Развилка

      Тем временем у Филиппа с Лилией происходил разговор совсем иного рода. Филипп начал с того, что сжал лицо женщины в своих руках и стал осыпать поцелуями, в которых, несмотря на их страстность, угадывалась скорее радость, но не любовь.       — Благодаришь за сбывшееся пророчество? Ну перестань, волосы растреплешь… Скажи лучше, как вы решили с ним договориться.       — Просто люблю, и ты удивительная! Растреплю и соберу. А решили так: он будет звонить ближе к шести, чтобы я за это время успел подумать, и я должен буду сказать ему «да» или «нет».       — И ты, конечно, скажешь…       — Конечно, скажу «нет». — Филипп рассмеялся. — Ну да, да, конечно, «да».       — Телефон оставил?       — Точно. Кстати, насчёт телефона. Я там, в кабинете, о звонке не сказал, потому что, может, просто кажется, но, по-моему, Марина смотрела на меня с какой-то враждебностью, а до этого и Марио её что-то не очень восхитил. Ещё нагрубит по телефону… Или я просто мнителен?       — Нет, ты не мнителен, — ответила Лиля, принявшись за сигарету. — Он её восхитил и восхищал ровно до того момента, пока она не узнала, что у вас произошло.       — Она боится, что теперь наши дохлые свидания станут ещё более редки?       — Это первое, но главнее то, что её точит постоянный страх, как бы ты не ушёл из нашей конторки, как бы ей не потерять эту возможность тобой любоваться. Вообще, странная позиция: любоваться, то есть получать удовольствие, и ничего не давать взамен. Но есть и ещё одна причина, самая важная: ей невыгоден твой успех, ей претит твоё серьёзное дело — это всё означает обеспеченность, свободу, самостоятельность, возможность очень широкого выбора, это всё отдаляет тебя от неё. Она предпочла бы видеть тебя не то что скромным — кричаще бедным, нуждающимся, нищим, без весу, без роду без племени… Такого легче схапать, такому всегда будет что предложить, такой будет на неё молиться и, кроме того, даст ей повод порисоваться своей добротой, своим великодушием. Знавала я одну девицу, которая готова была в проститутки записаться и всю выручку милому отдавать, только бы он в столицу не уехал за деньгой… Ладно, учти, но сильно в голову не забирай. Когда Марио должен будет звонить?       — Сказал, что в без четверти шесть.       — Хорошо, буду курсировать возле телефона.       — Я надеюсь, что кабель обрывать она всё же не будет.       — Проследим на предмет порчи соцсобственности, хотя и я думаю, что до этого не дойдёт: Марина же не знает про звонок. А до этого проверю: мне всё равно подружке надо звонить. — Лиля, вспоминая что-то, морщила лоб. — А, вот что я ещё хотела… Постарайся блеснуть и своей фантазией, и своими знаниями, выложить сразу весь свой арсенал. Сперва, если кооператив новый, можно не помышлять об астрономических суммах: для начала главное — зацепиться и обеспечить продолжение, так что будь готов выложиться по-серьёзному, на все сто, а потом и крупнее денежка прибежит. Ну, а теперь неделовое. Как тебе Марио на внешность — понравился?       — Да, красавец и прикид что надо. А что ты на этом внимание заостряешь? — я ведь могу и приревновать…       — Абсолютно не к месту, а внимание заостряю потому, что меня поразило, как вы идеально друг другу подходите.       — В смысле?       — В смысле любовной парочки.       — Ну ты даёшь! По-моему, этот смысл только в твоей голове, но не в моей и не в его.       — Вот я и мечтаю о том, чтоб он оказался геем и тебя соблазнил.       — Ничего не понимаю. Зачем? Я тебе надоел, ты хочешь от меня избавиться и готова использовать для этого всё, даже извращённость?       — Да нет же! Ты пойми: две красоты — это так потрясающе, это красота в квадрате, в кубе! Только представь вас двоих вместе!       — Представил. Гадость, и счастье, что Марио ни в чём не замечен.       — Вот я и мечтаю, чтоб отметился, объяснился тебе в любви, растолковал всю прелесть этих отношений и вы пошли бы по жизни рука об руку…       — Да где тут прелесть? Да где тут твой интерес?       — Да ведь женщина всегда частично ориентирована платонически! Одна мысль о том, что вы могли бы быть вместе, вызывает у меня жгучее наслаждение!       — А ты сама как сочетаешь это и наши отношения?       — Очень просто. На себя я смотрю как на временное приложение. И по возрасту, и по семейному положению, и по неопределённости будущего. И по внешности мне тоже до тебя далеко (да не качай ты так негодующе головой!), но здесь я в таком абсолютном большинстве с другими, что это меня не особенно трогает. А Марио… Это настоящее, прекрасное, потрясающее, это не глупая тёлка, которая мечтает затащить тебя в постель, получить фиолетовый штамп, через год повесить тебе на шею не только себя, но и свой приплод и за это время отупеть окончательно.       — Мне кажется, если бы Марио тебя услышал, то без всяких церемоний отобрал бы шоколадку за одну возможность таких подозрений.       — Не подозрений, а надежд! Ты ещё глупый и ничего не понимаешь, но я тебя начну обрабатывать и убеждать в том, насколько это прекрасно. Ну, поехали обратно, я уже соскучилась по роже Лидии Васильевны.       — Ты что, заодно решила сменить и свою ориентацию? В таком случае заявляю, что у тебя очень дурной вкус.       Лиля весело расхохоталась:       — Нет, смотреть на её физиономию — удовольствие совсем другого рода. Она тебя недолюбливает, была невежлива с Марио — вот пусть и кривится от зависти, что по нынешнему раскладу дорогие моему сердцу пупсики так успешны…       Они уже поднялись на второй этаж, Филипп остановил Лилю у дверей кабинета:       — Теперь ты не будешь против того, чтоб я вложился по квартирному вопросу в кошелёк твоей знакомой? Нет, постой, у меня идея: можно снять квартиру! И как сразу в голову не пришло!       Лиля отрицательно покачала головой, с шумом распахнула дверь кабинета и возразила громко и категорически:       — Ни в коем случае, и не думай тратиться на глупости! Самая дорогая женщина для тебя — твоя мать, о ней ты должен подумать в первую очередь. Скоро Новый год, вот и приготовь подарок поценней, лучше из французской парфюмерии или косметики. Ну и папе, естественно, чтоб не обиделся: а то маме — «Шапку Наполеона», а ему — бутылку шампанского. Несправедливо, надо примерно равноценное.       Лиля остановилась у стола Марины, сняла трубку и набрала какой-то номер.       — Алло, Валя, привет! Да, я. Ничего, и вам того же. Слушай, нужна твоя консультация. Я видела на одном красавце обалденный джемпер из ламы. Ваши там не продают что-либо подобное? И не слышали? И даже к праздникам не отоварятся? Это значит, что и в валютке не найдёшь. Только так? Ну ладно, на всякий случай имей в виду.       Повернувшись к Свете, Лиля сокрушённо развела руками:       — Этот джемпер из ламы — определённо привозная вещь, скорее, из северной страны, так что в обозримом будущем одному Марио суждено в нём красоваться. Ну ладно, утешимся шоколадкой.       — Да, с мануфактурой сейчас проблемы, — согласилась Света. — Я на свою ангорку полторы зарплаты угробила. Сначала считала, что дорого, а потом оказалось, что приемлемо.       — Само собой, цены растут. Обыкновенная ковровка к пятистам подбирается.       — Обзавелись?       — Нет, чересчур пёстро и при зимней сырости непрактично.       — Лилия Андреевна, а я вас зимой представляю в светлой дублёнке. Я прав или как?       — Точно, а кто тебе раскрыл мои секреты?       «Рыскал по шифоньерам, чтобы время убить, пока Лилька жратву готовила», — зло подумала Марина, по-прежнему недружелюбно смотря на Филиппа.       — У вас глаза мистически сияют в отражённом дневном свете и волосы чёрные. Контраст с одеждой и со всем, занесённым снегом, вас должен был соблазнить на светлое.       — Прекрасно и правильно, но теперь свой вкус и свой ум ты должен сконцентрировать на ином. Кстати, — Лиля обвела всех озорным взглядом, — ставлю на голосование. Кому нравится Марио, поднять правую руку.       В воздух взметнулись три руки.       — Итак, большинство за. Между этим большинством и разделим после обеда шоколадку.       — Ура, давно на неё зубы точу. — Света теперь оглаживала себя по животу. — Марина, ты просчиталась со своей враждебностью.       — Марина, а почему тебе Марио не нравится? — тихо спросил Филипп.       — Красивая внешность, взятая отдельно, ничего не значит, — холодно ответила Марина. — Что касается остального, то я его не знаю. Марио может быть и хорошим, и подонком.       Филипп хорошо запомнил ответ, отнеся его и на свой счёт.       Демократическое большинство в едином порыве недоумевающе пожало плечами.       — Когда не знают многого, судят по тому, что известно, а это лежит на поверхности и является прекрасным. Впрочем, в твоих восхвалениях и обожании Марио не нуждается… как и остальные. — Лиля, довольная тем, что послала сигнал Филиппу, и тем, что последнее слово осталось за ней, резко перевела тему: — Так, что у нас сегодня на обед?       Света разглагольствовала о своих надеждах, Марина по-прежнему держалась настороженно-зло, но в целом остаток рабочего дня прошёл мирно: нежные вздохи Лилии исправно заглушали поднимавшуюся было воркотню Лидии Васильевны по поводу нещадно расплодившихся в последнее время воров-кооператоров. В половине шестого Филипп начал заметно нервничать и посматривать на Лилю. «Знаю, помню, спокойно», — как бы отвечала она своим взглядом.       Когда минутная стрелка подползла к девятке, Лиля встала, взяла в руки чайную чашку и остановилась у стола Марины, будто бы что-то соображая.       — Что вы стоите, как памятник советскому фарфору? — полюбопытствовала Марина.       — Да вот не знаю, стоит ли устраивать чаепитие. С одной стороны, заканчиваем через четверть часа, с другой, очень пить хочется. Копчёная рыбка сегодня была чертовски вкусная, но… всё имеет свою изнанку.       — Да, вы себя диетой не стесняете, — вздохнула Света, — а я от всего пухну как на дрожжах, особенно от жареной картошки.       — А я завтра паштет притащу! Импортный! Мама где-то по случаю раздобыла несколько банок, — Филипп разряжал своё ожидание пустой болтовнёй и тем самым удерживал Лилю на месте.       — Отлично! Картошка у нас в наличии ещё имеется? Света, учитывая твои комментарии, мы её жарить не будем. К паштету больше варёная подойдёт.       Раздался звонок. Лиля проворно схватила трубку, опередив протянувшуюся к аппарату руку Марины; интонации её голоса, напротив, оставались такими же ленивыми:       — Неужели Саша задерживается и сегодня не заедет? — и уже в трубку: — Алло! Добрый!.. Да, конечно, минуточку… Филипп, тебя к телефону. Кстати, шоколадка была отменной. Мы уже отведали и остались довольны. Передаю трубку.       Глаза Филиппа горели.       — Да! Здорово ещё раз. Узнал, узнал. Ответ? Всегда готов к увеличению жилого фонда. Можно, если тебе удобно. Тогда точно в шесть? Договорились.       Филипп подмигнул Лиле.       — Итак, встречаетесь?       — Да, он подъедет.       — Если выйдет из машины, разверни его ко мне. Впрочем, сама его окликну, полюбуюсь ещё раз на ваше сочетание.       — А что же чай? — поинтересовалась Марина, увидев, что Лиля поставила чашку обратно.       — Да пока закипит, пока нальёшь… Потерплю до дому.       