Емитсу не узнает

Мукуро не любил вспоминать лаборатории Семьи Эстранео, и не было никого, кто мог бы его за это осудить. Он убил их всех, уничтожил под корень все базы и не жалел, хоть на него и объявили охоту после. Лишь одно помогало держаться ему последние годы. Во сне ли, в коме ли, стоило Мукуро отключиться от реальности, к нему приходила абсолютная прекрасная живая тьма. Она нежила его в своих объятиях, шептала, что он справится, возвращая веру в себя и свои силы. Впервые Рокудо Мукуро познал, что такое любовь. А когда он умер в шестой раз, эта тьма пришла в реальность, просочилась в Эстранео через его рот, застывший в крике боли, делая воздух лаборатории густым как кисель и оживляя кошмары людей. Из тьмы соткалась фигура ребёнка, нечёткая, смутная, но не бессильная от этого. Жаль, тогда Тсуна не умела перемещаться с помощью теней – это был всего лишь уплотнённый сгусток тьмы, управляемый на расстоянии. Девочка обняла его, накрыв своим телом и защищая от стрелявших в упор перепуганных учёных. И звала, звала его обратно. В тот день Мукуро вернулся и, идя под руку с фигурой, сотканной из тьмы, уничтожил первую базу Семьи. Тьма приходила к нему по первому зову, оберегала их, лечила, указывала, где можно найти еду, где знания, а где тех, за кем они охотились. А ещё у тьмы Мукуро были собственные нерушимые принципы: она не позволяла убивать невинных и невиновных. И когда он уничтожил Семью Ланчии, истинная тьма покинула его, оставив лишь суррогат. И сейчас, спустя несколько лет, испытав все прелести заключения, окончательно запутавшись и потерявшись, Мукуро, уже не знающий, чего он хочет, почувствовал знакомый трепет. Грязь, что лишь имитировала знакомую любимую тьму, вымыло из его ауры и тела пронизывающими потоками. Мукуро рванул свободный ворот футболки, вдруг показавшийся слишком узким: – Я не верю… – Здравствуй, родной, – она подошла спокойно, тьма сгущалась с каждым её шагом к нему, и когда девушка оказалась в двух шагах от Мукуро, даже воздух в лёгкие проходил с трудом. Парень взглянул на тонкую белокожую фигурку в созданном тьмой платье. С развёрнутыми теневыми крыльями, с нежной улыбкой и негромким голосом она казалась спустившимся на землю тёмным ангелом, падшим, но всё ещё прекрасным. Мукуро догадывался, что где-то у его тьмы есть носитель. Знал он и что его появлению в этом мире поспособствовал он сам, во время пятой своей смерти желая смерти всем тварям, что издевались над ним и другими детьми. Он почувствовал тогда, что кто-то откликнулся на его призыв. Но Савада Тсунаёши носителем тьмы не была: она была самой тьмой, прекрасной и первозданной, пришедшей в этот мир на его зов. Они чувствовали своё единство, схожесть, и потому она звала его тем словом, что Тсунаёши сейчас – «родной». – Почему ты оставила меня? – потребовал он ответа, хотя, чего уж там, хотелось совсем иного. – Ты отказался от меня. Сам. Напомнить когда? Губы Мукуро искривились в болезненной усмешке. Он помнил. Он сказал ей, что сам разберётся, кто из людей заслуживает смерти, а кто жизни. И мафиози определённо не заслуживают. В какой-то момент Ланчия почти переубедил его, но отступить – значит, согласиться с тем, что он ошибался. И Мукуро пошёл дальше, всё сильнее отклоняясь от намеченного ею спасительного пути. И в итоге оказался в тюрьме. – Ты… Простила меня? – Я никогда не злилась и не обижалась, Мукуро. Каждый выбирает свой путь сам. И однажды ты позвал меня, и я поняла, что ты решил ко мне вернуться. Это он тоже