Увлечение.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сердце стучит, громко и звонко колотится, повторяя ритм барабанов. Все закончилось, а прийти в себя кажется до сих пор чем-то непосильным. Девушка стоит над Крисом, прикладывает влажные салфетки к кровоточащей мужской губе, которая с каждой минутой все больше и больше набухает. Чувство вины, противное и тягучее, растекается по всему телу, стискивает невидимыми оковами органы и заставляет задыхаться. Одетт понимает, что кровоподтеки, разбитая губа и наливающийся синяк под глазом — ее вина. Магнуссон молчит, просто убирает кровь с чужого лица, а он все смотрит на нее. Чертов Шистад пристально разглядывает ее, не понимая, почему ввязался в эту стычку, заведомо понимая, что не выиграет. — Я так больше не могу, — не выдерживает шатенка, выбрасывая очередную салфетку с алыми пятнами в урну, — прекрати пялиться, мне это на нервы действует. — Да что ты говоришь, красавица? — его ладонь быстро оказывается на женском запястье, обхватывая его и чуть сжимая. — Я не просила тебя о помощи, — с вызовом отвечает Дэт, а зеленые глаза вспыхивают в сумерках, — да и к тому же, разобралась бы сама. — Ты можешь проявить хоть немного уважения?! — русый вскакивает с лавочки, обхватывает ее плечи руками, немного встряхивая для большего эффекта. — Ты этого не заслуживаешь, — выплевывает ему в лицо младшая Магнуссон, — и не смей ко мне прикасаться. Шистад в ответ лишь молчит, пытается всмотреться в эти два зеленых омута, отыскать внутри хоть что-то человеческое. Он ее спас, рисковал жизнью, а в ответ даже элементарного «спасибо» не услышал. Разве обладательница таких теплых глаз может быть такой сукой? Крис видел много девушек в своей жизни, но так не вели себя даже самые крепкие из них. Все ему сдаются: рано или поздно. Но отчего-то именно эта стервозная девица держится неприступной крепостью, которую ему все больше и больше хочется покорить. Запретный плод сладок. И это совсем не порок, что ему даже сейчас, после всех ее сказанных гадостей и колкостей, хочется лишь одного — попробовать пухлые, в данный момент чуть приоткрытые губы на вкус. Одетт Магнуссон — стерва, просто конченная сука. Она знает, что обязана ему, чувствует вину и стыд, но никогда не покажет этого. Показывать любые эмоции, помимо гнева и раздражения, для нее было чуждым. Темноволосая не изменяет своим привычкам: выводит его из себя, сама и не понимая зачем. Просто линия защиты, выбранная еще давно, в далеком детстве. Магнуссон нападает, а не становится жертвой нападения. Это правило укоренилось в мозгах, въелось в кожу и забилось под фаланги пальцев. Никуда уже не деться. Она — черствая, колкая и неправильная. Такой была, такой и останется. Ночной кошмар, в обличье самой сладкой мечты. Кристофер Шистад этого не понимает, с каким-то нездоровым упоением представляя, как пробивает брешь и завладевает прекрасной принцессой. Одетт плевать, пусть тешится мнимыми грезами. Ее не сломать, ведь металл течет по венам, а сталью отделаны внутренние принципы. Непреклонна и несгибаема. Самоуверен и решителен. Но, сейчас, когда напряжение между ними можно резать ножом, а влажные салфетки из упаковки заканчиваются, сил спорить и выяснять отношения не осталось ни у него, ни у нее. Пара на последнем выдохе плетется к машине, смакуя момент приближающегося конца. Всю дорогу молчат, даже когда заезжают купить по сэндвичу. В салоне витает запах тунца и сыра, а вместе с ним усталости и облегчения. Крис говорит, что салат, который торчит из-под зажаренного хлеба, похож цветом на ее глаза. Одетт в ответ лишь матерится и чертыхается, ее глаза — два изумруда, драгоценные металлы, ну уж никак не ингредиент из их импровизированного ужина за пятьдесят крон. Шистад начинает хохотать над бурчащей Магнуссон, но тут же закашливается, сплевывая на белоснежную салфетку кровь. Оди закусывает губу и отводит глаза. Кристофер это замечает, отголосок радости вспыхивает где-то внутри. Ей не все равно. Кажется, намертво стоявшие кирпичи начинают превращаться в мелкую крошку. Дэт выходит из его машины, ничего не говорит и даже не поворачивает головы. Бедра призывно покачиваются из стороны в сторону, заставляя Шистада облизать губы от предвкушения. Скоро эти самые бедра будут в его полной власти, осталось лишь немного