Ожидаемые последствия

— Савада, при всем моем уважении к тебе, но… Ты вообще дружишь с головой?! — Рехей была в шоке от такого спокойствия и наивной радости на лице босса. — Я — няня?! Ты нормальный? Тсуна стоял перед ней и держал на руках маленькую девочку трех месяцев. Та спала, странно, что крик боксерши ее не разбудил. — Конечно, нормальный, — заверил ту Вонгола. — И интуиция подсказывает, что только ты подходишь на роль няни Сари-тян! Сасагава удивленно открыла рот, и медленно перевела взгляд на ребеночка. В миг, когда та увидела такое спокойное и милое личико, что-то в груди закололо. На лице появилась нежнейшая улыбка, которой и Савада удивился. Боксерша протянула руки, и взяла чадо Тсуны, прижимая к своей груди. — Такая… Маленькая и хрупкая, — со дня рождения малышки, Рехей только смотрела на нее, боялась взять на руки, но не сейчас. Сейчас все было по-другому. — Оставляет тебя папка, Сари-тян, на меня. Ничего, прорвемся. Чего встал, Савада? От столь резкого перепада настроения хранительницы, босс немного удивился. Хотя все же не боялся оставить свое сокровище на «Старшую сестру». — Ладно, нас с Хару не будет… — Пошел уже, — шикнула на него сероволосая. — Не буди мне дитя. Савада поцеловал дочку в лоб, и ушел, а Рехей медленно двинулась в детскую. Ее хранители специально создали для Сари. Как только хранителей осведомили, что наследница поста Одиннадцатого Вонголы под присмотром Сасагавы, то те ничуть не удивились. Только Мукуро обижено фыркнул, ведь сам хотел за ребенком смотреть. Но, что-что, а без работы иллюзионист не остался. Ему, как и остальным, кроме Рехей и Хаято, выдали задания на приличный такой кусок времени. Будни мафиози — это суровые будни. Хаято решил проверить, как там боксерша с ребенком справляется. Он пришел в детскую комнату, и узрел такую картину: Рехей сидела и качала кроватку, в которой спала Сари. Хранительница сразу заметила вошедшего и, приветливо улыбнувшись, предложила сесть рядом с ней. Гокудера и не подумал отказаться. Тихо скрипела кроватка, мирно сопела малышка, Сасагава умиротворено улыбалась и не сводила глаз с нее. Хаято смотрел на этих двоих. Когда Сари все же крепко уснула, то хранители покинули комнату. — Чего пришел? — спросила Сасагава, сидя на стуле в персональной столовой хранителей. — Проверить, как ты с ребенком справляешься, — Хаято заварил кофе себе и подруге. — Ты же Сари-тян, как огня боялась. — Не самой ее, а ее хрупкости! Не путай, — возразила девушка. — Хотя, да… Мне немного не по себе. Гокудера внимательно слушал, что говорила ему подруга. Внимал каждое слово, вслушивался в ее голос, немного хриплый, но красивый. Хаято уже который месяц так себя изводит. Старается контролировать почти каждый шаг хранителя, следит за ее самочувствием и прочим. А все из-за чего? Он ведь так неосторожно, еще три месяца назад, глупо влюбился из-за того пари. Он тогда и подумать не мог, что за мужской одеждой, шумным поведением, ужасными манерами, скрывалась такая красавица. Хаято был не последним, кто считал Рехей красивой. Но он единственный, кто был влюблен в нее. Во всю ее. В мелкие шрамы на ее теле, в серые глаза, в длинные, серые волосы, в немного хриплый голос. В такую, как Сасагава, подрывнику было сложно не влюбиться. И вот сейчас, сидя напротив нее, смакуя ароматный кофе, слушая ее речь, Хаято мучился. Мучился, что боялся ей признаться. Из-за тех ее слов, после поцелуя, что это для нее ничего не значит, мужчина понял, что будет очень сложно добиться чего-то от боксерши. — Рехей, — Хаято редко обращался к ней по имени, чаще по фамилии или прозвищу. — А ты бы хотела завести ребенка? Чего стыдится таких вопросов? Они оба взрослые люди, не бедные люди, но одинокие. Вполне себе логичный вопрос. — Ишь, куда погнал, — улыбнулся девушка, допивая кофе. — Сначала мне нужно достойного мужа отыскать, а потом уже и о детях подумаю, хотя… Хотелось бы… Сразу двоих хочу! И девочку, и мальчика! Хаято засмеялся вместе с ней. Он настолько расслабился, что перестал контролировать свои слова: — А я бы подошел на роль твоего мужа? — невзначай спросил подрывник, надеясь, что подруга проигнорирует этот вопрос. Сасагава резко умолкла, а когда, удивленная таким вопросом, хотела ответить, то в ее кармане зазвонил телефон. Она провела пальцем по экрану, начиная разговор. Гокудера понял, что этот абонент всю малину обломал. — Прости, Ямамото просит кое-что найти в архиве. Прошу, присмотри за Сари-тян, я очень быстро справлюсь и вернусь. — Конечно, иди, — уже более холодно и раздраженно ответил хранитель Урагана.