помнил. Средь холодной тьмы, запертый и одинокий, он сходил с ума и звал её, как отчаявшиеся дети зовут мать, а уже взрослые просят о божьей помощи – не особо веря в успех, но искренне надеясь. Ему даже показалось, что его услышали. – Я рад. Позволишь обнять тебя в честь встречи? Тсуна приподняла брови, но кивнула. Шаг – Мукуро идёт к ней, а в следующее мгновение рука с трезубцем повисает бессильной плетью. Трезубец со звоном падает на пол, изогнутый в причудливую фигуру. – Проверил, родной? – уточняет Тсуна у кривящегося от боли парня и блокирует следующий удар. Теневое платье ей нисколько не мешает. Она словно предугадывает удары Мукуро, едва ли не раньше, чем он их начинает. Отскочив назад, парень решает использовать другой Путь: пол затрещал и стал разваливаться на части, будто снизу подорвался весь динамит Хаято. – Уверен, носителя Тьмы не напугать жаром и лавой, но хочу убедиться для начала. – Меня не напугать иллюзией, – мягко возразила Тсуна. Тьма, клубясь, упала на пол, «туша» огонь. Щупальце Тьмы подхватило Хаято, Бьянки и Ламбо возле лежащего Хибари и превратилось в плотный даже на вид купол. Фонг всё ещё не покинул её плеча, и этим привлёк внимание Мукуро. – Оя-оя, аркобалено разве не будет драться вместе с тобой? Призванные змеи отказываются на неё нападать, шипя и сворачиваясь клубками у ног. – Я всего лишь наблюдатель от Триады. Уверен, Тсунаёши справится и сама. – Как всегда по правилам, – кривится парень и решает вновь использовать своё основное оружие: на Тсуну с Фонгом сыпятся пылающие пламенем метеоры. В этот раз за ними спрятаны настоящие камни, но сквозь девушку они проходят так же, как и иллюзорные. С бездействующей рукой, не имея возможности воспользоваться чужими телами, ограждёнными предусмотрительной девушкой, он решает воспользоваться последним своим козырем, пусть и самым ненавистным. – Путь людей, – но поверх его руки ложится тонкая девичья ладошка. – Достаточно, Мукуро. Я не хочу, чтобы ты калечил себя. – Тебе ведь всё равно. Ты же даёшь всем полную свободу: хочешь – иди своим путём, и ты отвернёшься и позволишь запереть его в одиночку. Позовёшь – и ты придёшь. Какого чёрта?! – Но мне не всё равно. Ты дорог мне. Такой, какой есть. – серьёзно ответила девушка. – Твои желания были чужды мне, и было больно видеть, как ты калечишь себя и свою душу, как будто опытов в Эстранео было мало. Ты не пожелал меня выслушать, и я позволила тебе идти своим путём, это верно. Но ни на минуту я не оставила тебя. Если бы ты не позвал меня там, в тюрьме, я всё равно бы придумала способ тебя вытащить, но не пыталась бы организовать нашу встречу. – Так ты… – Не задумывался, почему вдруг, совершенно случайно, узнал так много о последнем живом Наследнике Ноно Вонголы? Мукуро посмотрел на серьёзную девушку и улыбнулся, не так, как раньше. Почти умиротворённо. – Что ж, тогда… Я ошибался. Прости. Жаль, что я уже не успеваю показать тебе, что осознал, на деле. Помещение наполнилось тьмой, но совсем иного рода – она была пустая и холодная по сравнению с живой тьмой Тсунаёши. К Рокудо Мукуро, звякнув, потянулись цепи. – Нет! – вскрикнула девушка, закрывая собой парня. Цепи кинулись к ней, но за мгновение до – встретили другое препятствие. – Я просил тебя за ней присмотреть, – процедил Реборн воспользовавшемуся своей полной формой Фонгу. – Именно этим я и занимался, – напряжённо отозвался китаец, чувствуя, как по цепи от него утекают силы, пусть и увеличенные пустышкой, но вовсе не