Мои любимые игры

Здравствуйте, меня зовут Грегори Вайолет. У меня есть брат-близнец. Но близнец он мне только биологически, я бы назвал его своей противоположностью. Инверсией. Маленький жизнерадостный мальчик с нежными чертами лица, он способен всегда угождать взрослым, подавая уже в таком возрасте чистые, светлые надежды. Он так и излучает всем своим существом здоровье, доброту и милосердие. Мне он противен. Я уверен, что за этой маской лицемерия скрывается развратный, жестокий монстр. Часто видя его во сне, когда он прилетает ко мне в комнату, подобно толстому Карлсону, садится на грудь и начинает меня душит, меня охватывает ужас. Кстати, зовут его почти как и меня - Грегат. Однажды, это произошло летом, мы играли с ним на детской площадке, и от него поступило предложение скатиться с горки. А когда я приземлился, пальцы на моим руках кровоточили, а затем я ощутил жгучую боль. И заплакал. Как выяснилось в последствии, этот маленький мерзавец засунул лезвия в деревянные поручни горки. Я до сих пор помню его коварную улыбку после слов : "Не хочешь ли прокатиться?" Постепенно я стал одержим этим чувством - неистовой мести. Оно наполнило меня целиком и стало конечной целью моего существования. Местью не за этот глупый поступок, разумеется. Я не настолько мелочен. А местью в её глобальном понимании, ведь я - жалкий неудачник, хилый, никому не нужный и неинтересный ребёнок, упивавшийся своим несовершенством. Сегодня день нашего рождения с моим лютым врагом - 28 марта. Два Овна, с разницей появления на свет в три минуты. В этот весенний день родились настолько разные близнецы, словно Инь и Янь, которые просто не смогли бы выжить под одним небом. Так рассуждал я, лёжа в кровати с огромной температурой и больным горлом. В комнату вошла мама, нежно поцеловав меня в лоб и спросив: - Как сегодня ощущает себя мой маленький именинник? - Как в аду!, - дерзко бросил я, вызвав у родительницы невинную усмешку на лице. - Я принесла твоё любимое клубничное пироженное, мой сладкоежка, а внизу тебя ожидает сюрприз. - Мам, скоро вас всех будет ждать огромный сюрприз!, - на полном серьёзе заявил я, но женщина даже не попыталась понять, что имелось ввиду. Она вообще дама не из самых понятливых. Любопытства ради, я лениво спустился вниз посмотреть на мой "сюрприз" и чуть не лопнул от нахлынувшего на меня чувства сарказма. Это был набор масляных красок, кисти и девственный холст, совсем как у настоящих художников. Я забыл сообщить, что мой дядя - живописец, и у них с семьёй есть на меня небольшие надежды. Видимо они решили, что если я слаб, замкнут и не уверен в себе, то во мне определённо спит творческая жилка. Тьфу! Какой кошмар! Какие они все глупые и предсказуемые! Значит, мой брат для них - будущий юрист, светлейший ум Англии... А я - жалкий, нищий художнишко, такой же, как и мой дядя-неудачник? Ха. Вечерело, алый закат разливался по небу кровавыми акварелями, тёплый весенний ветерок шуршал ветвями плакучей ивы за окнами и мы сели за большой праздничный стол, наполненный вкусными яствами, отмечать наш день. Посреди стола красовался огромный торт с причудливыми узорами, завитушками, в нежных пастельных тонах. Он невольно заставил меня подумать о роскоши величественного барокко, о пышных балах и вальсе Шуберта. В самом центре сидели мы с братом, нарядно одетые - его костюм был в тонах цвета океанского дна, а мой - фиолетовый (уж очень полюбился мне), по бокам восседали мама с отцом и бесчисленная тьма родственников. У нас вообще довольно большая семья и мысль о большом числе моих кровинок меня даже радует, особенно... когда я начну их всех убивать. Без исключения. Гул семейной беседы превратился в огромный шар, внутри которого смешались все звуки, и я соскользнул из разговоров, погружаясь с свои одинокие мысли, даже не заметив, как мой братец из-под стола ткнул меня вилкой в лодыжку, игриво ворча: - Эй! Ну хватит спать, Грегори! Машинально я ударил его по лицу ботинком. Я не хотел, правда, это так срабатывала моя защитная реакция. - Дети! Что вы безобразничаете? Уже такие большие мальчики-8 лет исполнилось, а ведёте себя, как уличные сорванцы! А ну-ка прекратить! Извинись