Темно-синий свитер

      Все эти свитера Гарри, обычно темно-синего оттенка, конечно были слишком велики для Драко, но каким-то неведомым образом шли ему куда больше, чем истинному владельцу.       Малфой выглядел слишком домашним, когда выходил еще сонный из комнаты в одном только Поттерском свитере, висевшем на нем мешком и едва доходившем до середины бедра. Одно плечо постоянно оголялось из-за чрезмерно широкого ворота, который Поттер, казалось бы, выбирал специально. И весь этот взъерошенный, помятый, но такой очаровательно уютный Драко с легкой улыбкой пересекал комнату, подходя к Гарри, читавшему утренний Пророк в любимом кресле, и забирался тому на колени.       Они лениво целовались, не переставая улыбаться, а потом Малфой деланно возмущался, когда Гарри нагло лез горячими ладонями под этот чертов свитер, с удовольствием обнаруживая отсутствие чего-либо еще из одежды на теле Драко.       Ладони специально игнорировали упругие ягодицы, поглаживая поясницу и спину, лишь дразня, пока недовольный Малфой не хватал руки Поттера и сам не опускал туда, куда надо. Гарри обычно шептал что-то очень пошлое в такие моменты, еще больше распаляя слизеринца. Малфой лишь тяжело дышал куда-то в область уха Гарри, потираясь вставшим членом об обнаженный живот гриффиндорца, неизвестно когда успев снять с того рубашку. И тогда Поттер еще сильнее сжимал ладони, зная, как это нравится его мальчику.       Пальцы, сперва кружившие вокруг припухшей, еще влажной после их вечерних развлечений, дырочки, все чаще и чаще проникая внутрь, отчего Драко вновь вздрагивал, будто в первый раз, подавался назад, запрокидывая голову.       Малфой любил, когда Гарри делал это пальцами, получая какое-то особенное извращенное удовольствие. Он вздрагивал, вздыхал, срываясь на протяжный стон, стоило Поттеру проникнуть чуть глубже, задевая особенно чувствительное к прикосновениям нутро. Малфой задыхался, откровенно раздвинув ноги, льнул к Поттеру, лишь бы сильнее и глубже. Он нередко кончал от одних лишь пальцев, так и не притронувшись к собственному члену, а Гарри каждый раз отпускал по этому поводу пошлые и грязные шуточки, а Драко хватало сил лишь на то, чтобы неловко коснуться губами шеи Поттера, крепко зажмурив глаза, содрогаясь всем телом от полученного оргазма.       В нем свободно двигались сразу четыре пальца, растягивая покрасневший вход, и это возбуждало Поттера посильнее любого афродизиакового зелья, и Малфой, весь извивающийся в его руках, со влажной спиной и искусанными губами, сжимающий его плечи и томно дышащий на ухо был даже слишком возбуждающим.       Слизеринец обычно долго не выдерживал, нашептывая Гарри какой-то бред, упрашивая наконец трахнуть его, прижимался всем телом к гриффиндорцу, соблазняя. И Поттер делал это, неловко спуская вниз пижамные штаны, резко проникая в горячее тело, ловя губами сорванные хрипы и стоны своего мальчика.       Гарри чуть приподнимал бедра, снова дразня слизеринца, едва входя внутрь, только самым кончиком головки, и наблюдал за тем, как Драко, крупно дрожа, кусает губы, а после, послав все к чертям, прижимает руки Поттера к креслу, неистово насаживаясь на горячий член, прогибаясь в спине для более глубокого проникновения.       Малфой любил когда жестко и глубоко, всей своей извращенной натурой отдаваясь любовнику, позволяя пользоваться собой и своим телом только в такие моменты и только Поттеру, которому давно принадлежала не только его физическая оболочка, но и душа.       Их не хватало надолго, ведь это было слишком хорошо и слишком приятно. Гарри прижимал к себе Малфоя, резкими движениями входя в жаркое тело, в перерывах между слишком сильными импульсами удовольствия, из-за которых темнело в глазах, он замечал, как Драко жмурится, едва ли не до крови закусывая губу.        Под конец блондин обычно стонал на одной ноте, все его тело превращалось в камень, он в который раз сгорал в руках Поттера. Гарри самого бил озноб, он чувствовал, что вот-вот кончит, потому все быстрее и быстрее двигался в Драко, практически не вытаскивая из того члена.       Малфой кончал во второй или даже в третий раз, заливая спермой живот Гарри, и тонкие пальцы, не контролируемые владельцем, неосторожно впивались в смуглую кожу, в поисках опоры. Поттер не мог удержаться, когда стенки вокруг собственного члена так сжимались, он почти сразу следовал за своим мальчиком, изливаясь глубоко внутрь Драко с громким стоном, а через тело будто пробегали электрические заряды, и Гарри без сил ронял голову Малфою на плечо, надрывно дыша.       Почти каждое утро было таким, потом они долго сидели в том самом кресле, остывая от только что пережитых страстей, лениво касаясь губ друг друга, Гарри стягивал наконец свитер с Малфоя, наслаждаясь чуть влажной после секса молочной кожей с легкой россыпью родинок.       Он брал на руки разморенного Драко, легко поднимая жилистое тело, и уносил в ванную, осторожно заталкивая слизеринца под душ, ловя чуть уставшую, благодарную улыбку. Малфой довольно скоро приходил в себя, радостно смеясь и ероша надоедливую челку Поттера, которая, намокая под струями воды, забавно закрывала глаза гриффиндорцу. Гарри терпеть не мог, когда кто-то прикасался к его волосам, но Драко, тем более, полностью обнаженному Драко, он мог позволить все, что тот пожелает, потому лишь улыбался, глядя в блестящие глаза.       Они не особенно спешили, дурачась в ванной, пока кто-то из них не вспоминал наконец, что обоим необходимо быть на работе, которая вот-вот начнется. И тогда ленивое утро заканчивалось, резко переходя в трудовые будни.       Малфой первым вылетал из ванной, накинув на себя первый попавшийся халат, он отправлялся на кухню, принимаясь за завтрак, готовить который было его негласной обязанностью, ухмыляясь тому, как Гарри буйствовал на втором этаже в поисках галстука или еще какой-нибудь ерунды.       Взъерошенный, то и дело поправляющий одежду, Поттер появлялся в кухне, принося с собой мантию Драко, дабы тот мог не искать ее, слизеринец кивал, натягивая плотную ткань, не стесняясь переодеваться прямо перед Гарри, пока тот уплетал горячие, только с плиты, оладьи.       Малфой часто носил одежду Поттера, зачастую делая это автоматически, потому что позволено, но он также прекрасно знал то, что подобные действия жутко нравятся самому Гарри, и нередко этим пользовался.