Встречается...

Поездка проходила в полном молчании. Марина сосредоточенно вела машину, Словник смотрела в окно и думала о чём-то своём. Мимо проносились унылые пейзажи, в сумерках только-только начинали зажигаться огни ночного города. Машина плавно остановилась на парковке перед отделом милиции. - Что ты за неё хочешь? – изучая чёрные узорчатые ворота спросила Яна, имея ввиду тетрадь. - Я хочу остаться сейчас одна, – глядя на свои руки, сжимающие руль, ответила девушка. - На всякий случай, – Словник положила на приборную панель смятый клочок бумаги. Кивнув, по видимому, чему-то своему, черноволосая выбралась из машины и закрыла дверцу. Марина оторвалась от разглядывания своих рук и перевела взгляд на удаляющийся силуэт Яны. Завела мотор машины, случайно включив дальний свет, и начала сдавать назад. Не оборачиваясь, девушка прошла за ворота. Со спины светанули фары, отбрасывая длинную тень на асфальт. - Ты какого… тут забыла?! – сурово проорал Полещук, увидев на пороге Словник. - Есть повод, – проходя в кабинет произнесла девушка. Достав тетрадь, она положила её на стол перед Полещуком и откинулась в кресле напротив. - Сейчас мы посмотрим, достаточный ли это «повод» для самоволки из больницы. – Игорь Петрович взял тетрадь и начал читать, с каждой страницей лицо его становилось серьёзней. Пока шеф изучал тетрадь, Яна изучала пространство. Кабинет был не большой, один шкаф, в простонародии «Гроб» - двухметровый потемневший от времени гигант, на вид вообще неподъёмный, занимал практически треть площади помещения. Тусклые серые оттенки стен, даже с учётом освещения, нагоняли уныние. За спиной Полещука, как и положено, висел портрет президента. Никакого покрытия на полу не было. Простые доски, покрашенные жёлто-оранжевой краской. Обычный стол, похожий больше на школьную парту. Удивляло только наличие кресел, настолько они выбивались из общего интерьера, чёрные, обитые дермантином. Такие больше подошли бы к камину, в каком-нибудь загородном доме. Окна деревянные, хотя рамы недавно были выкрашены белой краской. - Литцева? – оторвавшись от тетради, спросил шеф. - Да. Она меня и подвезла. – скрестив руки на груди, ответила темноволосая. - Есть что-то ещё? Она тебя за этим искала? – слегка наклонившись вперёд . - В поисках правды она меня искала. А это неожиданный «сюрприз», который она с собой припёрла. Нет, остальное не имело отношения к делу - старые распечатки и письмо, адресованное Литцевой. - Где она сама? - Попросила оставить её одну. - И ты дала ей уехать? – ещё сильнее наклоняясь над столом, произнёс Полещук. - Ну не задерживать же мне её. - Чует моё сердце, это не всё. - Игорь Петрович… то вы сами о ней заботились, даже до дома довозили, а теперь хотите что бы я её замученную силком сюда притащила… Как-то это, знаете… - Закрой рот! Расслабилась там в больнице, что ли?! Нюх совсем потеряла?! – поднявшись из кресла и уперев кулаки в стол, проорал Полещук, – Мало того, что мы можем наконец полноценно схватить этих ублюдков за жопы! – Полещук сделал характерный жест на уровне чуть ниже пояса, - Девочке может угрожать опасность! Если это не всё, то за ней начнётся охота! Словник молчала, опустив голову и глядя на шефа исподлобья. - Да что на тебя толку орать… - смягчился Игорь Петрович, – Свободна, отдыхай. Назначу охрану Литцевой. Яна медленно поднималась из кресла, шеф потерял к ней интерес и уже достал мобильный. - Дмитрий, просыпайся и немедленно в отдел. У нас появилась новая информация по «ловцам», срочно! – отключившись, он снова посмотрел на Словник, которая стояла в дверях. – Иди, я сказал. И чтоб два дня я тебя не видел. Будет необходимость – позвоню. Не успела Марина зайти домой, как в кармане зазвонил телефон. На дисплее высветилось «Мама». Вместе с телефоном из кармана выпал клочок бумаги, оставленный Яной на приборной панели. - Да, мам? – попутно разворачивая листок, ответила девушка. - Мариночка, я сегодня на работе останусь, троих доставили в реанимацию, людей не хватает… Ты там ужинай без меня… - Хорошо, мам… - девушка, не понимая, разглядывала написанные на листке цифры. - Мне нужно идти. Люблю тебя, доченька, – фоном была слышна какая-то возня. - И я тебя, мам, до завтра, – блондинка разжала пальцы и листок упал на пол. Перешагнув через него, она начала снимать верхнюю одежду. Набрав полную ванну горячей воды, девушка разделась и забралась в неё. Уставшая голова никак не хотела прекращать свою активность. Перед глазами блондинки один