Контуры гармонии

Все разошлись по домам. Софи вытирала кухонным вафельным полотенцем тарелки с какими-то узорами, Венсан смотрел в окно на ребятишек, которые играли в снежки недалеко, а Леон сидел за столом, пил чай с бергамотом и читал прессу. - Что там пишут? – Софи положила на край стола влажное полотенце и села рядом с супругом. - Мелочи.- Не отрываясь от букв, сказал он и перевернул страницу. - Ты завтра, во сколько придёшь?- супруга положила голову на плечо Леона. - В четыре. - Венсана нужно будет забрать из школы, и ему ещё на плаванье. - Милая, я знаю. Заберу. Отведу.- Дюбо оторвался от газеты и посмотрел на Софи. Она изменилась за шесть лет. Поправилась, в серых глазах перестал гореть тот огонёк, который был ранее. Перед Леоном, который тоже перетерпел значительные метаморфозы, сидела настоящая двадцатипятилетняя женщина. - Не люблю я всю эту суету. – Вздохнула Софи.- После маминой смерти понимаешь, что даже если будет на твоём дне рождении, хоть тысяча гостей, одного человека все равно будет не хватать. Ах! Ну не об этом. Это все нытье и пустые разговоры.- Резко вскочила Соня и подошла к тарелкам, чтобы убрать их в шкаф. – Анна Анатольевна, мой гинеколог, все молчит и молчит… даже не представляю, что там можно найти такого, что молчать целыми днями. Завтра позвоню, сейчас уже поздно и вообще… - Сядь, Софи. Не мельтеши. – Леон хлопнул по колену ,приглашая супругу на очередные нежности. Она с радостью, молниеносно села на него и обвила руками шею. Они часто так делали. Потом у них начинались страстные поцелуи, а позднее, они просили Венсана погулять часок. Так было и сейчас. Ребёнок, укутанный во множество, включая отцовский клетчатый и мачехин ароматный белый шарфы, выходил из квартиры, обнимая свою большую треугольную ледянку. Родители в порывах страсти уронили кипу журналов, Леон ударил себе лопатку о стену, но они все-таки попали в спальную. - Леон, стой, подожди. – Сказала Соня и вырвалась из его крепких объятий. Он недовольно фыркнул и сел рядом с ней. – Я не могу так. - Что тебе мешает, жена моя? – Дюбо опустил голову на руки. - Я смотрю в зеркало… Ну Леон! Я уже больше тебя отъелась, весы утром восемьдесят показали. - Ты самая красивая, Софи. Я сколько тебе твержу об этом. - Ты, небось, завёл уже худенькую красавицу на стороне? С твоими-то данными, любая прыгнет в твои руки. Принесёт очередного подкидыша, как эта твоя, Николь. И будет у нас двое детей, а у меня ни одного. - Подумай, что ты говоришь, Софи. Венсан по документам твой сын и мой. Нет в его жизни никакой Николь, ясно? Пропусти этот отрезок… - Отрезок, Леон? Это наша свадьба! Я наверно вообще детей не могу иметь, а у тебя есть, вот он ангел с черными кудряшками. Ты в любую минуту можешь предъявить мне о том, что я бездетная и уйти. - Софи, умоляю тебя, остановись. Ты значит такого обо мне мнения? Да, я люблю детей, и мы родим ребёнка, но если что-то не выйдет, значит, будем растить Венсана. Милая, за шесть лет, что мы с тобой живём вместе, я ни на секундочку не перестал любить тебя. - Сколько у нас есть сбережений? – Софи положила голову на плечо Леона. - Ну, тысяч пятьсот, а зачем тебе? - Найдём суррогатную мать, родим девочку и назовём Анечкой, в честь мамы. - Ты сама родишь, Софи. Я не хочу даже слышать про суррогатную мать. - Но Леон! Француз вышел из спальной, расстроенный этим ужасным разговором. Ему нужно было побыть одному, и поэтому Леон вышел из квартиры и направился гулять по лестничным пролётам до самого нижнего этажа. На четвёртом он прикурил, сделал затяжку и выпустил клубок серого дыма изо рта. Мысли