Раскаяние одинокой мыши.

Всегда приятно отдохнуть после напряжённого трудового дня в уютной обстановке. Те, кто бывал в передрягах, умеют ценить уют. Но тихий приглушённый свет, тепло больничной палаты и бинты на теле – это совершенно иное! Толстый кот лежал на боку, стараясь не шевелиться, так как каждое движение отдавалось болью в спине. Запах лекарств в воздухе маленькой больничной палаты уже не резал обоняние, и Толстопуз мог предаться своим мрачным мыслям. Что имелось в итоге операции? Несколько покалеченных бандитов, два трупа со стороны приспешников Капоне. Дети свободны, дело почти закрыто. Почти – это потому что Капоне, похоже, всё-таки смылся, если, конечно, его не зацепило осколками бомбы. Конечно, им удалось предотвратить попадание химикатов в водопроводную систему, но… двое погибших мышей и трое раненых из команды спасателей… Пиррова победа. Да какая, к чёрту, пиррова – хренова! Поперёк хребта тому, кто так планирует штурмовые операции! «Вот и получил… можно сказать, собственной оценкой в спину. Сам заработал, так ещё и других подставил!» - кот стиснул зубы и зажмурился от презрения к самому себе. А ещё, что будет ждать его дома, да и будет ли у него теперь дом? Если Бекки уедет – это будет конец! За дверью послышались поспешные шаги. «Эй ты, недострелённый, давай-ка – на укол,» - подумалось коту. Он не двинул ни единым мускулом – так ему было паршиво и стыдно. Но странность шагов, непохожая на аккуратную походку медсестёр взволновала его. Дверь тихонько скрипнула. Уловив запах посетителя, Толстопуз напрягся. «Ну всё! Момент истины», - чуть слышно прошептал он и начал приоткрывать глаза, боясь спугнуть видение. Но ничего не исчезло. На фоне светлого прямоугольника двери он сквозь веки видел тёмный силуэт. Грациозная, до боли знакомая фигурка, которая неизменно вызывала в нём волну нежности – у двери стояла Ребекка. Усы толстяка поднялись, подбородок дрогнул. - Ты… пришла… Надолго? Или… попрощаться?.. - О чём ты?! Я ждала, а тут прилетают ребята и… Допрыгался, да?! – голос кошки сорвался, она шагнула к мужу, прижала его лапу к губам и ткнулась носом в плечо Толстопуза. Кот стиснул зубы, чтобы не застонать, потом провёл лапой по голове жены: - Ну что ты? Всё нормально… почти. Не выходит, видно из меня героя. Зато, говорят, жить буду – он выдавил из себя улыбку. - Добермана на тебя нет! – прошептала Ребекка и заплакала. - Вы ведь не уедете? – в хриплом шёпоте кота прорезалась надежда. - С ума сошёл? Куда? Куда мы поедем?! Тебя же одного оставить нельзя! Ты же всё время о деле, а о себе, когда думать будешь? - Не плачь, любимая! Я постараюсь думать и о себе. Только ты с детьми будь рядом! Как они? - Плохо! Мы все уже не знаем, что делать. Без тебя… - Я люблю тебя, Бекки! Я люблю тебя и малышей! Не уезжайте! Кошка провела носом по щеке мужа и зарылась в мех на его груди. Так они безмолвствовали довольно долго. Отрешённо глянув на стенные часы, кот опомнился: - Тебе пора, родная! Уже очень поздно. Дети волнуются. - Да… пора… - Ребекка неуверенно поднялась на ноги и всхлипнула – Я приду завтра. - Я буду ждать! – голос кота дрогнул, - Только… малышей пока не бери с собой, пожалуйста. Передай им, что я их очень люблю! Но… я не хочу, чтобы они видели меня… такой развалиной! – Толстопуз криво улыбнулся. - Хорошо. Ты только поправляйся скорее! Я буду ждать тебя! – Ребекка порывисто поцеловала мужа и, вытирая слёзы, шагнула к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась: - Мы тебя ждём! Поправляйся! – и, всхлипывая, вышла из палаты. Некоторое время кот лежал с закрытыми глазами. Он будто плавал в тёплом тумане. То ли от больничных обезболивающих, то ли от слов жены. Он нужен им! Свербящий страх одиночества постепенно отступал, сменяясь нежностью. «Родные мои! Я вас не подведу!» Уже засыпая, Толстопуз успел подумать: «А как там у ребят? Надо будет завтра спросить у Бекки. Чип и Гайка очень плохи были после этой заварухи. И надо обязательно навестить Мепса!» Перед глазами поплыли краски жаркого солнечного дня, когда он и дети гуляли в парке. «Как давно это было! Полгода назад или… несколько веков прошло?» - рассеянно подумал кот, проваливаясь в сон. Две недели спустя, Толстопуз вышел из кабинета врача. Пора было возвращаться домой. Раны затянулись, и можно было, забрав свои пожитки из палаты, «резвым маршем да nach Hause», как говорил один его берлинский знакомый. Тем более, что ребята, наверное, уже приехали его встречать. Но его ждали два серьёзных дела. Дверь в палату отворилась. Алекса приподнялась на койке, схватившись за висячую ручку, чтобы рассмотреть посетителя. В дверях появился Толстопуз. Он щёлкнул замком, вздохнул, повернувшись к мыши. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Первой молчание нарушила мышь: - Ну, что теперь со мной будет? – спросила Алекса, она уже не понимала, что теперь с ней будет после всего того, что произошло с ней… - Под суд пойдёшь, - выдохнул кот. Он не собирался её утешать, но отрешённое безразличие Александры действовало на него удручающе. - И смерть моя будет быстрой и мучительной, - всё с таким же безразличием резюмировала мышь. - Брось, до этого, может, ещё и не дойдёт. - С чего это вдруг? – удивилась мышка. - Ну, ты всё-таки спасла столько зверей. Это зачтётся. Обязательно! - Не знаю, не знаю. Убийство первой степени… Сам знаешь. - Ничего, попробуем что-нибудь сделать. - С чего вдруг такой подарок? – Алекса старалась быть ироничной, но получалось плохо, голос предательски дрожал. Ей не удавалось скрывать волнение разочарование жизнью и… надежду. Кот вздохнул. - Знаешь, в этом, наверное, есть и моя вина. Мне… не следовало упускать вас из виду. - И ты смог бы что-то изменить? Не за один день ведь копилось. Мать не знала, что делать в жизни, а ты бросил её! Ну, меня-то – ладно, мне не привыкать быть на улице. Но она-то другой жизни не знала. Вот и стала винить всех, кто был рядом с ней и с тобой тогда. - М-да… - кот поскрёб подбородок, надолго задумался и вздохнул, - В общем, попробую что-нибудь сделать, чтобы суд к тебе был помягче. - Чёрт с ним, с судом! – Алекса подтянулась на ручке, села на койке и взглянула отчиму в глаза, - Как дети? Где они? - В приюте… пока. - Плохо! Они не заслужили такой участи! Если бы ты знал, каково это – таскаться по приютам! - Даа, скверно, конечно, - Толстопуз задумчиво посмотрел на Александру, - подумаю, как лучше сделать. Ты поправляйся и… не дёргайся! Это сейчас для тебя главное – спокойствие и смирение. Подумаю, как лучше сделать. Кот ещё раз тяжело вздохнул, положил на тумбочку пакетик с сырными шариками и, пятясь, вышел за дверь. На душе кота скребли кошки, но он поборол в себе угрюмость – у него имелись на этот счёт соображения. Сложнее было решиться. И перед этим решением неплохо бы развеяться. Самое время. Второе дело было веселее, но связано с риском. Это была контрабанда. Мепс лежал на койке, прикрыл глаза. Скрипнула дверь, тощий кот почувствовал поток воздуха. Он приоткрыл глаза и криво ухмыльнулся: - А, это ты, босс. Как пробрался? - Есть связи. - Не убил хоть никого? - Я чту уголовный кодекс! - Да-а… Ну-ну, - Мепс попытался скорчить ироническую мину, но головная боль не позволила ему это сделать – тяжёлое сотрясение ещё давало о себе знать. - Конфетку хочешь? Лучший австрийский шоколад. - Ну, отсыпь фунтов десять, - болезненно ухмыльнулся Мепс и натужено рассмеялся. Толстопуз вторил ему. Разумеется, как и все кошки, Мепс не переносил шоколада, и оба они, конечно же, это знали. - Как голова? - Добить решил? Всё тебе неймётся… - Брось! Я же не с умыслом тогда! - Заманил под ящик с мусором тоже без умысла? - Так кто ж знал?! Дело же! – толстяк погрустнел, - Хотя… надо было предусмотреть что-то подобное. Ты прав – моя недоработка. Прости! - Вот-вот. Ладно уж, с кем не бывает просчётов. Как спинка? Не кривит? - Ладно, не злись. Тебя тут видеть хотят. - Ты чего, шеф, нанял кого? - А ты не торопись, тощий, мы тебя сейчас подправим. Вуаля! – перед Мепсом как по волшебству оказалась довольно увесистая коробка, - Давай, открывай! Тощий кот поднял крышку и обомлел – в коробке были… шоколадные конфеты. - Чего стушевался? Открывай дальше! Мепс подцепил картонку, конфеты посыпались на одеяло, а из глубины пахнуло таким ароматом, что у тощего кота поплыло перед глазами. - Коктейль! Осетрина, сёмга и икра в остром соусе со сливками. Всё как по заказу – для лучших друзей кто-то припас, не иначе, - голос толстяка понизился до заговорщицкого шёпота. - Док узнает – мне хана, - процедил Мепс. - Отобьём! – послышался из-за двери задорный баритон. - Сзапакуем твоего мутщителя, - вторил ему высокий шепелявый, до боли знакомый голос. В дверях, ухмыляясь, стояли Крот и Бородавка. Последний подмигнул и достал из-под плаща что-то увесистое цилиндрическое. - Тут этсо… лучшие французсские вратщи рекомендуют. Расширяет сосуды. - И, заметь, никакой валерьянки, - ухмыльнулся Крот. Стены палаты вздрогнули от дружного хохота.