Развилка

      Во вторник Левитины в полном составе прибыли в аэропорт встречать старшую сестру Лауры. Никогда не бывавшая прежде в Союзе, но постоянно рвавшаяся в Благин, чтобы посмотреть на своего драгоценного племянника, Сара видела в нём своё продолжение не меньше, чем истинная мать. Бездетная и незамужняя, имевшая в молодости несколько романов, по каким-то полузабытым причинам не перешедших в семейную жизнь, она нисколько не тужила в своём одиночестве, потому что с утра до вечера была занята хлопотами по наблюдению за своим обширным хозяйством, расширению и дальнейшему процветанию его. К мужчинам она относилась так же, как к дойным коровам, и считала, что, пользуясь ими, держать их всё-таки лучше на расстоянии, а не у себя под носом: никто из них не стоит и выеденного яйца, собственные же курочки-несушки у неё самой в избытке. К курочкам прибавлялись индюшки и гуси, к коровам — свиньи, козы и овцы, к животноводству — земледелие, к продукции из всего этого — её переработка. Чем Сара только ни занималась на ферме! Как она удачно этим занималась, если практически никогда не обращалась с предложениями о поставках добытого и произведённого в магазины! Она обеспечивала несколько тысяч клиентов наборами экологически чистой, свежайшей, с грядки и с ветки, гаммой овощей и фруктов: помидоры и огурцы, картофель и лук, капуста и салат, вишня и черешня, смородина и земляника, яблоки и груши, апельсины и лимоны неизменно целый год наполняли объёмистые корзины и развозились в ближайшие городки и Анкону. Для мяса были оборудованы два небольших сосисочно-колбасных цеха и коптилка, для молока устроены сепаратор, маслобойня и сыроварня, излишки овощей и фруктов перерабатывались в маринады, варенья и компоты и вместе с сардельками, колбасами, сырами, сметаной и маслом также исправно поставлялись городским ленивцам. Под пшеницу была отведена небольшая площадь, но Сара преуспела и здесь: наткнулась как-то на упоминание о средневековой пекарне, воспроизвела её точную копию и пекла хлеб образца 1672 года. Слава о хлебе распространилась мгновенно, желающие его отведать частенько заезжали сами, приворожённые магическими цифрами «1672», и оставались неизменно довольны, хотя хлеб и походил на обыкновенный, и стоил в два с половиной раза дороже («Чего же вы хотите: производительность в пору тех цифр была далеко не нынешней, а попробуйте сегодня вместо „Фиата“ держать собственный выезд — во сколько дороже это вам влетит, не думали? То-то же…»). Хлеб разбирали ещё в первой половине дня.       Остальной мукой с мельницы, остатками фруктов, молока, масла, сметаны и яиц Сара снабжала кондитерскую фабрику в Анконе, которая существовала самостоятельно, не входя в гигантские пищевые концерны, и была вольна в выборе поставщиков и в количестве произведённой продукции. Фабрикой заправляла заметно высохшая на середине шестого десятка блондинка. Сара завидовала её лоску, красавцу-любовнику и цвету волос, блондинка отвечала взаимностью, оценивая белизну и свежесть Сариного лица, избыток здоровья, недостающие года и счёт в банке. Поединок заклятых подруг шёл с переменным успехом: то русокудрому красавцу Джанлуке покупалась новенькая машина, его престарелая владелица обвешивалась оставленными давно почившим мужем бриллиантами, садилась в автомобиль рядом со своим зеленоглазым чудом и по пути в ресторан заезжала за скучающей Сарой; то, пресытившись обкаткой обновки, молоденький красавчик под предлогом фотосессий сбегал к очередному любовнику; то коровы начинали доиться ударными темпами, то на тех же основаниях Мануэла упорно торговалась, сбивая цены на сметану; то, заскучавши сама, начинала страдать от мигрени и прочей хвори, скорее придуманной, нежели существовующей реально, — и Сара, накупив целый набор микстур и антибиотиков, заявлялась в апартаменты хандрящей компаньонки с сумкой, могущей поспорить объёмом с любой из развозимых корзин. Одни и те же причины приводили к прямо противоположным следствиям — ну как тут было не порадоваться жизни!       