Раскаяние одинокой мыши.

Ребекка примостилась на диванчике в рубке связи. Спасатели отсутствовали уже довольно долго, и ей хотелось быть поближе к приёмопередатчику, как будто от этого они могли быстрее вернуться. Котята возились на полу. Ангел вяло перекладывала кукол, поглядывая в окно. Храбрец лежал, всматриваясь в перемигивание лампочек, с выражением тяжёлого раздумья, морща нос и подёргивая короткими усами. Минуты сливались в часы, за окном начало вечереть. Ребекка тяжело вздохнула, проверила дежурную и аварийную частоты, прослушала прогноз погоды по данным человеческого аэропорта и вернулась на диван. Молчание давило на неё, но заговорить она почему-то не решалась. Она всматривалась в детей, силясь принять решение. Что же делать теперь: уезжать или оставаться? Простить мужа было непросто, ещё труднее было пересилить себя, перестать бояться его. Она до сих пор чувствовала леденящий ужас при одном воспоминании о тех минутах: горящий зелёными искрами взгляд, шерсть дыбом, сиплый рык, с которым кот выплёвывал слова. Даже их жуткий смысл доходил до неё не сразу… А что, если он когда-нибудь опять сорвётся и дети будут рядом?! Храбрецу, видимо, надоело пялиться на аппаратуру, он кувырнулся на ковре, встряхнулся и уставился на мать: - Мам, а где все? - Уехали на задание, сынок. Им надо выручать детей, которые были похищены одним злодеем. – Бекки ответила это машинально, будто говоря со взрослым и вновь задумалась. - А что будем делать мы? – Храбрец присел поближе к дивану и глядел на мать снизу-вверх, слегка подёргивая хвостом, - ты говорила, что нам надо ехать. Ангел прервала свою игру, распушила шерсть и в упор взглянула на брата: - А как же папа? Ведь он останется один. - Но он же сам того хочет, с нами не играет, злится… Бекки вздохнула. В горле стоял горький ком. Она поправила свою красную цепочку на шее, пытаясь унять предательскую дрожь, и опустилась на ковёр рядом с детьми. - Я не знаю, что делать, сынок. Отец сильно изменился. Но если мы уедем, ему будет ещё хуже. - А нам? – Храбрец жаждал прямого ответа. Ангел сжалась в комочек и подняла дыбом шерсть, как и всегда, когда сильно тревожилась. В свете заходящего солнца, играющего на шерстинках шоколадного цвета, она походила на плюшевого медвежонка. Но только вот взгляд её вовсе не напоминал ничего весёлого. Она склонила голову набок и полушёпотом спросила: - Папа перестал нас любить? - Что ты, Ангелочек! Он любит нас, но он не всегда может с собой справиться. - Если любит, то должен справиться! – Храбрец мотнул головой и сверкнул зелёными искорками во взгляде. Бекки чуть заметно вздрогнула. - Понимаешь, Храбрец, не всегда можно себя контролировать. Отцу подмешали очень вредное вещество и… он стал таким неуправляемым. Но когда действие этой гадости кончилось, он всё понял и ему теперь … очень плохо. - А кто подмешал? - с неким подозрением спросил Храбрец. - Алекса. Та мышь, которая к нам пришла утром и рассказала о похищенных детях. - Вот злючка! Надо было её сразу… - Храбрец! – Ангел возмущённо вскрикнула, - О чём ты думаешь?! Если бы она не пришла к нам, мы бы не узнали, где искать этих детей! Так ведь, мама? - Да, Ангел, так… - Выходит, можно быть плохим и хорошим одновременно? Но также не бывает! – Храбрец от возмущения хлопнул лапкой по полу. Для него мир ещё был простым, понятным и справедливым… до недавнего времени. Кошка смотрела на детей, не зная, как объяснить им, что в жизни даже самые лучшие намерения могут привести к беде, а справедливость для одного может обернуться горем для другого. Да и есть ли вообще эта справедливость? Она не любила свою сестру Кисмет, но та, всё же, была её сестрой! Казалось бы, ей следовало ненавидеть Дикса за её смерть, но тот мстил за смерть своей жены и… если бы, не разрыв Кисмет с Пузей. На глаза Бекки навернулись слёзы, когда она вспомнила о муже, и не месть Дикса, то не было бы их семьи, объединения со спасателями, не родились бы ребятишки… Это всё было так сложно, странно и запутанно! Бекки обняла котят и, вздохнув, произнесла: - Понимаете, жизнь – она такая сложная и иногда несправедливая, что… не всегда и не для всех добро – это