за другим проносились кадры сегодняшнего дня. - Когда же это всё закончится, Господи… - устало выдохнула девушка опустив голову на грудь. Она закрыла глаза. Распущенные волосы спадали по спине, кончики их давно намокли. Резко поднявшись в ванной, блондинка как есть вышла в коридор, по дороге оставляя небольшие лужицы из стекавшей по телу и волосам воды. Схватив пакет она вернулась в ванну и вновь погрузилась в воду. Вытащив из пакета кипу бумаг, она положила их на стоящую вплотную к ванне стиральную машинку. Она помнила, что где-то там был конверт. Почему именно сейчас этот конверт не давал ей покоя, она не знала. На конверте аккуратным отцовским почерком было выведено «Марина». Почему она не заметила сразу своё имя на конверте, девушка не понимала. Желания было два: сжечь, разорвать, в общем, уничтожить его или открыть. Подняв его над головой так, чтобы он оказался перед лампочкой, девушка неотрывно смотрела на конверт, пытаясь заметить хоть какой-то знак, что бы принять решение. В сознании мелькнуло лицо Яны, когда пару часов назад в больнице она попросила рассказать «её правду», те боль и ненависть в глазах не выходили у Марины из головы. Девушка стиснула зубы и уставилась в потолок, рука с конвертом бессильно свесилась за край ванной. «И эта бумажка с её номером телефона… На какой случай она мне его дала?..» Прошло минут пятнадцать, вода в ванной начала остывать, а решение о злосчастном конверте так и не было принято. Спустив немного воды, девушка заткнула слив и дополнила ванну горячей водой. Всё это время она не выпускала конверт из рук. «Не знаю с чего и начать… Я с самого твоего рождения готовился к подобному моменту, но сейчас не могу подобрать слова. Если ты нашла это и читаешь, значит меня нет в живых. Будь я в тюрьме, ты бы не нашла это письмо. Мне нет оправдания. Я предал всё, чему учил тебя, и тебя я тоже предал, во всех возможных смыслах. Я не тот, кем казался, но это ты и так уже знаешь. Могу ли я просить о прощении?.. Я недостоин его. Боже, как сложно прощаться… У меня не будет возможности сказать тебе всё лично, я не успею, да и не могу себе позволить подвергать вас очередной опасности. Вам и без того будет очень плохо, когда откроется правда. Я не пытаюсь оправдаться, я лишь хочу, чтобы ты узнала как всё было от меня, это моя последняя воля. Давно, как ты уже поняла, ещё до твоего рождения я влип в эту мерзкую группировку. В то время мы с твоей мамой сильно поругались. Меня уволили с работы, сократили вследствие кризиса, и два месяца я слонялся, изредка подрабатывая то грузчиком, то чернорабочим. Ольга тогда только заканчивала медицинский и подрабатывала на пол ставки в поликлинике, понятно, что денег и так не хватало. Ещё и у тёщи, твоей бабушки, обнаружили рак. Операция стоила бешеные деньги, нужны они были срочно, но вот только достать их было негде. Собрав, что только можно, мы не набрали и половины, и это не считая повседневных лекарств, которые стоили и так не дёшево. Тёща давила на Ольгу, на меня… Она хотела жить, что вполне понятно. Тут выяснилось, что Оля беременна тобой… Осознав, в какой ситуации мы оказались, я впал в отчаяние. Мы сильно поругались с твоей мамой и я ушёл, хлопнув дверью. Понимая, что поступаю как последняя сволочь, я ничего не мог с собой поделать. Я устал, это была моя слабость, но как же дорого она обошлась мне впоследствии. Прошатавшись пол ночи по улицам города я забрёл в бар «Весёлый матрос», дебильней названия и не придумаешь. Сел за барную стойку и стал напиваться. Через четверть часа ко мне подсел солидно одетый мужчина, мы разговорились и я ему поведал о своих «проблемах». Выслушав меня, он сказал, что может помочь мне с работой. К тому моменту я был пьян практически в стельку. Он предложил мне отъехать, дабы обсудить детали. Я согласился, мало что уже соображая, но надежда согрела мне сердце. Мы вышли на свежий воздух. Как же я себя ненавижу и ненавидел всё это время за то, что пошёл за ним… Мы подошли к его машине, чёрному мерседесу, уже тогда я почуял что-то неладное, но возможность работы, за хорошие деньги.. возможность Вам помочь… я думал, что не могу упустить такой шанс…стоило мне подумать о том, что в этой нищете вам придётся прожить всю жизнь и сердце замирало, я понимал, что не вынесу этого. Выход всегда есть, но тогда я его просто не видел. Я сел в машину и мы поехали. Я даже успел заснуть к тому моменту, как мы добрались. Я открыл глаза и очень удивился, если не сказать испугался, мы