бесконечные. – Значит, подставить её под цепи Вендиче входит в понятие «присмотр»? – ядовито прошипел киллер. – Отдайте нам Рокудо Мукуро, иначе будете арестованы как пособники преступника, – вклинился в их диалог мёртвый голос одного из Вендиче. Тсуна сощурила глаза: – На каких основаниях вы собираетесь его арестовывать? – Уничтожение двух Семей полностью и массовые убийства мафиози. – Семья Эстранео уничтожена в качестве мести за опыты, проводимые над ним. Да и вы сами собирались их уничтожить, разве нет? На остальные убийства у Рокудо и его группы были заказы, я могу подтвердить документально каждый из них. Иллюзионист с изумлением посмотрел на девушку. То есть, слова о том, что она никогда его не оставляла, не просто слова? – Это не имеет значения. Вы можете присутствовать на суде и попытаться его оправдать. – И когда же будет этот суд? – вышла вперёд Тсуна, несмотря на предупреждающее шипение двух Аркобалено. – Через неделю после заключения. – Тогда я против. Суд будет сей-чассссссс… – Тсуна схватила удерживающие Реборна и Фонга цепи и призвала всю свою тьму, пытаясь подавить стражников Вендиче. – Что скажете, бывшие Аркобалено? Достаточно убедительно, чтобы позвать Бермуду фон Вихтенштайна? Впервые Реборн видел, чтобы её Пламя загорелось: во лбу полыхал золотой огонь, обрамлённый тьмой. И это смешанное Пламя устремилось по цепям стражников, охватывая их цепи, плащи, бинты, сжигая, не причиняя боли, и открывая обычные человеческие растерянные лица. А ведь не так страшно сражаться с теми, кто похож на обычных людей. Пустышка Фонга осыпается пылью, и что-то подсказывает Реборну, что больше он не ограничен пятью минутами. – Довольно нагло с твоей стороны, Савада Тсунаёши, – возникает в Пламени Бермуда. – Не боишься, что я уничтожу Вонголу из-за твоих выходок? – Я не Вонгола, – качает головой девушка. Её золотые глаза впиваются в Аркобалено тьмы. – Разве ты не видишь? – Действительно, – кивает тот. – Но это не отменяет того, что я могу устроить тебе и твоим близким серьёзные проблемы. Разве стоит этот мальчишка, – кивок на бледного Мукуро, – предатель и убийца, такой цены? – Все те, кто согласился быть со мной, этого стоят, – категорично отвечает Тсуна. А потом усмехается. – Предлагаю сделку, Бермуда фон Вихтенштайн. Я знаю, что у Вендиче никогда не было Неба. Бермуда прищуривается, оценивающе глядя на девушку. – И что же? Думаешь, справишься? Сумеешь принять тех, кого отверг весь мафиозный мир? Кого боятся поминать всуе? – Меня тоже боятся поминать всуе, – усмехнулась Савада Тсунаёши и протянула руку. – Я приму. Бермуда хмыкнул. Спрыгнул с плеча своего подчинённого и, подходя к Тсунаёши и застывшим за её плечами Фонгом и Реборном, сказал: – Если справишься, считай, мальчишка твой. Но и за его дальнейшие проступки ответственность несёшь ты. Нет – я уничтожу всех живых здесь и весь Намимори в придачу. – Много болтаешь, – отрезала девушка и схватила ладонь «малыша». От сжатых рук и переплетённых пальцев полыхнуло чёрным огнём. Так больно Тсуне не было никогда. Она упрямо зажимала губы, но крик прорвался, и она уже не могла остановиться. На неё обрушились лавиной все воспоминания Вендиче, их пленников, самого Бермуды. Что-то подобное она пережила в детстве, пробудив своё Пламя, но даже тогда не видела и не чувствовала столько сумасшествия и боли. Хотелось отпустить ладонь, отвергнуть всю эту мерзость, которую она старалась искоренить в своём родном городе. Но она помнила свою цель и цену поражения, а потому лишь всхлипывала: – Больно, Реборн, как же больно… Ах, Фонг… Так страшно, Мукуро… Где же ты, где же?