Развилка

      После Лилиных сообщений в кабинете воцарилась напряжённая атмосфера. Воздух был словно насыщен электричеством, в нём витали и надежды, и опасения, и туманные дали, и, мнилось всем, ещё ясные ближайшие дни. Не велась только обычная болтовня: Света умолкла, Лилия что-то прикидывала в уме, Филипп оценивал вновь сложившиеся условия, даже воркотня Лидии Васильевны выражалась короткими фразами. Поэтому громкий стук в дверь директора прозвучал отчётливо и был услышан всеми.       — Кто это по душу Николая Капитоновича так невежливо в его дверь ломится? — спросила Лилия.       — Очередной подвальный арендатор, — высказала предположение Света. — Исходя из ваших новостей, надо осведомиться у него о свободных вакансиях.       Второй стук, как и первый, не возымел никакого результата, в третий раз постучались в дверь к женщинам.       — Забегай! — весело скомандовала Света.       Дверь отворилась, стучавший вошёл, на ходу разворачиваясь за своим взглядом, обегавшим столы, начиная с Лидии Васильевны. До Филиппа он не добрался, поскольку остановился на Марине.       — Добрый день! Вы не подскажете, где скрывается ваше начальство?       Марина растерялась; незнакомец был так красив, что ей поневоле вспомнилось триумфальное появление Филиппа месячной давности. Как всегда, помощь подоспела от Лилии:       — Начальство на объекте и, судя по тому, что ушло недавно, вернётся не скоро.       — А вы, собственно, по какому вопросу? — пророкотала Лидия Васильевна.       — По строительному, — ухмыльнулся красавчик и, не изъявив дальнейшего желания беседовать с дамой, в сторону которой лишь чуть повёл глазами, перевёл взгляд на Лилю. Лёгкая тень краткого раздумья проскользнула по челу и оформилась в очередной вопрос: — А вы не укажете мне самую светлую голову вашей компании?       На стол Лилии легла увесистая шоколадка в блестящей обёртке.       — Для этого вам придётся развернуться к двери и обратить ваши глаза на обладателя столь же совершенных достоинств за вашей спиной. Филипп, двадцать два года, высшее образование, талантливые курсовые и дипломный. Ловите момент, так как в нашей серости он долго прозябать не собирается.       Филипп, с удивлением смотревший на Лилю во время её представления, успел уловить её многозначительный взгляд, поднял глаза на обернувшегося к нему парня и понял восхищённые и растерянные взоры женщин: красота незнакомца не уступала его собственной и являла совсем другой тип совершенства. Филипп был сдержан и в целом замкнут — парень порывист и открыт; над ним не довлело, как над Филиппом, не распространялось на окружающих чувство собственного превосходства — а было ясно, что он его сознавал, но не считал нужным тратить время на самолюбование, на утверждение себя в центр вселенной. Однако тем, чем можно было гордиться и отличаться, юноша был одарён в избытке: нежный овал лица так же ласково обрамляли тёмно-каштановые локоны; на белоснежной коже под высокими чёрными бровями тепло и живо сияли синие глаза, опушённые чёрными длинными ресницами; это была та красота, которая приковывает и закабаляет женщину с первого взгляда, и цвет её говорил о раннем возрасте — возрасте, примерно относимом к годам Филиппа. Парень был высок, строен, худощав и одет с иголочки: на кроссовки, украшенные адидасовской символикой, спускались новомодные джинсы, лейблы и заклёпки которых были прикрыты джемпером из ламы. Поверх была надета кожаная вишнёвая куртка — предмет страстных вожделений матери Филиппа, мечтающей справить сыну нечто подобное и уложиться с этим до Нового года. Незнакомец знал толк в одежде и, как и со своей красотой, не носился с нею, не стоял истуканом, не сдувал воображаемые пылинки, а выступал просто и естественно, без всякого чванства, как в давно привычном. Он посмотрел на Филиппа — что-то дрогнуло в лице, быстрее молнии сверкнуло и погасло в синих глазах, неопределённый жест замер в самом начале, словно он спохватился и пришёл в себя. Тряхнув головой, он растянул на губах только что узнанное имя:       — Филипп… а можно тебя на минутку оторвать от работы?       — Конечно, можно, — продолжила своё посредничество Лиля. — Государство не обеднеет. Филипп, давай на выход и убеди чудное виденье, что шоколадки мы уважаем и впредь приносить их не возбраняется.       — Только в обмен на ваш дивный взгляд. — Парню снова пришлось повернуться.       — По рукам! — И Лиля подняла свою.       — Оʼкей! — согласился юноша, выражая ответным взмахом прощание со всеми, после чего скрылся в коридоре вслед за Филиппом, уже ушедшим навстречу судьбе.       Молчание в кабинете воцарилось на пару секунд и разразилось тройным стоном:       — До чего красив!..       Первой опомнилась Света:       — Что, Лилия Андреевна, вы уже опробовали себя в новом амплуа? — говорили же что-то о мелких комиссиях…       — Аа… да… сводничество с возможным предпринимательством в эпоху загнивающего социализма… — Лиля с удовольствием прижала шоколадную плитку к своей груди и продолжила: — Дело не в этом. Одна совершенная красота и другая совершенная красота. Это не две красоты — это завязка потрясающей интриги. Вот оно! Жаль, что Филипп не гей.       — При чём тут это? — Марина даже враждебно пожала плечами, не без зависти смотря на шоколад, голос её прозвучал отчуждённо и неприязненно.       — Как это «при чём»? При том! Они сотворены друг для друга: даже фигурами и ростом схожи, а какое сочетание!.. Смуглый и белокожий, пепел и каштан, тёмно-серые и синие глаза… Вот это гамма, вот это насыщенность!       — Не спорю, неплохо, — отозвалась Света. — Но ведь с другой стороны прилагаются ревность, сожаление, утраченные иллюзии…       Лилия уклонилась от обстрела, перебросив ревность с сожалением и Бальзаком на соседний стол:       — Марина! Неужели ты не уступишь дорогу?       — А вы? — вызывающе бросила та.       — Я? — картинно удивилась Лилия. — Я просто погулять вышла. Кроме того, по-моему, парень деловой: авось и утащит Филиппа на приличную работу. Вернётся наше солнышко — устроим допрос с пристрастием.       — Кстати, одолженная минута давно прошла, — констатировала Света.       — Тем лучше: значит, разговор содержательный.       На душе у Марины заскребли кошки: уже согласившись в мыслях, но ещё не получив Филиппа, она снова должна была защищать его, отстаивать для себя; на него вечно кто-то покушался, его пытались перехватить, увести, и это удавалось, а Марина-то любила его больше всех! Несмотря на красоту незнакомца, девушка испытывала к нему неприязнь, недоверие — ту предубеждённость, которая часто возникает интуитивно и нередко оправдывается впоследствии. Обратимся же к разговору Филиппа с незнакомцем: ведь на его содержательность так рассчитывала Лилия!       Филипп встретил парня настороженно: хотя тот ни на что не претендовал, по-видимому, не собирался у них работать и, следовательно, блистать, покорять, очаровывать, быть в центре внимания, мысль о конкуренции, так легко приходящая и такая важная в раннем возрасте, о конкуренции, в которой он, Филипп, может быть посрамлён, овладела им сразу. Пришелец был новым, свежим впечатлением; по красоте они были равны, но в грации, живости и порывистости жестов Филипп, частенько мрачноватый и скучноватый, заметно проигрывал; парень был прекрасно одет, что не только являлось существенным дополнением к и без того выдающейся внешности, но и навевало мечты о каком-то блестящем мире, далёком от постылой суеты мелочных расчётов, — мире, откуда он спустился ненадолго. С какой целью? По прихоти? Необходимости? Это тоже было неизвестно, завораживало, рождало тайну, которую хотелось разгадать, которая тоже влекла, как и всё неведомое. Манера общения, свобода держаться, изящно поданный сувенир говорили о том, что парень успешен и состоятелен — более содержателен, чем Филипп. Всё это было против Филиппа, выставляло его в невыгодном свете: теперь женщинам, среди которых он царил, которых считал безусловно своими, было с кем его сравнивать, и это сравнение было не в пользу Филиппа; выходил он из кабинета с неохотой, поддавшись только настоянию Лилии, и мрачно представлял, какая буря восторгов, стонов и страстных вздохов поднимется скоро в женском царстве. Бесспорно, по его возвращении на нём отыграются (благо есть за что) и Марина, и Света… да и Лиля что-то неуместно оживлена… А всё-таки он для чего-то понадобился этому фрукту. Интересно, для чего? Вот он вышел, прикрыл дверь, разворачивается, разливает синие озёра…       — Ну, будем знакомы. Меня Марио зовут. — И Марио протянул для рукопожатия красивую кисть с тонкими пальцами.       