перед Грегатом!, -приказала мне бабушка. - Это он начал!, - рявкнул я. - Ты ударил его по лицу прямо при гостях, как тебе не стыдно? А ну-ка извинись, и поцелуй его в ... губы, по которым ты так безжалостно его ударил! Нет ли крови у моего малыша?, - не отступала она. Ну что ж, с пожилыми не поспоришь, тем более, я настолько был отстранён от реальности, что было уже всё равно, лишь бы отвязаться. Виновато извинившись и неожиданно для всех, я чмокнул братца в губы. А потом ещё раз, но уже взасос. *** Шло время, мы взрослели вместе в плакучими ивами за окном, а чувства мести во мне укоренилось и достигло совершенства. И, знаете, я благодарен своим родителям только за одну вещь - за тот подарок на моё восьмилетие... Краски. Кисти. Холст. По началу я даже не притрагивался к этому абсурду и они несколько лет валялись нетронутыми под диваном. А так как место под моей кроватью - это кладбище старого хлама, я как-то раз рылся там в поисках какой-то безделушки и наткнулся... на них. И вот стал я ещё года два ходить вокруг да около художественных принадлежностей, вытаскивал тюбики из коробки, открывая каждый и даже пробуя их на вкус. Для меня каждый цвет имел свой запах, своё послевкусие и свой мир. Открывая алый тюбик, я выдавливал вязкое содержимое на запястье, размазывая его по венам и с пристрастием слизывая их с руки. На кровь по вкусу они, конечно, не походили, но и не являлись столь отвратительными. Я чувствовал в них горький вкус слёз облегчения от осуществлённой мести. И тогда, в один из зимних тяготных вечеров, морозные вьюги нашептали мне идею, когда я вновь сидел в кромешной тьме, разрисованный цветным маслом. Идею о написании семейных портретов... их же собственной кровью. И, конечно, венцом творения станет мой брат! Этот шедевр будет через сотни лет висеть в галереях Лувра, подобно улыбке Джоконды. Шедевр, сотворённый из крови моего врага, написанный с полной отдачей и чувством. Меня просто опьяняла эта идея, я выстроил уже грунтованный холст, вооружился щетинистой плоской кистью, выдавил содержимое алого тюбика без остатка и уже через полчаса на девственно-чистой поверхности ткани появился набросок в авангардном стиле в духе импрессионизма моих чувств, моего безумия. Далее присоединялись и другие цвета, я жадно выжимал краски без остатка, словно в песках пустыни жаждущий напиться воды ищет последнюю каплю в бутыли. Передо мной вызывающе сияла картина, в которой было всё, весь спектр человеческих переживаний, а я лежал на полу, опустошённый, и не мог поднять головы, дабы ей полюбоваться. Минуло ещё четыре зимы, и за это время я с головой ушёл в живопись. Я уже заканчивал начальное обучение и родители с радостью подыскивали мне хороший колледж, в котором было бы отделение живописи и искусства. Но мысли об высшем образовании меня не особо радовали, так как мне совсем безразлична академическая живопись, скучные натюрморты и заурядные пленэрные пейзажи. Меня привлекает абстракция - мир чувств и фантазий, фиолетовый мир, в котором соединяется синяя форма моего брата и красная кровь... Именно в импрессионизме я могу выражать свои отчаянные умыслы, быть настоящим, и пусть окружающие даже не догадываются о смысле моих картин. Однако, они очарованы ими. Холст для меня подобен алтарю, а краски - это молитвы. Одна юная аристократка приобрела у меня картину за хорошую сумму, это был мой первый заработок. На эти деньги я пошёл в лавку и купил огромное количество тюбиков красной краски. Я очень люблю этот цвет. И в этот момент я даже не подозревал, что совсем скоро мои работы будут продаваться за аукционах за космические суммы. Хотя, о деньгах я никогда не задумывался всерьёз. Между тем мой брат с успехом поступал на юридический факультет с блестящими мыслями о светлом будущем и стабильном доходе. Такими же блестящими, как его новые начищенные лакированные ботинки и фальшивая улыбка. Я всегда видел его насквозь, ведь за этой идеальной оболочкой кроется целый парад из семи смертных грехов. И страх... Страх остаться ни с чем и потерять выгодное место в жизни, купленное отцом, ведь у Грегата больше ничего не останется. Я это всегда знал, ведь мы же - Инь и Янь.