добро. Добро для одних… иногда бывает злом для других. Я не могу это вам пока объяснить, но знайте, что отец вас очень любит. - Но ведь если ему подмешали это вредное вещество, и он стал… таким, - Ангел зажмурилась и губы её задрожали, - то… это может произойти ещё раз? А с тобой, мам, или с нами… тоже? - …Наверное, дочка… Не со всем в жизни получается бороться. Поэтому нам нужно быть… осторожнее. И быть добрее со всеми, кого мы любим. Иначе мы… можем не уследить и не успеть… - кошка всхлипнула и обняла детей. Так они сидели некоторое время: три тёмные фигурки на фоне темнеющего неба в окне. Через эфирные помехи прорезался голос, произносящий позывной, которым спасатели пользовались при полётах на Крыле. Ребекка вскочила и метнулась к передатчику. Она подтвердила приём, глянув в окно на «чулок» у края посадочной площадки, передала ветер и условия для посадки. - Что так долго? Кто говорит? - Это я – Чип. – голос бурундука показался кошке глухим и далёким. - Что случилось?! - Были… сложности. Мы из госпиталя. - Все живы?! - Он жив… Я сажусь… - слова падали отрывисто, как капли на гулкое дно старой бочки. Ребекка схватила с вешалки «дежурно-дозорную» куртку мужа, их в рубке было всего две – одна для грызунов, другая – для кота, и бросилась к лестнице, ведущей наверх. - Дети, ждите меня здесь! – донеслись от самой двери на площадку её слова. Бекки выскочила на посадочную площадку перед самой посадкой самолёта. Крыло заходило с небольшим креном, под солидным углом к ветру. Когда полозья коснулись площадки, самолёт подскочил, потом со стуком вновь хлопнулся на поверхность коротенькой ВПП. Винты взвыли, некоторое время ещё работали двигатели. Только секунд через пять после посадки пилот догадался отключить тягу. Это было так непохоже на ребят, что холод зимних сумерек, казалось, влился с ветром в самую душу Ребекки. Первой из самолёта вылезла Тамми. Белка сидела на месте штурмана, что было необычно, ведь она почти никогда не бралась за управление Крылом – это было для неё пока сложновато – гораздо чаще Тамми водила рейнджермобиль, но и там осторожничала. Следом с заднего диванчика вылез Дейл и буквально вытащил за собой Гайку. Мышка была в каком-то ступоре. Пару раз она споткнулась на ровном месте, после чего Дейл подхватил жену на руки и понёс её ко входу во внутренние помещения дома. Последним своё место покинул Чип. Он двигался немного замедленно, лицо его походило на каменную маску. Ребекка бросилась к бурундуку. - Чип, что случилось?! Где остальные?! - Толстяк, Мепс и Алекса в госпитале, - казалось, бурундуку что-то мешало произносить слова – так медленно и тускло они выдавливались из его горла. - Что с ним?! Подоспела Тамми. Усталым, срывающимся голосом она проговорила: - С Толстопузом нормально, ему прилетело по спине, но он поправится. Мепс в реанимации… У него серьёзная травма головы. У Александры ранение и переломы. - А остальные? Чип повернулся к Ребекке и бесцветным голосом выдавил: - Рокки сейчас подъедет. С детьми… всё будет в порядке. Капоне, кажется, сумел уйти, а… родители… мышат… - бурундук мотнул головой и, молча, направился к лестнице, ведущей вниз – внутрь дома. В это время снизу послышался гул мотора, и к гаражу подъехал вездеход Толстопуза, которым управлял Рокфор. Тамми шагнула к Ребекке и глянула ей в глаза. Казалось, белка вот-вот расплачется. Её причёска была растрёпана и выглядела какой-то блеклой, с серым отливом. В сумерках было не разобрать, снег это на волосах или седина. - Бекки… Не бросай его, прошу! Он не переживёт, если вы уедете. Рокки тебя отвезёт. Пожалуйста!.. – белка, не договорив, развернулась и бросилась вслед за мужем. Кошка на миг замерла, глядя, как Тамми догоняет Чипа, потом тоже метнулась к двери. Спустившись в рубку, она чуть не столкнулась с котятами, которые намеревались подняться наверх. - Ангел, уложи брата спать! Я к отцу… Ребекка бегом спустилась вниз к вездеходу. Рокфор угрюмо сопел возле двери гаража. Увидев кошку, австралиец коротко кивнул и взялся за рукоять руля. Через несколько секунд, взвыв электромотором, трёхколёсный вездеход с двумя седоками понёсся в сторону звериного госпиталя.