Before I fall

POV Кира У каждого из нас есть мечта. Самая заветная… Исполнение которой, может изменить всю твою жизнь. Кто-то чертовски хочет полететь в Париж, кто-то стать известным, кто-то просто хочет быть любимым, ну или мечтает похудеть, во что бы то ни стало, я же больше всего на свете хочу, чтобы мной гордился отец. Вам кажется это простым? А Вы поживите в моей шкуре! — Кира, синий или чёрный? — перед глазами мелькает рука брата, с двумя протянутыми мне галстуками. Он смотрит на меня своими большими зелёными глазами, чертовски полными надежды. Иногда мне кажется, что Стёрлинг единственный, кто есть у меня в целом мире. — Я бы выбрала чёрный, — стараясь придать голосу бодрости, говорю я. Брат сверкает улыбкой, и быстро убирает неподходящий галстук. Сегодня он прекрасен. Поверить не могу, что ему уже двадцать пять лет. Казалось бы, ещё только вчера мне было восемь, а ему одиннадцать, и мы носились по дому, сбивая горничных, и кухарку Мэри. Как давно это было, а кажется — будто вчера. — Думаешь, отец оценит? — Он не оценит, даже если мы выйдем голышом, держа в зубах по пачке стодолларовых купюр, — саркастично ответила я, уныло переводя взгляд на зеркало. Вглядываясь в наши с братом отражения, мне хотелось послать всё к чертям и просидеть с ним здесь весь вечер. Посмотреть нудный фильм, или сыграть в Твистер. Стёрлинг подходит ближе ко мне, касаясь холодными пальцами обнажённых плеч. Кожа сразу же покрывается мурашками. — Я не хотел признавать этого до сих пор, но ты права, — губы брата растягиваются в лаконичной вежливой улыбке, а спустя секунду он картинно закатывает глаза. Стёрлинг убирает мои волосы на бок, сканируя взглядом моё отражение. Я знаю, что он делает, и мне это не нравится. — Ты так похожа… — я не даю ему договорить, резко дёргая руками. — Нет, не похожа, — чеканю каждое слово, будто от этого они окажутся правдой. Но я лгу, и Стёрлинг знает это. Все в этом чёртовом доме это знают! Я практически её копия, и за это он так ненавидит меня. Я отстраняюсь, отходя на шаг от брата. Мне хочется разорвать в клочья столь шикарное платье в пол, ценой не меньше в десяток тысяч долларов, сорвать с шеи сапфировые украшения, злобно сбросить с ног туфли, так удачно отделанные кристаллами Сваровски. Мне противна сама мысль от того, кто я… Стёрлинг всё ещё не отводит от меня взгляда, когда напряжённую тишину в комнате разрывает глухой стук в дверь. Я знаю, кто пришёл. Это Мари, а может Лесли — новая горничная. Да кто угодно из прислуги, только не он! Ещё мгновение, и дверь открывается. — Мистер и мисс Кларк, Вас уже ждут внизу, — дрожащий голос, и неуверенные шаги, всё-таки Лесли. Она милая, и нравится Стёрлингу, но чертовски бесит меня. А всё потому, что даже к ней он относится лучше, чем ко мне. — Лесли, скажи, что мы уже спускаемся, — я слышу, как по-доброму с ней говорит брат, но так и не удосуживаюсь повернуться. — Кто сказал тебе прийти? — мой голос звучит монотонно, словно я не испытываю никаких эмоций. Более того, я даже не способна на это. — Мисс Кларк, — её голос дрожит, она боится меня. Правильно делаешь, Лесли, лучше не приближаться ко мне, — Ваш отец попросил подняться и позвать Вас, так как гости скоро будут здесь. Её тонкий голосок, будто у Барби, раздражает меня только сильнее. А в следующий момент происходит то, чего не ожидал никто в комнате, включая меня. — Тогда пошли его к чёрту! — выкрикиваю я так громко, что Лесли даже перестаёт дышать. Я резко оборачиваюсь, стараясь удержать взгляд на глазах брата. Но вместо того, чтобы сказать мне хоть слово, он осторожно извиняется перед горничной, и мило просит её уйти. Я вижу, как в глазах светловолосой девчонки мелькают слёзы, теперь мне её жаль. Моя рука крепко хватает тонкое запястье девушки, до того, как она успевает уйти. Стёрлинг смотрит на меня с полной готовностью прижать к себе и успокоить. А Лесли дрожит так сильно, что я могу почувствовать это собственной ладонью. Она зажмуривает глаза, и поворачивается ко мне. — Прости, — тихо отвечаю я. Хоть и сожалею о содеянном, но говорю отрешенно, пожалуй, как и все Кларки, — ты здесь ни при чём. Иди вниз, мы скоро спустимся. Лесли глядит на меня, не отрывая глаз. Её