И вот теперь Марио, Сарина родная кровь, вырос и оформился в статного красавца. Сара могла не слать ему дорогие игрушки и видеоприставки, а привозить аппаратуру и бриллианты. Впрочем, Марио она любила не в пику кому-либо, а совершенно бескорыстно. Обе женщины дожили до такого возраста, когда больше задумываешься не о том, что у тебя есть, а о том, что и кому от тебя останется. Марио был плотью Сариной единоутробной сестры, один сперматозоид Валерия, по Сариному мнению, бесспорно терялся в трёхкилограммовом младенце и растворялся практически без остатка в теперешних шестидесяти пяти килограммах. Она встретила племянника с чисто итальянским темпераментом и чуть не задушила в объятиях:       — Ох, Марио, родненький, какой же красавец вырос! Ох, на полголовы выше! Иди же, иди обними свою родную тётю! Лаура, сестрёнка! Валера, зятёк!       Багаж Сары не уступал её живости, и мужчинам пришлось изрядно повозиться, чтобы разместить в багажнике и на заднем сиденье три больших коробки, одна из которых была особенно велика, и три чемодана, один из которых даже Марио поднимал с заметным усилием. Сару посадили вперёд, отец сел за руль, Марио и Лаура с трудом поместились сзади, теснимые не вошедшим в багажник грузом. Болтали без умолку. Марио свободно владел итальянским, на котором с ним периодически общалась Лаура, Валерий Вениаминович прекрасно понимал разговорную речь, но в разговор вклинивался коротко, опасаясь за свой акцент, Сара усердствовала неустанно, любовалась и восхищалась красавцем-племянником и время от времени с любопытством поглядывала в окна, осматривая улицы и будто отыскивая на них что-то. Так и не найдя этого, она наконец поинтересовалась:       — А медведи где?       — Какие медведи?       — Обыкновенные, коричневые. Разве они у вас по улицам не ходят?       Все дружно заржали.       — Тётя…       — Да какая я тебе тётя! Просто Сара!       — Но, Сара, медведи у нас по улицам не ходят!       — Это сейчас, а когда стемнеет?       — И тогда нет.       — Надо всё-таки поискать. У меня на ночь программа обширная: завтра ваше Рождество, хочу службу посмотреть. Церковь от вас недалеко?       — Рядом, устроим, я провожу. Только праздничная служба долго идёт, ты устанешь, тем более с дороги.       — Ни капельки! У нас же с вами разница в два часа, но ты лучше дома сиди, я кассет набрала, отсмотришь, а в церковь мы с Лаурой пойдём. Может, ночью медведи и появятся.       — Увы, придётся тебе разочароваться…       Приехав, сёстры поднялись первыми, отец с сыном задержались минут на двадцать, управляясь с коробками и чемоданами.       — Всё втащили? Вот молодцы!       — Сара, голодна, наверное? Я сейчас с обедом…       — Нет, это подождёт. Давайте сначала с багажом разберёмся. Марио, Валерий, давайте распаковывать. Сперва вот эту.       В самой большой коробке стоял здоровый, дюймов на тридцать по диагонали, телевизор. Сара продолжала командовать:       — Пульт вытащите. А теперь подсоедините антенну и нажмите «search» — он отыщет все каналы и лучшую настройку в память забьёт, чтобы при переключении не возились. Так, это видео с полной программой и всякими функциями: стоп-кадр, замедленный повтор, двухскоростной поиск назад и вперёд, покадровое воспроизведение. Пульт можно из полиэтилена не вытаскивать, меньше пыли наберёт. Музцентр с магнитофоном, радио и лазерной вертушкой, на неё тоже программа: проигрывание по желанию в заданной последовательности.       