Филипп решил вести себя с парнем сдержанно, с достоинством и не без высокомерия: этим, казалось, он компенсирует скромность своего наряда, невыгодно опускающую его перед шикарным прикидом залётного, но первая же фраза Марио вывела его из наигранного состояния невозмутимости пополам с равнодушием и заставила удивлённо вскинуть брови:       — Итальянец? — спросил он, пожимая руку.       — Наполовину. Кстати, сейчас в Италии это имя не особенно популярно… Но это лирика, а дело вот в чём. — Марио тряхнул головой. — Я заместитель председателя жилищно-строительного кооператива, мы строим малоэтажный квартал на пустыре за Моховой — тридцать домов. Кооператив сформирован недавно, техникой мы пока не обеспечены — за её арендой я и ломился в дверь к вашему начальству и слава богу, что неудачно.       Филипп удивился вторично:       — Почему же неудача тебя радует?       — Потому что ваш директор определённо содрал бы с меня втридорога. У меня тоже высшее образование, экономическое обоснование к диплому мы составляли, но этот плывущий график с разделением на хозрасчётные потоки кого угодно может запутать. Цены всё время растут, он ещё за аврал может накинуть, сверхурочные, амортизацию и всё такое… Так вот, если ты меня сориентируешь в смысле действительных цен за дневную аренду, не будет нужды переплачивать зря из-за элементарной неосведомлённости. Или, по крайней мере, наклюнется возможность поторговаться, отталкиваясь от реальных расценок, если руководство прижимисто, алчно и себе на уме.       — А почему ты уверен, что эта аренда реальна? Техника в основном на стройках, как-никак, с грехом пополам, но что-то возводится, перебрасывать её тоже хлопотно, и потом, ты выбьешь из графика госзаказ.       — Он давно выбился из сроков не то что на месяцы — на годы. У меня на этот счёт другие соображения… Мы ведём строительство поэтапно: сначала тридцать фундаментов, потом стены, потом крыши. Требовать с заказчика цену за весь дом сразу не годится: во-первых, не каждый это осилит, во-вторых, в любой момент цены на материалы и работу могут повыситься — и клиенты ничего не получат, и подрядчик прогорит. Эта поэтапность в договорах оговорена. Так что всё разом — до кранов и асфальтоукладчиков — меня не интересует. Конкретно — фундаменты, ещё конкретнее — для них котлованы, то есть экскаваторы. Впереди праздники, с выходными выйдет четыре дня — за это время можно уложиться. Площадь относительно невелика, так что в темпе и с закладкой, и с заливкой управимся.       — Вряд ли, на пару дней, скорее, задержитесь, но это упрощает дело.       — Так снабдишь информацией? Разумеется, не бесплатно. — И в доказательство Марио легонько похлопал по карману своей распрекрасной куртки.       В глазах Филиппа вспыхнули радостные огоньки, которые он тут же притушил: нечего показывать этому блестящему мальчику своё оживление в надежде на пару десяток, но помимо своей воли Филипп уже начал прикидывать, куда их можно будет пристроить.       — Ладно, давай листок бумаги и ручку, хотя… если квадратура не является промышленной тайной вашего заведения, можно точно рассчитать чего, куда и сколько.       — Отлично. Спустимся? — у меня в тачке вся документация.       — Идёт, заодно и узнаем, где именно наше начальство сейчас обретается. Если не хочешь время терять, сразу можешь проехаться. Кстати, насколько мне известно, в данное время наше СМУ фундаментами нигде не занимается, так что не верь нашему директору, если охать, вздыхать и жаловаться на нехватку техники начнёт: ещё тот фрукт…       — Понял, учтём. — Они уже спустились к выходу, Марио открыл дверцу вишнёвой «шестёрки»: — Ну, заваливай! — и, устроившись впереди с Филиппом, полез за дипломатом, лежащим на заднем сиденье.       — Ты цвет машины под куртку выбираешь или наоборот?       — Нее, — усмехнулся Марио. — Тачка отцова, но сейчас практически полностью в моём распоряжении. Пахан — председатель, мозговой центр и главный утрясчик по всем земельным вопросам, а по остальным делам мотаюсь в основном я.       — Аа… А ты тоже архитектурный заканчивал? Меня в этом году выпустили, но я тебя не помню.       — И тоже, и в этом, только я в Ленинграде учился. Мать сначала концерт устроила, но мы её убедили, что так лучше: ведь отец — завкафедрой строительных материалов, лекции в нашем ВУЗе читает. Левитин Валерий Вениаминович — ты, наверное, встречал…       Брови Филиппа снова удивлённо взметнулись вверх:       — Естественно, и он читал, и я сдавал именно ему, но при чём тут кооператив?       — При том, что в наше мерзкое время с нашей мерзкой оплатой труда вся профессура скоро в трубу вылетит и приземлится на рынке огурцами торговать, а в худшем случае — старьём на барахолке. Вот и пришлось от теории перейти к практике. Да, а меня отправили в белые ночи, чтобы здесь по блату не тащили и я не только во время сессий в институте появлялся, но и на лекциях сидел, чем-то голову набивая. Ну, и уровень там немного повыше. Ладно, это к делу не относится. Держи, смотри наше хозяйство.       Марио развернул чертёж, Филипп кинул первый взгляд в правый нижний угол, отыскивая масштаб, а после посмотрел и весь план.       — Здорово, целая колония. Название придумали?       — Ну, во всяком случае, не «Новые Выселки», — рассмеялся Марио. — Сопрём что-нибудь с карты Италии: Римини там, Анкона, Феррара. Присобачим для красоты. Анкона за Моховой — чертовски интригует.       — Звучит как пропуск в рай. А грунт?       — Вот примечания.       — Ага. Ну, поехали. — И Филипп погрузился в вычисления.       — Ты что, все цифры наизусть помнишь?       — Ну да: я же с ними почти месяц вожусь. Заодно можно и человеко-часы посчитать, чтобы рабочие через пень колоду не валили, ссылаясь на новизну предприятия.       — Точно, отлынивать все любят. А ты по планированию специализировался? У вас и на двери написано «Плановый отдел».       — Нет, весь профиль. Жилищное и городское строительство. Меня сюда как молодого специалиста распределили. Сам не думал, что так неудачно загреметь придётся. Рассчитывал, что какая-то конкретная работа будет, а посадили за никому не нужные бумажки.       — Может, это только испытательный срок…       — Как раз до пенсии, если не свихнусь. Была бы польза — можно было бы понять, а какой смысл составлять дурацкие отчёты и сметы, если деньги и без того давно разворованы? Одно радует: рано или поздно наше родное СМУ гробанётся вместе с этим плановым отделом или перейдёт в частные руки. Авось, новый владелец и подберёт на отделочные работы.       — Отделочные?       — Ну да, я их люблю. У меня и курсовые, и диплом по ним.       Марио так резко дёрнулся и тряхнул головой, что Филипп снова, и снова с удивлением, поднял на него глаза.       — Типовые или эксклюзив?       — Как же, типовые, — гордо нахохлился Филипп. — Я один раз гостиницу проектировал, мрамора туда нагрохал и лестницы с египетскую пирамиду — в общем, половину Эрмитажа. Правда, жутко дорого получилось. А в индивидуальной застройке спальню совмещал с гардеробной и санузлом. Даже подписывать не хотели наши ретрограды: всё пеняли, что от проекта отдаёт антисоветской роскошью. Еле удалось убедить, что при постоянно растущем благосостоянии народа в нишу из мужской и женской частей гардероба вполне может влезть кровать. Правда, я ещё и панели по стенам пустил с рисунком, повторяющим узор паркета на полу, — так это всё-таки убрали, так в черновиках дома и пылится.       — А панели высокие?       — Можно и сорокасантиметровый бордюрчик, если окантовку обоев воспроизвести в гипсе на потолке в том же размере. Ну, скажем, два больших фрагмента под две люстры, если площадь помещения достаточна. Можно под метр, чтобы за линию оконных проёмов не вылезали. А можно и во всю стену устроить неглубокие стенные шкафы — и вместительность большая из-за того, что вся площадь стены задействована, и с мебелью не надо возиться.       — Слушай! — Марио смотрел на Филиппа с восторгом, сияя синими глазами. — Да мне тебя сам бог послал! Дело вот в чём: фундамент, стены, крышу, окна, двери мы обеспечиваем всем. Дальше идёт разнобой в зависимости от возможностей заказчика. Если у него голова варит и руки работают, он принимает объект в таком сыром виде и сам доводит до ума. Ну, своего рода экономкласс — процентов тридцать под это подпадает. Дальше идёт более обеспеченная прослойка, но без особых претензий — этим нужна стандартная отделка: обои, дикт, побелка, отечественная сантехника. А в последней трети собрался контингент поважнее: пара академиков, один кэгэбэшник, один эмвэдэшник и кучка самого разнообразного ворья: завсклады, цеховики и откровенные бандюги. Естественно, сейчас все они приличные кооператоры. Благонамеренные, законопослушные, чинные, солидные, успешные, симпатичные — в общем, пушистые паиньки. Эта кучка нас и занимает. Амбиций у них выше крыши, и главная — собратьям в глаза пыль пустить. Деньги для этого у них есть, а мозгов не хватает: вполне могут под финским потолком обить стены розовым шёлком и для пущей красоты разбросать по нему в изящном беспорядке чёрные бархатные бантики.       