К выходу в шесть Лиля спускалась вместе со Светой, пропустив Филиппа вперёд. Вишнёвая «шестёрка» стояла за Сашиной бежевой. Марио курил, прислонясь к дверце; лицо его озарилось улыбкой, когда он увидел Филиппа:       — Садись!       Филипп обернулся. На лице Лилии распускалась улыбка не печальнее.       — Будете проезжать мимо фотоателье, щёлкнитесь — подарите мне на праздники один экземпляр.       Марио кивнул, соединив этим жестом согласие и прощание.       — А что, это мысль! Ну, двинули! У тебя есть какие-то рестораны предпочтительнее или доверишься моему вкусу?       — Выбирай, но это неважно: у нас ведь деловые переговоры.       — Полезное неплохо и нередко сочетается с приятным. Против кавказской кухни возражения имеются?       — Нет, да мне всё равно. Кстати, ты не думаешь, что днём мне перекинул? Я пятьсот за четыре месяца получаю.       — Я же сказал, что тебя государство не ценит. В крайнем случае можешь рассматривать как частичный аванс.       — Ещё раз благодарю. Договорился насчёт аренды? Шеф после обеда заявился, так сиял как медный таз.       — С этим всё в порядке. А вот и ателье. Может, действительно, зайдём, щёлкнемся? Просьбы женщин, особенно хорошеньких, надо уважать.       — Давай.       — Надеюсь, любительница сладкого не имела в виду пляжный вариант, а то сейчас не по сезону…       — Мне кажется, она от него не отказалась бы. — Филипп рассмеялся. — Она не перестаёт тобой восхищаться, упирая на то, что красота плюс красота, то есть ты плюс я, равняется не двойной красоте, а красоте в квадрате и даже в кубе.       — Что ж, интересно. А как её муж на это смотрит? Это ведь муж подсаживал её в машину?       — Её муж сейчас занят тем, что устраивает какое-то предприятие в Москве, но оно что-то задерживается. Мне кажется, что теперь этот брак, когда-то, может быть, и заключённый по любви, — простое сожительство людей, удовлетворяющих друг друга и не тратящих время на беспредметную ревность. Вернее, ревность платоническую… фиктивную, что ли…       — Гм, тоже трезво. Эй, здесь есть кто? Будет время — как-нибудь заскочим ко мне, отснимем откровенную фотосессию, у меня где-то поляроид должен валяться.       — Зачем тратить время на пустяки?       — Отчего же не удовлетворить естественную очарованность? А что представляют две остальные? — Увидев вошедшего фотографа, Марио не дождался ответа, поясняя: — Нам наши дивные физиономии, достаточно крупно. В полный рост не надо, по пояс хватит, — и обвил плечо Филиппа, зацепив и положив его руку на своё собственное.       Щёлкнул фотоаппарат, Филипп полез в карман за деньгами, но Марио его остановил:       — Раз я тому причиной, счёт с меня, — обернулся к фотографу: — Я заскочу на днях, — и снова к Филиппу: — Поехали.       — Насчёт двух остальных, — возобновил брошенную тему Филипп, усаживаясь в машину и отмечая про себя, что не испытывает той неловкости, когда его подвозила Лиля: ну разве приличествует мужчине сидеть пассажиром, когда за рулём женщина! — Ты, естественно, не имеешь в виду того бомбовоза, который сидел в углу и зло зыркнул на тебя, осведомляясь, по какому вопросу ты прибыл?       — Нет, не имею. Это у неё постоянное или временами нападает?       — Хроническое. У меня с ней тоже постоянная напряжёнка. Она считает меня лоботрясом, бездельником, проходимцем, развратником… может, ещё кем-то, но я особо в это не вхожу, а тебя сразу записала в жульё, нечестно нажившееся на жутком деле в гнусном кооперативе, — в общем, грабитель с большой дороги.       — Класс! — захохотал Марио. — Будем печатать на исходящей документации весёлого Роджера!       — А, череп и кости. И на вывеске, то есть рядом, тот же пиратский флаг. Да, насчёт остальных. Блондинка у окна — Света, фигура ничего, но мордочка подкачала. Весёлая, с подколами, без претензий. Уже оповестила всех, что планирует заявиться на твою стройку с пирожками собственного изготовления и заарканить какого-нибудь рабочего — «непьющего и чуть симпатичного», как выразилась. Золотисто-русая — Марина. Симпатичная, добрая, но слишком высоконравственная. Мы с ней встречаемся изредка, — Филипп поморщился, — но, откровенно говоря, дохловато. Строит из своей девственности восьмое чудо света и пытается убедить в этом остальных. Хочешь, займись? Но предупреждаю: возни много, а результат сомнителен.       Марио отрицательно покачал головой:       — Спасибо, не надо. Кстати, если бы меня это интересовало, я выбрал бы брюнетку.       — Наличие мужа исключает дурные намерения замарать чей-то паспорт?       — Даже не это — в ней порода. Руки, ступни, лодыжки, узкая кость. И нет жеманства, кокетства, искусственности. Не пробовал закадрить?       Филипп прищурился.       — Ей сорок лет, у неё двое взрослых детей, а в будущем году она, вероятно, переберётся в Москву. Кстати, она ко мне хорошо относится: опекает, радеет и снабжает ценными советами, когда мы вместе накуриваемся на лестничной площадке.       Всё это относилось к истине, и, скрывая самую существенную её часть, Филипп не считал, что он врёт; отсутствие у Марио интереса к женщинам, скорее всего, объяснялось наличием целой шеренги обеспеченных красавиц, выстроившихся у порога и смиренно ждущих, на какую из них падёт выбор.       — Уважаю женщин, которые курят сигареты. Их, как правило, это красит. А шоколад ты любишь?       — Ага, — улыбнулся Филипп. — Лиля меня угостила.       — Значит, Лиля… Лилия… неплохое имя. Ну, теперь посмотрим, как ты относишься к несладкому. Вылезай, подъехали. Голоден?       — Есть немного. После рабочего дня.       По тому, как услужливо швейцар распахнул дверь, как гардеробщик принял одежду, почтительно осведомившись о здоровье, Филипп сделал вывод, что Марио здесь — частый гость, чьему приходу всегда рады. «Вот это жизнь! — думал Филипп. — Разъезжать на машине, вести деловые переговоры в дорогих ресторанах, быть равнодушным к женщинам, зная, что их впереди у тебя целая пачка… и позади, наверное, тоже. Он мог бы спокойно проживать родительские деньги и бездельничать — так нет, занимается делом. Конечно, отец ему помог, но и сам Марио не пустое место: с мозгами, энергичен, практичен. Безусловно, надо за него зацепиться».       — Ты о чём задумался?       — О тебе. Обычно, когда видишь человека из обеспеченной семьи, легче всего представить, что после института он будет бить баклуши и отлынивать от любой работы: родители и прокормят, и оденут. А ты совсем другое дело: уже на работе, уже с проектами. Не возникает соблазн иногда побездельничать?       — Нет. — Марио пожал плечами. — Сейчас жизнь меняется, не то время на дворе, чтобы в обозримом будущем всё катилось по наезженной дорожке. Потом, родители не вечны, старое поколение дряхлеет, машина, как и одежда, изнашивается, деньги обесцениваются. Не работать сейчас — обрекать себя на сомнительное будущее: просто разленишься, труднее будет взяться за дело, будешь откладывать начало под разными предлогами. Протянется так несколько лет, и обнаружишь, что всё стоящее растеклось по другим предприятиям, уплыло в чужие руки. Реформы тем и хороши, что рождают новые возможности, но эти возможности кратковременны. Или хватай сейчас, или останешься ни с чем.       — Ну да, верно. А реформы… ты их приветствуешь?       — Нет, всё глупо и безалаберно, всё продажно, всё идёт к развалу. Естественно, не с меня это началось, спасти или исправить ситуацию я не смогу, и мне остаётся одно: сохранить свою собственную шкуру и, насколько возможно, оказаться не выкинутым на обочину.       