепостной стены. Наверху реданские лучники готовы были пристрелить любого, кто попытается сбежать из объятого пожаром здания. — Твою мать. — Волк подошел ближе, краем глаза глянул наружу и тут же спрятался за стеной. — Отсюда есть другой выход? Надо возвращаться к порта... Он не договорил. Светясь в полумраке, мимо окна пролетела сова. Птица чудом увернулась от стрел и принялась набирать высоту. Ламберт опоздал лишь на долю секунды: прежде чем он успел перехватить Айдена, тот сиганул вниз, на строительные леса. С легкостью вскарабкался по деревянным балкам — стрелы разбились о Квен, и в следующее мгновение топот сапог ведьмака донесся откуда-то сверху, с крыши. — Bloede pavienn, — зашипел Хейндриан. Он натянул тетиву и, всего на секунду показавшись в окне, выстрелил: один из лучников свалился со стены, и тут же сразу несколько стрел просвистели всего в полуметре от эльфа. — Ну и какой теперь план? — взвизгнула низушка. — К черту его, — ответил Ламберт, до боли в пальцах сжимая кулаки; если бы не мутации, ведьмак наверняка бы сейчас покраснел от злости. — Возвращаемся к порталу. — Кусок кретина! — Ингварр шлепнул себя по лбу. — Неужто после всего дерьма, через которое мы тут вместе прошли, ты собираешься его бросить? — Жизнь — это череда выборов. У каждого есть право на самоубийство.