следовали одна за другой, словно вагоны большого поезда, но шли недолго, так как их резко выбил детский плач с первого этажа. Перепрыгивая через несколько ступеней, съезжая по периллам, он тут же оказался внизу. Венсан с большим красным пятном на глазу, которое покрыло веко и сползло на щеку, держал в руках сломанную напополам ледянку и горько плакал. - Ваня Коровин врезался в меня, сломал мою ледянку и ногой ударил в глаз. – Шмыгая носом, произнёс Венсан, чем вызвал у отца громкий заливистый смех, и от этого расплакался ещё сильнее. - Сынок, слушай, пустяки… - Леон присел на корточки и заглянул ему в глаза. – Куплю я тебе новые санки. Что ж бывает. Не нужно из-за этого так убиваться. Вот лучше, давай подумаем, что скажем маме, когда вернёмся. - О, надо же ещё ей что-то сказать… - Венсан опустил голову и протянул отцу руку. - Верно, и за меня ты не спрячешься. Сам будешь объяснять ей и утешать, чтобы она не пошла к маме Вани на разборки. – Леон отряхнул сына от снега и повёл в квартиру. Как и предполагалось, Софи тут же подбежала к Венсану, с расспросами. Леон молча удалился в свой кабинет и принялся проверять накопившуюся стопку тетрадей своего десятого «А» класса. Он смеялся над глупыми ошибками, подчёркивал или зачёркивал их и ставил соответствующие оценки. Преподавать французский язык было нелегко. Он теперь прекрасно понимал свою учительницу английского языка, когда они – бестолковые ученики, шумели на уроках, ужасно произносили слова, ошибались на грамматике, которая казалась ей элементарнейшей вещью. Из трёх классов, у которых он преподавал язык, единственная девочка, которая всегда слушала его и беспрекословно выполняла все задания, прекрасно произносила слова и не допускала ошибок в грамматике, была Рита Кравченко, ученица одиннадцатого класса. Ему ужасно нравилось проводить у них уроки. Они все были взрослее, и дисциплинированнее. Пусть не все знали язык так же хорошо, как Рита, но на уроках была тишина. Но десятый класс, увы, такими хорошими манерами не обладал. Двух хулиганов – Пашу Морозова и Сашу Гордеева, Леон называл про себя, медведями в брачный период. На уроках он часто просто уходил из класса, отпуская ребят, домой, иногда читал газету или просто смотрел в окно и рисовал в журнале положительные оценки. Из-за этих двух парней, он часто проводил время у директора, и они уже успели найти общий язык, и, даже, подружиться. Андрей Константинович иногда приглашал супругов в гости. Он гордился тем, что его жена – Валерия Павловна готовит не хуже повара самого дорогого ресторана. А Леону, как мужу любящему свою жену, нравилась пища, приготовленная Соней и именно её борщ, он считал лучшим борщом на свете. Дюбо сделал вывод, о том, что когда любишь человека, идеализируешь его поступки, внешность и все то, что сделано его руками и с радостью попросишь добавки, даже если это невозможно взять в рот, или похвалишь криво прибитую картину. На самом деле, кулинарные навыки Валерии Павловны оставляли желать лучшего и поэтому супруги приходили домой голодными и ели все то, что могли найти в холодильнике. Леон смеялся, над тем, как Софи ругала себя за то, что не приготовила что-то на ужин. Приходилось молчать, чтобы не потерять работу. Из-за резких наплывов лёгких воспоминаний, Дюбо не заметил, как стопка тетрадей закончилась. На часах уже показывало одиннадцать, клонило в сон, но после этих грязных слов Софи, ложиться с ней не хотелось, и поэтому, Леон, достав из шкафа плед, лёг на диван, включил телевизор и спустя несколько минут просмотра скучного детектива, он погрузился в крепкий сон.