тонкие изящные губы растягиваются в лёгкой улыбке. — Конечно, мисс Кларк, — вторит девушка, так и не удосужившись найти в себе силы, чтобы поднять на меня взгляд. — И да, моё имя Кира. Не стоит звать меня мисс Кларк, — теперь мой голос звучит почти тепло, и это повергает Лесли в шок. Я чувствую за спиной улыбку брата, и сама выдавливаю её слабую пародию, в то же время, отпуская запястье горничной. Как только за Лесли закрывается дверь, с моего лица спадает фальшивая улыбка, сменяясь привычным угрюмым выражением. Руки сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу. Я стараюсь найти в себе хоть крошку чего-то доброго или светлого, чтобы зацепиться за это. Веки плотно смыкаются, в попытке удержать слёзы отчаянья. Как же я ненавижу всё это! — Готов побыть шутом на празднике блестящих безделушек? — бормочу я, поворачиваясь к брату. Он сдержано улыбается мне, протягивая локоть, как истинный джентльмен. Пожалуй, Стёрлинг единственный, кто обладает должным набором манер среди детей Кларков. Мы же с Лииз, явно не приспособлены к этому. И если, она в свои десять лет, просто ещё не выучила их, то я — отдельная история. — Пойдём уже, — бормочет брат, волоча меня за собой, будто тряпичную куклу со сломанным стержнем, — и улыбайся хоть немного искренней, не то люди подумают, что у тебя неудачная пластика. — Ага, — скептически фыркаю я, строя перекошенную рожицу, — неудачный ботокс, неудачная жизнь… У меня есть хоть что-то удачное? Стёрлинг смеётся, а я лишь коротко улыбаюсь. Чем ниже мы спускаемся, минуя винтовую лестницу, тем больше я напрягаюсь. Такое чувство, что даже лёгкое шёлковое платье давит мне. Я крепче цепляюсь за руку брата, выдавливая искусственную улыбку в тридцать два зуба. Когда клацанье моих каблуков заглушает негромко играющая музыка, и мы оказываемся в большом холле, я сразу же сталкиваюсь с холодным взглядом стальных голубых глаз. Отец смотрит на нас, будто определяя для себя, подходим ли мы этому обществу. Бессмысленное занятие, ведь я и так наверняка знаю его жёсткий ответ. — Тебе идёт шёлк, — холодный голос отца заставляет меня внутренне вздрогнуть, — но цвет отвратный. А ты, — теперь он глядит в упор на Стёрлинга, не замечая больше меня, словно я и вовсе испарилась, — будь так добр, не показывайся мне сегодня на глаза. Его слова бьют, будто звонкая пощёчина. Я знаю, что для Стёрлинга это очередной болезненный удар, но не для меня. Ведь это всего лишь ещё одно проявление его бесцельного оскорбления. Передо мной мелькают карамельные волосы Лииз. Она встаёт перед нами, не скрывая улыбки. Я осторожно кладу ладонь на плечо сестры, в попытке подбодрить её перед очередной колкостью отца. — Лииз, я говорил тебе не надевать диадему матери?! — его тон холодный и решающий. Я знаю, что последует дальше, и, не раздумывая ни секунды, выступаю на шаг вперёд, осторожно отодвигая сестру за спину. — Это была моя идея, — я уверенно лгу, но он мне поверит. Я смотрю прямо в глаза отцу, желая привлечь его ярость именно в свою сторону. Несколько быстрых шагов, и Джон Кларк подходит вплотную ко мне. Огромный холл наполняется тишиной, и страхом. Я знаю, что Лииз сама достала мамину диадему, и знаю, что отговаривала её от этого. — Кира, — отец процеживает моё имя сквозь зубы, будто какое-то ругательство, — никогда больше не смей делать подобного! Если ещё хоть кто-нибудь из Вас тронет эту корону ещё раз… — он запинается, в попытке подобрать слова, дабы ударить больнее, — ещё раз, и лучше Вам не попадаться мне на глаза, по меньшей мере, год! Я выдерживаю взгляд холодных стальных глаз, сильнее сжимая кулаки, чтобы только сдержаться. — Вам ясно?! — крик моего отца теряется в звуке дверного звонка. Я слышу, как облегченно вздыхают брат с сестрой, а сама сразу же натягиваю на лицо фальшивую улыбку. Большая дубовая дверь отворяется, и заходят первые гости. Агрессивное лицо моего отца сменяется холодной сдержанностью, которую он привычно применяет в делах. Рука Стёрлинга цепляет мою, а я кладу ладонь на плечо Лииз. Сестра дрожит, готовая разрыдаться, брат же просто разочарован. А я… А я уже даже не чувствую ничего, лишь тихую ненависть и немое молчание. Ну как, всё ещё хотите побыть в моей шкуре?!