… Киоко, милая Киоко… мальчики мои… Мама… – она перечисляла всех, кто ей был дорог – и Хибари, и Рёхея, и Такеши с Тсуеши, и даже Бьянки звала в беспамятстве. Всхлипывала и чувствовала их поддержку, их Пламя, вливающиеся в неё, их объятия, крепкие руки, не дающие упасть. А потом она сумела отделить воспоминания преступников и всех бывших Аркобалено. И искренне пожелала им помочь. Для них не нашлось ни доброй Арии, ни всепрощающей Наны, ни даже исполненной тьмы, жадной до любви Савады Тсунаёши. Их нашёл только Бермуда, с его холодным Пламенем, с его циничной улыбкой. И они не заслуживают этого неправильного холода… Тсуна пришла в себя. Под руки её держали Фонг и Реборн. Хмурый Мукуро создал для неё диванчик. Рядом преданно заглядывал в глаза Хаято. Во взгляде Бьянки мешались восхищение и ужас. Растерянные стражники разглядывали друг друга, впервые за долгое время без бинтов. Впервые за долгое время ощущая тепло и принятие Неба. С интересом смотрел на неё и Бермуда, выглядевший сейчас как подросток. Тсуна нахмурилась, чувствуя в этом какую-то неправильность, и поддала тьмы в его сторону. – Хм… Так гораздо лучше, – согласился он, разглядывая руки уже взрослого мужчины. – Ты молодец, наше Небо. В какой-то момент мне показалось, что ты не справишься. – Я вспомнила уроки своего репетитора, – хриплым голосом отозвалась Тсуна. Бермуда с усмешкой посмотрел на Реборна, но почти сразу же серьёзно сказал: – Что ж, тогда ты должна понимать, что одним только фактом своего присутствия ты не отделаешься. У Неба много обязанностей. – Думаю, что справлюсь. Тем более, что наши с Вендиче цели, в общем-то, совпадают. – Да… – задумчиво и мечтательно протянул Аркобалено Тьмы. – Что ж, оставляю вас приходить в себя. Вендиче отказываются от дальнейшего преследования Рокудо Мукуро и признают его невиновным. Уходя, Бермуда повернулся и обвёл суровым взглядом всех Хранителей Тсунаёши, тем более пугающим, что сопровождался он угрожающим звоном цепей. – Берегите наше Небо. Иначе вам не поможет даже её заступничество. Не прощаемся. На несколько минут воцарилась тишина, разбитая звонким голосом Ламбо: – А что здесь произошло, сестрёнка Тсуна? – О, ты даже не представляешь, что пропустил, глупый телёнок, – усмехнулся Гокудера и подхватил бросившегося к нему Бовино на руки. – Оя-оя. Надеюсь, что ТАК у вас происходит нечасто, – хмыкнул растерянно Мукуро. – Нет, обычно всё ещё хуже, – отозвалась радостно Бьянки. Фонг уже проверял состояние Хибари, так и не пришедшего в себя. Тсуна с улыбкой смотрела на оживающих Хранителей, чувствуя, что и к ней возвращаются силы. Реборн привычно обнял со спины, зарываясь носом в волосы. – Я с тобой с ума сойду, – тихо признался он, – Парочка Аркобалено, опасные преступники, теперь Вендиче… Что дальше? Сделаешь адептами тьмы всю Вонголу? Тсуна усмехнулась тому, что, несмотря на иронию, в голосе Реборна звучит почти предложение. – Нет, – ответила она серьёзно. – Мне хватит. В моём распоряжении будут ведь не только тюремщики, но и все их заключенные. Достаточное число для баланса. Теперь я приму лишь только тех, кто будет меня об этом просить. Девушка развернулась в объятиях и осторожно погладила мужчину по щеке кончиками пальцев. Чёрные глаза, поблескивая, смотрели на неё. – Что ж. Тогда я спокоен за окружающий мир, – усмехнулся он. И добавил, повернув голову и поцеловав маленькую белую ладошку: – Я скучал.