поднажать. Кристофер уезжает, а Магнуссон не торопится зайти в квартиру, где брат тут же накинется с расспросами и чрезмерным беспокойством. Та останавливается на пол пути, достает из кармана пальто пачку с сигаретами. Белая палочка с кремниевым кончиком тут же оказывается меж тонких пальцев, а после и во рту, где-то за всей этой возней и суматохой слышится щелчок зажигалки. Магнуссон глубоко вдыхает табачный дым, хочет, чтобы яд добрался до глотки, спустился по пищеводу и отравил все внутри. Хочет чувствовать что-то помимо вины и стыда. Пускай боль, но все же. Выдыхаемые клубни быстро рассеиваются ночным ветром, что беспощадно бьет по ребрам и заставляет трястись. Ей все равно, ведь хочется курить просто до одурения. После: тошнотворный запах духов поверх одежды, только бы не чувствовалось табачного дыма. Вильям не будет рад такой находке, а может и вовсе отцу расскажет. Тогда уж точно проблем не оберешься. Каменное лицо, сжатые до побелевших костяшек ладони в карманах. Нужно просто пройти мимо брата, юркнуть в комнату и закрыться изнутри. Магнуссон настолько устала за этот день, что сил на рассказы или объяснения просто неоткуда взять. К тому же, Дэт надеялась, что Шистад не побежит хвастаться своим героизмом перед друзьями. — Где ты была? — темноволосая не успела даже внутрь зайти, как на на нее посыпался бурный поток вопросов. — Нигде, — отрезала зеленоглазая, отпихивая брата в сторону и направляясь в свою комнату, — поговорим завтра. Щелкает замок. Сумка летит в угол, кажется, из нее даже вылетают несколько тетрадок. Ей все равно, ведь все, чего сейчас хочется — горячий душ. Запах немытого тела того бродяги, запекшаяся кровь Криса под ногтями и табачный дым — не самое приятное амбре для юной девушки. Одетт тошнит, буквально выворачивает наизнанку, стоит только вспомнить сегодняшний день. Но Магнуссон не хочет думать об этом сейчас, решает отложить мысли в дальний уголок сознания и подумать об этом завтра.

***

Настойчивый стук в дверь. Один. Второй. Третий. Зеленоглазая натягивает одеяло на голову, только бы не слышать этого звука. А Вильям все не унимается, барабанит по дереву как сумасшедший, даже и не думая останавливаться. Упорства у семьи Магнуссон не занимать. В итоге, сквозь четвертичный мат и всевозможные проклятья на разных языках, шатенка заставляет себя открыть ему и впустить внутрь. — Дэт, ты на часы смотрела? — парень вихрем влетает в комнату сестры, злобно на нее поглядывая. — Я никуда сегодня не пойду, — темно-русая плюхается обратно в постель, подминая под себя белоснежную подушку, — плохо себя чувствую. — Прекрати придумывать, — реагирует старший Магнуссон, уже давно привыкший к своевольному нраву девчушки, — вставай и собирайся, я тебя отвезу. — Выйди из моей комнаты, — грубо, даже для нее, отвечает шатенка, — и закрой дверь с той стороны. — Сама напросилась. Вильям обхватывает девушку за ноги, с легкостью запрокидывая себе на плечи. Та кусается, рычит и царапается, но он будто и не замечает этого. На ней белая борцовка и джинсовые шорты, еле прикрывающие зад, но ему все равно — он предупреждал. Другой рукой кареглазый захватывает сумку с пола, на нее же накидывает пальто и несет в машину сестру, попутно неловко улыбаясь соседям, у которых уши в трубочку сворачиваются от женских ругательств. Небрежно опускает на заднее сидение, сразу же захлопывая дверь и садясь за руль. Радио вопит на всю катушку, но даже это не помогает заглушить громкий голосок его недовольной сестрицы. Выкидывает ее у входа с вещами, пообещав заехать после пар. После чего, скрывается за ближайшим поворотом, все еще слыша злобные выкрики темноволосой. Одетт неимоверно разгневана, кажется, уже начинает выплевывать яд. Та не пойдет учиться, даже из принципа, ведь братец перешел все границы. Девушка достает телефон из сумки, судорожно листая контакты в поисках кого-то, с кем она может провести это время. Назло Вильяму. И кто же подойдет на эту роль лучше, чем его лучший друг, с которым, к тому же, ей было запрещено общаться? Гудки. Долгие, мерзкие, капающие на мозги. Девушка уже почти отключает трубку, как слышит на другом конце знакомый голос. Голос, который приводит ее в бешенство, но только он сейчас может стать спасательным кругом. — Что, красавица, уже соскучилась? Да, Крис, безумно соскучилась.