были за городом в какой-то глуши, в полной темноте, только фары освещали стволы деревьев. Я понял, что мы в лесополосе и ничем хорошим это не закончится. Поняв мою реакцию, водитель наставил на меня пистолет, не стоит и говорить, что после такого я мигом протрезвел. Меня любезно попросили выйти из машины. Подойдя следом за мной к багажнику, державший меня на мушке попросил открыть его, не гнущимися руками я его открыл. На дне лежал связанный человек. По указке я кое-как вытащил его из багажника и дотащил до лесополосы на границе света фар и темноты. К тому момент парень пришёл в себя и начал брыкаться из последних сил, весь избитый, со сломанной рукой, кость разорвала кожу в районе ключицы и выглядывала наружу… О чём я думал в тот момент, я не знаю. В голове была каша. Я просто не хотел умирать. Ни о каком сопротивлении не было и речи. Как заложника меня держали на расстоянии, и конечно, я был безумно напуган. Я отпустил парня и тот рухнул к моим ногам. Связанный по рукам и ногам, с переломами, он пытался уползти, но получалось это очень медленно и стоило ему неимоверных усилий. Я слышал от товарищей, кто служил в Афгане, как там вербуют людей, но мне и в голову не могло прийти, что это возможно в мирное время. Под ноги мне кинули пистолет, условие было простое, либо я убиваю парня, либо убивают и парня и меня. Я посмотрел на связанного, на пистолет… Парнишка заёрзал ещё сильней, он уже отполз метра на четыре от меня и почти скрывался в полумраке. Я поднял пистолет. Не знаю, сколько я простоял глядя на кусок чёрного металла, но человек, выставивший условие, начал отсчёт. Я смотрел на себя как бы со стороны. Я видел лес, машину, связанного человека, мужчину, направившего на меня пистолет и себя. Не знаю, может всем было бы лучше, если б он тогда меня пристрелил, но этого не случилось. Выстрелил я. Тело на земле замерло, так и оставаясь на сумеречной границе. Вокруг всё стихло, только звук выстрела отдавался эхом в ушах. Мне приказали бросить пистолет, я бессильно выронил его из рук. Подошёл на несколько шагов к машине и повалился на землю, была весна, трава только начинала пробиваться на поверхность. Через пару минут мужчина подошёл ко мне с прозрачным пакетом в руках, в котором был пистолет, сел на корточки передо мной и доступно объяснил, что будет со мной, с вами… если то, что здесь произошло, станет кому-либо известно. Я кивнул. А в голове крутилась мысль - я убил человека. После я сел в машину и мы двинулись в сторону трассы. Злость пришла внезапно. Я посмотрел на водителя и тот сразу же достал правой рукой из-за пояса пистолет. Стоило мне дёрнуться и мои мозги разлетелись бы по салону. Мы выехали на трассу, он, продолжая угрожать, забрал документы, что были при мне. По приказу я вышел из машины, вслед мне прилетела пачка стодолларовых купюр. Я рвал и метал стоя на обочине, матерился, бил себя, кусал руки, выкинул деньги на дорогу, но что толку… Было поздно, я влип. Через неделю мне под дверь подложили документы с запиской, в которой был адрес, где я должен был появится на следующий день, «на работе». Как всё продолжалось описывать не смысла. Я безумно раскаиваюсь, но это ничего не меняет. С каждым убитым или проданным во мне умирала какая-то часть… Должно быть, сейчас, после всего сделанного, эти громкие слова звучат ужасно отвратительно. Но я хотел бы рассказать тебе и то, как это всё заканчивается сейчас.» Марину тошнило. Тошнило от всего прочитанного. Обессиленная, она выбралась из ванной, вода в которой к тому моменту стала ледяной. Письмо было откинуто на стиральную машинку. Девушка не вытираясь накинула халат и села на край ванны с опущенной головой. Если бы в желудке было что-то, её бы точно вырвало. Слёз не было, мыслей не было… пустота в очередной раз заполнила всё внутри и стало безразлично. В полной тишине девушка слышала стук своего сердца. - Алла… Алла… - русоволосый парень стоял над спящей блондинкой с мобильным в руках. - Чего надо? - охрипшим ото сна голосом ответила Долгушева. - Тут тебя… - парень протянул ей телефон. - Слушаю. Олег видел как изменилась в лице блондинка, потом резко встала и направилась в другую комнату. Парень пошёл на кухню и достал из холодильника бутылку безалкогольного. Спокойно уехать из России им, похоже, не удастся. Он уже прикидывал возможные варианты изменившейся ситуации, как в дверях кухни появилась Алла. - Поставь пиво в холодильник, планы немного изменились, – выглядела женщина угрожающе.