***

Рехей ввела пароль и пересматривала все, о чем попросил ее мечник. Нужно просто найти одно личное дело, среди тысяч других. Дело-в-то! Чтобы разбавить скуку, и кое в чем разобраться, Сасагава захотела узнать мнение Ямамото. — Такеши, а, Такеши! — позвала девушка друга. — Да, Рехей, — отозвался хранитель. — Нашла? — Пока нет, но, можно кое-что спросить? — Конечно, что за вопрос! — Это… как думаешь, Хаято подошел бы мне в мужья? Что? Только у тебя я могу это спросить. Мечник впал в глубокий ступор. Руки вмиг замерли на клавиатуре, да и он сам будто окаменел. Сасагава удивилась такой реакции. Ну, что она такого смертельного спросила? Верно, ничего! Простое любопытство. — Знаешь, Рехей, думаю, что вы бы как-то, но ужились. Тем более, Гокудера стал к тебе теплее относиться, даже странно. Ты же и сама помнишь, что не было и дня, чтобы он не наорал на тебя, или у вас не случалось ссор. А теперь, как видишь, он более сдержан и спокоен. Незнающий его человек списал бы это на сильную влюбленность и привязанность, но мы же все знаем, что это только из-за того, что ты, без обид, наконец-то стала похожей на девушку. А он им не грубит, как правило. — Влюбленность… Привязанность… Девушка… — задумчиво повторяла боксерша, продолжая изучать личные дела. — Если это так, тогда почему он спросил, подходит ли на роль моего мужа? Рехей окончательно запуталась во всем этом. Такеши, уже который раз, впал в глубокий ступор. — А он был трезв? — Сасагава вежливо намекнула, что они за Сари приглядывают. Как подрывник мог быть пьян? — Тогда, я склонен думать, что он-таки влюблен. Это могло вызвать что угодно… — Я нашла! — гордо отозвалась хранительница Солнца. — Спасибо за беседу. — Та не за что, — удивился мечник, но улыбнулся ей в ответ. Хаято бесшумно вернулся в детскую, сел в кресло и начал думать. Думать обо всем и сразу. О дочке босса, о Рехей, о делах, о том, что сказал утром. От этого просто хотелось лезть на стены от стыда. Конечно, взрослый мужчина, а так нелепо ведет себя перед той, кто ему нравится. Ну не смешно ли? Девочка начала хныкать, так что хранитель переключил свое внимание полностью на нее. Он редко оставался с детьми сам на сам, (Ламбо не считается), так что не знает, чего она хочет. И тут, как по волшебству, за спиной появилась Сасагава, что держала в руках детскую бутылочку. — Проблемы? — насмешливо спросила девушка, отодвигая мужчину в сторону. — Дай профессионалу показать, как это делают. Хаято хотел было съязвить ей в ответ, но, когда боксерша уселась в кресло с Сари, и начала ее кормить, то все внутри успокоилось. Подрывнику показалось это правильным, то, что Рехей сюсюкалась с малышкой, кормила ее, а он стоял за креслом, смотря на это. Как же Гокудера хотел, чтобы это была не дочь Савады, а его и Рехей. Чтобы это была не детская в Вонголе, а их уютный дом, что был бы далеко от всего этого мафиозного мира. Но, увы, это лишь мечты. Хаято тяжко выдохнул уходя к двери. — Торфяная башка, — обратился подрывник. — А, нет, ничего… Рехей удивленно посмотрела ему в след, а затем улыбка сползла с ее лица. Теперь и она начала чувствовать некую неловкость, находясь рядом со своим другом. Хаято брел по людной улице. Он уже выпустил весь свой пар на гопниках, так что мог спокойно курить и смотреть, куда ему нужно. Даже не вечерело, это немного огорчало мужчину. Ему так хотелось, чтобы этот день поскорее закончился, Савада вернулся и избавил Рехей от тягот няни. Подрывник хотел с ней поговорить. Очень серьезно поговорить. От этого разговора могла зависеть дальнейшая жизнь хранителя Урагана. Он остановился у большой витрины, рассматривая какие-то крупные наручные часы. В первый же день в этом городе, когда Десятый окончательно принял пост, Сасагава заприметила их, говоря, что они экстремально крутые. Гокудера тогда только в очередной раз фыркнул, что подруга на всякий хлам отвлекается, а теперь… Теперь и мужчина так считал. Да, Гокудера не отрицал, что и боковым зрением не посмотрел бы, самым дальним уголком мозга не подумал бы, что Рехей красивая. Раньше, с самой первой встречи на улицах Намимори, он воспринимал ее, как очередное недоразумение японской культуры. Громкое, кричащее, сильное и такое стандартное. Итальянец давно уже привык ко всем странностям своих товарищей. Так почему же ему захотелось изменить Рехей? Почему он захотел увидеть ее в ином свете? Что стало тем толчком на то пари? Хаято не знал. Он уже не хотел думать над этим, ведь понимал, что конкретно попал. Эх, как же ему хотелось снова прикоснуться к тем губам, снова увидеть стройные, но в тоже время выносливые ноги, поцеловать руки, которые не скрывались за плотной тканью бинта. Хранитель не отрицал, что именно этого страстно желал. Восемь вечера настали неожиданно. Хару тихонько зашла в детскую, где в кроватке сопела ее малышка, а рядом, в кресле, чутко дремала Рехей. Чутко, ведь она встрепенулась ровно тогда, когда мать пересекла порог. На лице боксерши появилась спокойная гримаса и, попрощавшись, она поспешила удалиться. Как не тяжело признавать, а сидение с Сари ее утомило. Не столько ребенок, сколько то, что она почти постоянно сидела на одном месте. Это девушка ненавидела больше всего! Вернувшись домой Рехей скинула всю рабочую одежду и упала на кровать в одном белье. Не было желания хоть что-то делать. Ни принять ванну, ни проверить отчеты ее людей, ни позвонить Гокудере. В груди что-то оживало от одной мысли о нем. Да и после слов Ямамото хранительница начала смотреть на друга в совершенно ином свете. Теперь и она заметила явные изменения в его поведении к себе. Это одновременно и льстило, но и озадачивало. — Что же ты наделал, Осминожка… — в пустоту комнаты сказала Сасагава. — Из-за твоего чертового пари мы оба, как не в своей тарелке. Это все из-за твоей тупости. Она негромко засмеялась, а потом притихла, снова что-то обдумывая.