Марио обалдел: плеер с компакт-дисками по тем временам был в Союзе вещью практически неслыханной и недоступной.       — Сара, ну ты отличилась! Зачем так пышно?       — А как же иначе? Родная кровь! Вот какой красавец удался! Как не порадовать племянничка! Теперь с чемоданами. Этот сразу на кухню.       В самом тяжёлом чемодане была еда. Семья с восхищением рассматривала самодельные сыры и колбасы, доставаемые тётей, ветчину, молочное, сладости, фрукты, ликёры.       — Это сырые, полуфабрикат. Плёнку в паре мест проколоть — и на железку, на огонёк. Пальчики оближете. Ветчина из магазина, готовая, а сметанка собственная, вино тоже своё. Держи, так поставь. Это йогурты, в посылки раньше не клала, боялась: всё-таки жидкость.       — А что это?       — Типа сливок с фруктами. Лаура, масло возьми, тоже своё. Видишь, Марио, что у Сары за хозяйство! Вникай, как-никак наследник.       — Сара, я надеюсь, что в течение ближайших пятидесяти лет мне об этом вспоминать не придётся.       — Спасибо, спасибо, но держать в уме всё-таки следует. Все под богом ходим, у вас сейчас обстановка неясная. В любом случае, если тут дела не пойдут, собирайтесь и к нам, к теплу, на солнышко. Вместе будем фермой управлять. Воздух там — красота! Соусы к спагетти, ликёр. Жаль, пиццу не рискнула взять… С шоколадом вы уже знакомы, но здесь побольше и поразнообразнее.       Извлечённые из серванта вазы и лодочки быстро заполнились «Марсами», «Твиксами», «Сникерсами», «Баунти» и «Милки Веями», «Милками» и «Виспами», всевозможными батончиками с молочными наполнителями, тонкими ломтиками кексов в блестящих упаковках, конфетами с двух- и трёхслойными начинками, суфле и прочим. Рядом поставили коробки с «Ферреро» и «Рошер», печенье в шоколаде и печенье со сливочными прослойками, рулеты с кремом, клубничным, малиновым, абрикосовым джемом. «Действительно, родная кровь: со всей широтой к тем, кого любят», — думала Лаура, вспоминая хлопоты Марио перед Новым годом.       — Ой, фрукты! Откуда?!       — Не мои — из магазина, а там — то ли из рефрижераторов, то ли из Египта. С этим управились. Осталось всего-ничего: пара чемоданов.       — Сара, ну как тебе не стыдно! Разве можно так тратиться!       — И, сестрёнка, одно удовольствие! У вас этого пока нет, а у меня, кроме вас, никого нет. В могилу всё не утянешь, куда про запас копить, а Марио — ангелок синеглазый. Худенький, весь в заботах, всё в разъездах по кооперативным делам, вы же звонили, знаю — пусть набьёт пузико. Теперь к зрелищам. — Сара потащила всех к оставшимся чемоданам. — Это видеокассеты. Порно не привезла: боялась, что на таможне тормознут. Блокбастеры, ужасы с колдовством, комедии, фантазии на псевдоисторические темы. Всё на итальянском, но вы разберётесь. Это музыка — рок, немного диско, итальянцы — мне по сборке записали, по твоим указаниям. На компакт-дисках то же: «Bon Jovi», «Europe», рок-классика, диско, подборка из последних Сан-Ремо. Вечером оценишь: прослушаешь, посмотришь, заодно и с пультами освоишься. Осталась только одежда.       Львиная доля из оставшихся полутора чемоданов предназначалась для Марио: ему достались джинсы, вельветки, кожаные штаны, прекрасный спортивный костюм с кроссовками «Puma», футболки аргентинской и итальянской сборных, ведущих европейских и латиноамериканских клубов, великолепные свитера, диковинные рубашки, укороченная, до середины бёдер, изящно расклешённая книзу дублёнка, такая мягкая на ощупь, что так и тянуло в неё облачиться. Для Лауры выкладывались украшенные чешуёй, стеклярусом и бисером, увешанные жемчужными висюльками кофточки и джемпера.       — Обувь не взяла: чтобы впору пришлась, на месте мерить надо. Мужские костюмы тоже: испортились бы, если бы помялись. Тебе, Валера, рубашки и свитера посолиднее, пуховик и стёганка, чтоб на воздухе по кооперативным делам зимой не замерзал. — Стараясь не обращать внимание на общее смущение, хотя втайне и довольная им, Сара приступила к финалу, для чего взяла свою сумку: — Марио, солнышко, закрой глазки. Закрой, закрой. А теперь открой. Идеально, как раз под глазки.       Марио обалдел вторично: тётка надела ему на шею колье из сапфиров с бриллиантами.       — Тётя, ну разве так можно! Драгоценности, транжиришь!       — От себя не отрываю, на курочку со сметанкой останется, не волнуйся. Ну, красавец! Ох, удался, а кожа-то! А фигурка! И бабам, и мужикам смерть! Теперь не успокоюсь, пока в Италии, у себя дома не увижу. Помни, что в марте обещал.       — Обязательно, обязательно. Только отделка осталась в нескольких домах, с остальными потихоньку распрягаемся.       — Свозите, полюбуюсь на ваше строительство. — «Свозите» перевело Сарины мысли в другое русло: — Не сообразила с машиной. У вас одна на семью и не ахти: мы на таких пятнадцать лет назад разъезжали. А Марио-то уже двадцать два! Вернусь в Италию, куплю «Форд» или «Мерседес» и перешлю.       Мечты Марио вознеслись до небес: иномарка, каких в городе считанные единицы, да и то у консульств!       — А разве это возможно? Как ты её перегонишь?       — Зачем же гонять? Погрузить в контейнер, а там на пароме или сухогрузом доплывёт. Город у вас портовый, о расписании сообщу, к выгрузке приедешь, распечатаешь и пошлину уплатишь, а потом позвонишь: если вдруг много сдерут, пришлю перевод, чтобы всё от меня было. Только тут уже Валера должен смекнуть, как оформить, чтобы валюту получили, а не рубли: ещё выдадут по курсу — потеряете впятеро.       — Да нет, Сара, с переводом не волнуйся. Мы прикопили немного, с растаможкой управимся.       — Ну и славно, что для сына стараетесь. Вот наследничку-то и будет капать двойной капиталец: и от родителей, и от тёти. И сам старается, люблю деловых. Жаль, дед с бабкой в могиле лежат, но ничего: с неба полюбуются.       — А тебе сейчас предстоит полюбоваться и отведать обед в русском стиле: закуски, водка, борщ, поросёнок с кашей, осетрину, пироги с мясом, чай с мёдом. Кормить будем до отвала, никакие возражения не принимаются. Сиди, сиди, я сама. — И Лаура скрылась на кухне.       — А через пару деньков свозим тебя в ресторан кавказской кухни. Изучишь географию всего Союза в пищеварительном разрезе. — В ожидании Лауры отец подсел к столу. — Вот только с погодой не угадали: вместо крещенских морозов обещают лёгкий снежок.       — Видно, к моему приезду смягчили. Я ж и на стройку к вам собираюсь, решили не морозить. А дача ваша за городом?       — Там. И её покажем. А что это ты вроде как в уме что-то прикидываешь?       — К лесу близко?       — Сотни две метров.       — Поедем обязательно. Там-то точно медведи должны быть.       Сара обладала неистощимой энергией. Ко второй половине следующего дня она успела побывать на службе в церкви, накупить сувениров, попариться в баньке и обойти множество торговых точек. Содержимым государственных магазинов она осталась крайне недовольна, ассортимент продтоваров вообще привёл её в ужас, немного успокоилась она, лишь осмотрев базары и комиссионки, но, сравнив цены, тоже осуждающе покачала головой, а в половине третьего уже восседала за столом и уминала полюбившиеся осетрину и икру.       — Прелесть какая! У нас тоже продают, но с этой не сравнить.       — А у вас продают из севрюги или из белуги.       — А эта?       — А эта из других осетровых, и название у неё другое — «паюсная». И способ приготовления отличается: её же и моют, и солят.       — Потрясающе! Жаль, что увезти нельзя.       — Да, на таможне любую остановят, так что заправляйся.       — Великолепна. И осетрина. Но в остальном обеспечение у вас, прямо скажу, из рук вон плохо. Какая же перестройка, какое ускорение — это развал и полная деградация! При этих прилавках у нас уже бы десять правительств смели и три революции устроили, а здесь только за водкой очереди стоят.       — Не всё так плохо. Мы уже привыкли к тому, что в магазинах ни черта, и ловчим: знаем, где что достать. Кто по знакомству, кто из-под полы, кто на толкучке, кто у магазина к открытию дежурит. В холодильнике же всё имеется, добыть можно.       — Но слова странные: «достать», «добыть». Это должно открыто продаваться, чтобы регулярно отовариваться и не бояться, что в какой-то момент чего-то не найдёшь. Вот вы, например. Жилищное строительство, фирма, по нашим меркам — верхняя прослойка среднего класса. У вас должны быть две виллы, две-три приличных машины, даже если бы Валерий один работал, возможность несколько раз в год выезжать в отпуск. В Швейцарию — на лыжах покататься, на Канарские острова — на солнышке погреться, в Латинскую Америку, Таиланд — на мир посмотреть.       — Не волнуйся, Сара, может, постепенно и доберёмся. То, чего у вас нет по сравнению с нами, — неосвоенные рынки. То же строительство, торговля, лёгкая промышленность. Этот всеобщий кризис тем и хорош, что предполагает возможность и действовать, и развиваться и, в отличие от вас, двигаться ударными темпами, пока ни один сегмент не насыщен, — успокаивал Валерий.       — И, кроме того, дача у нас уже имеется, — улыбаясь, добавил Марио. — Сойдёт за треть виллы.       — На дачку-то когда свезёте?       — Да хоть сегодня, — вмешалась Лаура. — С ночёвкой останешься?       — Обязательно. И глаз не сомкну, пока медведя не увижу.       — Ну, это только в зоопарке. Что у нас там в холодильнике? Марио, ты когда последний раз заезжал?       — Недавно, всё в порядке, только хлеб купить. Кстати, — вспомнил Марио и сбегал в свою комнату за бумажкой, — я в воскресенье в ресторане сидел, так они телефончик дали. Звоните — и доставят на дом. В любое место, в любое время. Можете хоть сейчас на вечер заказать.       — А, отлично, давай. Сара, ну как, проживёшь несколько часов без племянника? Надо же ему друзей пригласить, видео посмотрят, музыку послушают.       — Святое дело, пусть остаётся, перетерплю. Но в марте сто процентов в Италию!       — Двести, Сара, двести.       Перед отъездом Лаура, улучив минутку, зашла в комнату Марио:       — Я специально… Филиппа пригласишь?       — Я так и понял.       — Только бриллианты не надевай, хорошо? Пока это ни к чему.       — Знаешь, по-моему, ты оказалась права. После Нового года у него в отношении ко мне появился какой-то холодок, смахивающий на неприязнь.       — Раз зацепило, продолжай. Неприязнь от мелочности души, более добрый повёл бы себя по-другому. Дави на его злость — пусть перегорит и тем, что осталось, удобрит мозги — авось, и креатив вырастет… Только постепенно. Пока ни бриллиантов, ни долларов не показывай. Приставать и склонять, думаю, тоже не надо, ограничься намёками.       — Сделаю, великий психолог! — Марио поцеловал мать и прикрыл в секретере пачку долларов (они теперь хранились в разных местах) привезёнными Сарой блоками сигарет.