Филипп весело заржал:       — Неужели всё так печально?       — Намного хуже. Завистливые жёны их друзей, которые придут на новоселье, на полном серьёзе будут интересоваться, почему они в середину каждого бантика не воткнули по бриллианту. Но, ко всеобщему благу, если нормально повести дело, до этого не дойдёт. За неделю они собирают десятки тысяч и более, тратить такое драгоценное время на отделку им невыгодно — легче и респектабельнее, что для них особенно важно, поручить оформление профессионалу. И здесь появляешься ты, излагаешь новомодные тенденции в строящихся домах Швейцарии, пересыпаешь свою речь словечками «евроремонт», «монохромность», «эксклюзив» и тому подобное, показываешь диплом и при моей предварительной рекламе берёшься за дело: узнаёшь, к чему питает слабость глава семейства, то есть главный финансовый источник, или его бабёнка, если муженёк — подкаблучник, через пару дней мы заезжаем к ним с первоначальным эскизом, получаем благословение, составляем смету, в которой ты накидываешь к стоимости материалов и работ процентов десять-пятнадцать — за авторство, индивидуальный проект и руководство последней стадией строительства.       — А согласятся?       — Несомненно: для них легче и выгоднее отдать даже четырёхзначную сумму тому, кто в деле разбирается, чем корпеть над этим самим и терять время, которое они привыкли тратить на солидную прибыль. Дело можно повести по-разному: тонким намёком выразить опасение по поводу их некомпетентности, прийти с парочкой зарубежных журналов — я тебя обеспечу, толкнуть умную речь, в меру пересыпанную спецтерминами, и прочее.       — А почему ты сам за это не возьмёшься?       — Так на мне куча других забот висит: обвязка, подвод газа, света и тэ дэ, стандартная отделка в других домах и ещё парочка своих проектов. Сарайчики, флигеля по желанию, разбивка примитивных садиков, заборы, решётки, изгороди, асфальт вокруг и между. Сделаем всё с шиком — это жульё на первых приёмах в своих резиденциях такую рекламу устроит, когда всё за себя будет говорить, — войди, смотри и восхищайся! — что двойной заказ на будущее нам будет обеспечен, а в нём закрутятся очень хорошие бабки: все миллионы скоро отмоются. Аппетиты постоянно растут, желания и возможности тоже — в следующем году их потянет на трёхэтажные виллы с теннисными кортами и готические особняки с чёрными лебедями в бассейнах. Так решай, молодой специалист! Правда, побегать и попотеть придётся, времени на девок почти не останется.       — Дело даже не в них. Я же на этой работе с девяти до шести.       — Этот вопрос улаживается. Сначала пойдут разъезды, трёп и прикидки, легко решаемые вечером, — тем более что транспортом мы обеспечены. Эскизы, их доводку можно делать когда угодно, как и смету составлять. С образцами стройматериалов, которыми располагают наши распрекрасные магазины и на прилавке, и под, я к тебе хоть в твой плановый отдел в любое время могу заявиться. Когда дело дойдёт до практики, заеду к тебе с утра пораньше, поедем на стройку, раздашь ценные указания, рабочие будут делать своё дело, а я отвезу тебя на работу — всего на полчаса раньше придётся встать. Контроль за тем, что сделают, — в перерыв, после работы или в начале следующего дня. Ещё остаётся пара выходных, а на крайний случай, в особо важный период, сгоняем в поликлинику и возьмём больничный на недельку. Знакомая врачиха у меня есть, и проблем с ней — нет.       — А ставка?       — Это уже мои расходы на благо всей компании. Я на тебя давить не хочу, конкретно с этого проекта десятки тысяч не обещаю, но в целом дело мне представляется перспективным. Ты в шесть заканчиваешь?       — Да.       — А телефон в вашем кабинете имеется?       — Угу.       — Ну и отлично. Подумай до конца рабочего дня, я позвоню тебе… скажем, в без четверти шесть. Если согласишься, заеду, свалим в какой-нибудь тихий ресторанчик, и за обедом пойдёт уже детальный разбор. Так, а это держи за свои драгоценные подсчёты.       