Выкладывая меню, официант, как и остальные, льстиво улыбался и осведомлялся о делах.       — Всё в порядке, если нынче у вас осетрина не второй свежести.       — Да как можно… для вас-то!       — Хорошо. Ты выбрал что-нибудь или доверишься моему вкусу?       Филипп решил не корчить из себя завсегдатая ресторанов:       — Раз ты здесь регулярно бываешь, положусь на тебя.       — Значит, так: на закуску салат оливье, бутерброды с красной и чёрной икрой…       — Чёрную паюсную, как обычно?       — Мне — да, а ты какую больше любишь?       — Паюсную: она вкуснее.       — Во-во… единомыслие за столом приятно. Далее балык, эта зелень — армянская маринованная — у вас осталась?       — Ну конечно.       — Тогда её и сырно-мясную нарезку. Брынза, голландский, буженина, бастурма и пряные венгерские колбаски: добавим к востоку Европу… На первое — суп харчо, на второе — шашлык из баранины и осетрины — по вертелу на брата со всем сопутствующим: лимон, нар-шараб, сумах и репчатый лук с мелко нарезанной зеленью и сумахом. На третье… ты кофе или чай предпочитаешь?       — Чай.       — И тут едины… Чай с лимоном, восточную выпечку, рахат-лукум и сухофрукты, по рюмашке ликёра и кагора. Ты кислое молоко любишь?       — А что это такое?       — Типа простокваши, только с небольшой кислинкой.       — Можно попробовать.       — Значит, мацони. На этом закончим. Хлеб белый, пару ломтиков чёрного, французские булки к первому и чурек ко второму. Напитки… крепкие употребляешь?       — Нет, не стоит.       — Ну и прекрасно. Бутылку шампанского, бутылку белого, бутылку красного. Всё сухое, красное — марочное азербайджанское. Пепси-кола и фанта. Так, сигареты… — Марио хлопнул себя по карману. — Сигареты не требуются. Вроде всё изложил.       — Закуска через десять минут вас устроит?       — Устроит.       Официант поклонился и унёсся. Филипп только мысленно присвистнул.       — Давай закурим для начала. Между сменой блюд — краткие комментарии, за чаем обсудим подробно.       — Договорились. Ты часто здесь бываешь?       — В основном по делам, иногда на праздники, если мама готовить не хочет. В следующий раз пити и плов закажем — пальчики оближешь, здесь всё вкусно… Чёрт, оказывается, я голоден как волк.       — Само собой. Целый день в разъездах. Я в конторе сижу — и то после работы уплетаю за милую душу. А эти отделочные работы… Пока, как я понимаю, переговоры и проект, а когда ориентировочно начало практики?       — Ближе к Новому году. В обозримом будущем на тебе бумажная работа и болтовня, а в декабре уже придётся бегать резво. Не пугает?       — Нисколько, наоборот, спортивный интерес пробуждается. Я хотел сказать, что у меня дома с институтских времён остались кое-какие чертежи — можно посмотреть.       — Отлично, поедем к клиентам с готовеньким. Если их устроит, потребуется только пересчитать на другую площадь. А когда можно организовать доступ к твоим гениальным идеям?       — Да хоть сегодня после обеда.       — Твоим не помешаем?       — Напротив, будут рады, а мать и вообще разохается… Понимает, что ерунда, которой я сейчас занимаюсь, мне не нравится.       — Нет худа без добра: калькуляция в нашем деле часто встречается.       В перерывах между сменой блюд Марио давал краткую характеристику объекту, курсивом выделяя то, что должно было перейти под личную ответственность Филиппа; за чаем на стол легли общий и индивидуальные чертежи. Дома для клиентов, коим предполагалось представить эксклюзив, выгодно отличались от других двухэтажной высотой и крупными размерами.       — Вот основное поле твоих дерзаний. Конкретно за этим, — красивые длинные пальцы Марио легко скользили по бумаге, — контроль осуществляется прекрасной половиной будущего хозяина. Прекрасная половина питает особое пристрастие к дереву — убедим её на стопроцентную обшивку. А у владельцев этого домика усиленный спрос на пышность — потребуется меньше изысканности и больше блеску. И тут, и там на камины обращай особое внимание.       — Понятно, а насчёт блеска… пойдут парчовые драпировки?       — Можно даже с бахромой — только громче заохают, — ухмыльнулся Марио. — Так… здесь тоже допускаются разные завитушки и зеркальные потолки.       — Вплоть до зеркала над камином, очерченного по периметру тонкими золотыми линиями?       — Ага, и никто не бросит упрёка в аляповатости: что-то подобное в каком-то дворце в Восточной Европе сверкает.       — А насчёт предыдущего… парчовые драпировки — тогда и портьеры из того же, и мебель должна быть обита той же тканью.       — Точно, предупредим, чтобы скупили весь текстиль, но тебе париться в связи с обстановкой не надо: интерьером занимается моя мама. И тут не придерутся: дизайн она изучала в итальянском институте, диплом имеется.       — Здорово! У вас прям семейный подряд.       — Хочешь жить — умей вертеться.       — Точно. А сантехника? Кафель, подвесные потолки и доминирующий тон в зависимости от вкуса заказчика?       — Как и размер плитки, и узор: геометрия, цветочки, пупырышки… Магазины, в основном, комиссионные, сейчас активно расширяют ассортимент. Если есть деньги, ограничений в выборе не будет. Так… Хозяин этой хатки одержим ненавистью к мебели и симпатией к современному стилю. Плиточные потолки, встроенные шкафы-купе, подсветка стен от узких парапетиков снизу и здоровая ваза с пуком камышей у псевдокирпичной поперечной кладки.       — Одна на гостиную будет смотреться дико.       — Правильно мыслишь, разведка. Убедим в необходимости дополнительных перегородок. И для него шик, и для нас деньга. Ну, для начала хватит. Теперь научная организация труда… Было у нас несколько копий, но все разбежались по кабинетной бюрократии, а у тебя непременно должна быть хоть одна для наглядности и размеров. Когда сможешь перечертить?       — Дай ещё раз взгляну на объём. — Филипп выбрал проекты, по которым Марио описывал предварительные прикидки. — Через два дня, в темпе — послезавтра, в аврале — завтра. Как, устраивает?       — Не форсируй — два дня, но только не теряй!       — Ты что! Как зеницу ока: даже от предков в чемодан запру.       — Ну, это не потребуется. Чёрт, никогда не напиваюсь ни вином, ни пепси-колой, — сменил Марио тему, щёлкая пальцами и подзывая официанта: — Организуй ещё один чай с лимоном. А тебе?       — Да, можно.       — Тогда два.       Официант, понимающе кивнув, моментально исчез. Филипп оторвал взгляд от блокнота, в который дописывал комментарии Марио к номерам чертежей.       — У тебя домашний телефон имеется? — спросил Марио, предлагая Филиппу сигарету.       — Да. Запишешь?       — Диктуй. Твои не будут против, если я от вас позвоню и кое-что уточню?       — Нет, конечно. О чём речь.       — Договорились. Тогда можешь распалять воображение на более определённые темы. Плюс твои уже имеющиеся проекты, плюс… держи пару журналов, просмотришь на досуге, может, и там что-то подходящее найдёшь. В общем, даст бог, раскрутимся в ближайшем будущем.       — А когда намечается объезд клиентов с предварительными вариантами?       — Сейчас прикину. Если после праздников возведение стен, то уже через две-три недели можно начинать. Потолок, стены, пол. Материалы можно заказать чуть пораньше. Дней за двадцать управишься?       — Да, и по мере продвижения оставшаяся часть…       — Постепенно буду посвящать. Постарайся избегать повторений. Комбинаторика и разнообразие всегда приветствуются. Ну, пока хватит о делах. Заканчиваем сладкий финал.