С годами мысли постепенно начинает обволакивать пелена. Все воспоминания свалены в единый цветастый ком, который начинает неистово плясать и привлекать к себе внимание каждый раз , стоит мне выпустить из рук испещрённую мелким бисером канву, отдельное спасибо за это последним двадцати годам проведённым во все ещё непривычном мне спокойствии.
Но в последние месяцы пальцы уже не в состоянии выполнять столь кропотливую работу. Ну что ж, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления. От отсутствия выбора возвращаюсь к не самым светлым, но самым ярким моментам своей бурной молодости.
Да только тяжело копаться в чертогах разума в одиночку, поэтому, неожиданно для себя, поразмыслив, достала из покрытого многолетним слоем пыли ящика пару листов пожелтевшей бумаги. Старым, но все ещё острым, охотничьим ножом заточила карандаш, и начала осваивать новое хобби.
Не имею представления откуда поудобней ухватиться, ведь жизнь как дерево, начинаешь от самых корней, а затем в меру своих сил перебираешься от одной ветки до другой, пытаясь пробраться к верхушке. Решаю начать с самого начала, да бы не царапаться о высохшие ветви и не путаться в живой зелени.
Разные люди окружают человека по жизни. Кто-то проноситься мимо, что ты не успеваешь уловить их лиц, от некоторых остаются имена, манера речи, искренние, хоть и не всегда приятные, но такие нужные, слова. А так же есть особая группа окружения человека. Эти люди, попадая в твоё поле зрения, разом не цепляют тебя пламенными речами или обаятельными улыбками. Поначалу они могут быть вовсе неприятны, но стоит подпустить их ближе, как отпускать уже и не хочется, да и они не сильно рвутся сбежать от тебя, демонстративно хлопнув дверью.
На мою удачу, а может и горе, в моей жизни тоже буквально из неоткуда появился такой человек. Его социальные роли по отношению ко мне были разнообразны. Мой палач, недруг, брат не по крови, а по несчастью, соперник, напарник. Моя опора, надежда, и
если любовь, то не единственная, но последняя.
Кажется, таким неоднозначным могла быть только одна, известная мне, персона - Хеймитч
Эбернети - мужчина в летах, с проседью в волосах, с необычайно острым, колющим, как его охотничий нож, взглядом, который можно было изредка и ненадолго поймать между беспробудными от пьянства неделями.
До сих пор помню, как в самые тяжелые дни, мне приходилось не просто наблюдать на эти попойки со стороны, но и принимать непосредственное участие. Иногда, откровенно говоря, в качестве обычной дом работницы, чтобы он просто не споткнулся спросонья о книги и прочие вещи, что сам предыдущим вечером в пьяном угаре вышвыривал с полок, в поиске злосчастного пойла, которое было спрятано мной в разы тщательнее, чем ему того бы хотелось. Бывало, что могла помочь добраться до ванной и «отчиститься» (если так можно сказать) от отличных от воды
не только запахом жидкостей. А уж когда и я была на пределе, то все, что мне оставалось, так это составить ему компанию, то ли , чтобы он не пил так много (ведь он выпивал все до последней капли, поверьте уж), то ли, чтобы самой забыться и уйти подальше от тревожного мира вокруг. Таких вечеров было немного, но достаточно, чтобы я уловила в них одну последовательность. Три литра вина на двоих (бессмысленные разговоры, громкий смех), жгло и в желудке и в сердце (беспочвенные (или имеющие под собой железобетонные основания) приступы горьких слез, горячие руки), одна кровать на две части единого целого.
Будьте добры, не осуждайте и не нуждайтесь в подробностях.
Что-то я совсем отошла от главного.
Здесь разве что-то превышает другое?
Если обобщить, то это очень непостоянная фигура в моей биографии, которая постоянно мелькает то там, то тут.
Как же сложно не переходить с одного на другое.
Как же все начиналось? - может быть спросите вы
вы спросите
Как желание зарыться поглубже во влажную землю превратилось в стремление содрать всю кожу на руках и лодыжках ради заветного олимпа, где я могла бы сидеть (так высоко, что и представить страшно!), болтать ногами, держать одного единственного за руку и задрав от гордости подбородок смотреть на этот мелкий, любящий наживу мирок?
(Я и сама, спустя почти четверть века, не могу ответить себе на этот вопрос, который, скорее всего, надолго (навсегда) останется висеть в пустоте выжженных полей дистрикта номер 12)