Марио протянул пачку двадцатипятирублёвок, Филипп обомлел:       — Ты что? Это много…       — Нисколечко: не забывай о том, что я на этих сведениях экономлю.       — Всё равно. Это больше, чем моя месячная зарплата, даже кратно.       — Значит, государство тебя недооценило. В общем, решай, надеюсь всё-таки, что положительно. Так к шести я позвоню!       Выйдя из машины и подойдя к дверям конторы, Филипп обернулся. Марио махнул рукой на прощание, сияющая улыбка не сходила с его лица, с места он тронулся только тогда, когда Филипп скрылся в здании.       Филипп скрылся в здании и прислонился к дверям. Приглушённо зашумел мотор, машина отъехала. Лампы дневного света плохо освещали тёмный коридор. Из АХО вышла женщина, это была Гюля, в руке она держала чайник: следовательно, направлялась в туалет набрать воды. Филипп пытался разобраться в бушующей в груди свистопляске ощущений, чувств, мыслей и эмоций. Марио казался ему видением из таинственного блестящего мира, приоткрывшегося на несколько кратких минут, но рука сжимала реальные деньги, а в голове звучали слова о звонке к шести. От опаски не без доли зависти, с которой был встречен Марио, не осталось и следа. Бесспорно, Марио прекрасный и отлично обеспеченный, но он занимается важным делом, не сидит на шее у родителей, не избалован, самостоятелен и, самое главное, умён: наконец-то Филиппа оценили по заслугам, и не только за чудные глаза, и не только на словах! Сколько тут? Раз, два, двадцать штук, пятьсот рублей, вот это да! Больше, чем он высидит за четыре месяца, и разом, и за какие-то тридцать-сорок минут! Какое счастье, что Капитоныч убрался на объект, как вовремя он убрался! Это неспроста, это специально, это знак судьбы, это… Что же это такое? Он должен ещё что-то вспомнить… Ну да! Лиля! Лиля говорила об этом: случай меня найдёт! И он нашёл! И только позвони, и я, конечно, скажу «да»! И я, конечно, скажу «да»! И я, конечно, скажу «да»!       Филипп понёсся на второй этаж, сердце радостно билось, в голове цвели розы и лилии, деньги в кармане приятно согревали тело. В кабинете его встретили шумно.       — Это вместо того, чтобы делом заниматься, когда до перерыва… — сердито загудела Лидия Васильевна, но Светино любопытство смыло остатки вежливости к почтенной даме и к её радениям о бумажных хлопотах:       — А что ты так сияешь, как будто встретил не прекрасного парня, а Ким Бессинджер?       — Тьфу, у неё фигура неубедительная и грудь силиконовая. Мне Лоллобриджида больше нравится, — вступила Лилия.       — Да, нынче натуральное всё реже и реже встречается и всё больше и больше ценится. И всё же, по какому поводу такое свечение? — допытывалась Света. — Понятно было бы, если бы Марина сияла…       Марина смотрела на Филиппа заинтересованно, но молчала.       — Человек может сиять не только от радости встречи с прекрасной представительницей противоположного пола, — возразил Филипп.       — Убедительно, но длинно и не по делу. Учти, мы от тебя не отстанем, пока до истины не докопаемся. — Лиля шутливо погрозила Филиппу пальчиком. — Итак, ТАСС сообщает…       — ТАСС сообщает, что прекрасного незнакомца зовут Марио.       — Итальянец? — хором удивились Света и Лиля.       Филипп засмеялся:       — Таким же был и мой первый вопрос. Есть такое, но всего наполовину. Он заместитель председателя строительного кооператива, сюда прибыл, чтобы договориться с нашим толстопузиком об аренде стройтехники, так как кооператив недавно организован и собственным оборудованием ещё не обеспечен. Поскольку Капитоныча обнаружено не было, Марио попросил меня ввести его в курс дела и примерных цен, мы посидели с ним в его машине… Лиля, у него такая же «шестёрка», как у тебя, только вишнёвая…       — А, так мы братья по экипировке. Приятно, а дальше?       — Дальше, исходя из плана застройки, который он развернул, я примерно посчитал что почём. Ему это нужно, чтобы наш шеф не объегорил и не содрал втридорога. Между делом узнали, куда наше сиятельство отбыло, и сейчас Марио поехал к будущей красе и гордости нашего города — институту офтальмологии, вернее, к его многострадальным долгостроящимся стенам, — ловить Капитоныча и конкретно договариваться с ним и с рабочими.       — А, ещё один кооператор объявился! — завелась Лидия Васильевна. — Знаем мы этих жуликов! Разоделся в пух и прах, на машину награбил! Только и могут кровь сосать у народа!       — А что конкретно он у вас украл? — оскорбился Филипп, надменно смерив Лидию Васильевну презрительным взглядом. — Четыре рубля за килограмм сыра или жену у сына? Так это не по его полёту.       Кровь залила лицо Лидии Васильевны: её родню прилюдно оскорбили! Худшее заключалось в том, что слова Филиппа были не глупым оговором, далёким от действительности, а чистой правдой. Обидное сравнение, указание на её собственное скромное место в жизни — и всё это от мальчишки-выскочки, этого развратника без стыда и совести, легко объединившего себя с таким же смазливым молокососом, таким же хамом! Лидия Васильевна очень хорошо запомнила ответ Марио на свой вопрос и его ухмылку и то, что он даже не счёл нужным повернуть голову в её сторону, бросая насмешливое «по строительному». Неизвестно, что она выпалила бы, но Лилия, всегда тонко отслеживающая ситуацию, перекрыла женщине кислород, вступившись за обоих:       — В самом деле, что вы кипятитесь? Побагровели даже… С вашим давлением до добра не доведёт. Главная ошибка революции заключалась в том, что она проводилась, чтобы не было богатых, а декабристы вышли на Сенатскую площадь, чтобы не было бедных. Их позиция была более конструктивна: и реформы были проведены, и крепостное право отменили, и Россия в ХIХ веке ого-го как территориями приросла! Конечно, не их стараниями, но и их импульс частично раскрутил положение. А официально воспеваемое всеобщее нищенство привело к тому, что и спустя семьдесят лет мы с места не сдвинулись: промышленность неэффективна, сельское хозяйство развалено, страна снова на грани… Обеспеченность легко критиковать: зависть у многих растёт как сорная трава, но по мне так лучше с неприятием к бедности относиться и стараться её изжить.       — А если это богатство у других наворовано — отсюда и бедность. — Лидия Васильевна зло зыркнула глазами.       — Это богатство предоставлено государством. Отец Марио заведует кафедрой в нашем институте. Я ему экзамен сдавал не более года назад. Так что, в отличие от вас, профессор Левитин — серьёзный человек. Науку вперёд толкает, население образовывает — в общем, занимается полезным делом, а не бумажки испещряет и с места на место перекладывает. И умный: знает, что финансирование образования может сократиться. Поэтому решил совместить с теорией практику и открыл кооператив.       — Опять же: людей жильём обеспечит, — добавила Лиля.       — Ага, и сынка пристроил! Всё равно как, лишь бы хапнуть побольше, — продолжала кипятиться Лидия Васильевна. — Ты тоже хорош — с какой стати в наши дела чужих посвящаешь? Кто тебе разрешил нормативы разглашать?       — А мы что — оборонка за семью замками? Интересно у вас получается: наш толстозад может драть с кого угодно втридорога, пользуясь неосведомлённостью, шляться по территории и выискивать, какой угол ещё можно комиссионщикам сдать, — и это ничего, в порядке вещей. А тот, кто предлагает СМУ реальные деньги за аренду и реальный заработок рабочим, не имеет права на техинформацию? От него-то всем только польза…       — А что ты за него глотку дерёшь? Он тебе пятёрку за старания кинул?       — Глотку дерёте вы, а я спокойно разъясняю: не кинул, а оплатил честно отработанное. И насчёт пятёрки вы ошиблись ровно на два порядка. — Филипп достал из кармана сложенную пополам пачку и развернул её артистическим жестом, отпуская из-под большого пальца края казначейских билетов.       — Вау, класс! — по-мальчишески заорала Лиля. — Вот это заключительный аккорд!       — Нет — предпоследний. Он предложил мне разработку отделочных работ для серьёзного контингента дольщиков с последующим надзором за их исполнением и будет ждать ответа сегодня вечером, — Филипп сказал бы более точно «на свой звонок в 17.45», но, скользнув мимоходом по лицу Марины глазами, с удивлением заметил на нём не радостное оживление, а хмурое, мрачное, даже ожесточённое выражение. Филипп не ведал, что на уме у девушки, решив дойти до истины после, возможно, докопаться до причин вместе с Лилией, но он точно знал, что должен беречь свои надежды и своё будущее от злых помыслов. Чего-чего, а благожелательности во взгляде Марины не было и в помине, Филиппу пришло в голову, что нынешним вечером она рассчитывала на очередное свидание и, чтобы оно состоялось, может пойти на крайние меры, втихомолку перерезать провод и лишить Филиппа и звонка, и перспектив. Во всяком случае надо было перестраховаться — и Филипп бросил обтекаемое «сегодня вечером».       — Клёво! Ты поймал фортуну за хвост! Пошли курить! — Лиля, привскочившая из-за стола, полезла в сумку за сигаретами. — Я так и знала, что за судьбой не надо гоняться — она сама к тебе придёт! И ты посмотри, как точно: если бы Марио пришёл сюда на месяц раньше, он бы тебя не застал, потому что тогда тебя здесь ещё не было, если бы он пришёл на час раньше, то тоже не встретился бы с тобой, потому что Капитошка ещё здесь ошивался. Теперь…       Дверь кабинета захлопнулась за вышедшими Лилией и Филиппом, похоронив для оставшихся продолжение разговора.       — Это что же такое, а? — опомнилась Лидия Васильевна после краткой паузы. — Ишь как спелись, вонючки! Один разоделся, расфрантился, предприниматель дерьмовый, грабитель с большой дороги, и второй туда же, за длинным рублём! Сопляк шкодливый, без году неделя, ни опыта, ни стажа — и туда же!       — Что это вас на стихи потянуло? — Пользуясь тем, что Филипп вышел, Света вульгарно развалилась на стуле и оглаживала свои приятные крупные выпуклости, как бы мечтая о чём-то, а на самом деле наблюдала из-под полуопущенных ресниц за потерянным остановившимся взглядом Марины, уткнувшимся в стенку, но явно не видящим ничего.       — Какие стихи! Это ж сколько он ему отвалил, паразит?       — Как вы нелогичны! То «предприниматель», то «паразит»… Сказал же Филипп русским языком, что вы ошиблись на два порядка — умножьте свою пятёрку, на которую и полкило колбасы не купишь, на сто — и полу́чите пятьсот.       — Пятьсот, а, пятьсот? Это что ж такое? Да я за эти пятьсот три месяца…       — Ну да, вы — три месяца, Марина — пять, Филипп — за четыре заработает. Только он решил, что можно не четыре месяца сидеть, а за сорок минут управиться, и управился. Молодец, хвала ему, так и надо! А вы всё «что ж такое», «что ж такое» — извините, ну точно попугай. Чуть ли предателя из него не сделали, ой какая государственная тайна в этих расценках! Были бы посообразительней, поприветливей, не смотрели бы на парня волком, он бы вас попросил — сами бы заработали и не завидовали бы сейчас.       — Ага, ишь какая быстрая! Как на вас смазливенькие действуют! Да я бы ему от ворот поворот…       — И совершенно напрасно. Если у него отец в институте, то мог бы и по своим каналам узнать, но Марио практичен, решил не терять зря несколько часов.       Лидия Васильевна выдохлась, мысль о том, что она сама могла бы заработать такую грандиозную по её понятиям сумму, уколола её горькой завистью, и она лишь тихо проворчала:       — Все одинаковы, у всех одно на уме. Только бы взять, только бы деньги, только бы удовольствия…       — А что плохого в том, что парень заработает? В конце концов, столько же берёт валютная проститутка, а здесь реальное дело и польза для всех, а не индивидуальные утехи. Но тебе, Марина, я удивляюсь. Тебе бы радоваться за то, что у Филиппа наметилось, а ты вместо этого мрачнее тучи…       — Значит, он здесь не останется, если там всё сладится? — у Марины уже не было сил таиться, и она выдала то, что преследовало её в последние минуты.       — А, вот ты о чём… Как сказать?.. Я думаю, что в ближайшее время всё же останется, но далее… сидеть здесь десятки лет, чтобы стажем наскрести на пенсию побольше, он, конечно, не будет. Но всё равно нехорошо: почему у тебя такая странная любовь? Ты дорогому человеку должна добра и успехов желать, а ты думаешь только о себе, только о том, чтобы видеть его почаще. Разве это настоящее? Смотри, он об этом догадается и не простит, будет всегда относиться с предубеждением. — Тут мысли Светы свернули в другое русло, и она, раскачиваясь на стуле, стала развивать иную тему: — Хорошо бы, если бы Филипп на эту работу нанялся. Можно было бы как-нибудь заглянуть к нему, пирожками собственного изготовления по старой дружбе угостить и заодно присмотреться, кто у него в подчинённых ошивается: авось, найдётся для меня подходящий вариант. Мне много не надо, я без претензий: и в гражданке могу, только бы был непьющий и чуточку симпатичный. Хочешь, вместе пойдём?