blooming maknae

      Еще какое-то время после окончания беседы Марк ходит, нервно озираясь по сторонам: мало ли выскочит из-за угла не понявший деталей размножения макнэ и потребует более подробных разъяснений. Ему-то самому и одного раза с лихвой хватило, и, хотя он знает, что разговор нужно завершить во избежание недопонимания, решиться на это не может.       Он без особого труда находит новые и новые отговорки, оттягивая время, но проходит пара дней, и мемберы пакуют чемоданы, готовясь к перелету в Китай, где их ждет сольный концерт.       Дни и до, и после вылета наполнены тяжелыми тренировками. Это и становится решающим фактором, о разговоре Джисон забывает, что совершенно неудивительно: лидер за это время привык видеть его в трех состояниях: танцующим (поющим), торопливо заталкивающим в рот еду, и беспробудно спящим. Марк ловит себя на мысли, что, на самом деле, ему даже легче было бы, если макнэ, как всегда беззаботно, скакал вокруг с дурацкими вопросами, но тот сидит на месте, устало склонив голову. Даже смартфон с любимыми игрушками не трогает, не предлагает мемберам виртуальных сражений, и это кажется совсем нехорошим знаком.       Больше Марка беспокоит то, что то же самое происходит и с остальными: они утомлены не только бесконечными репетициями, но и нудным, напряженным ожиданием, из-за которого радость по поводу предстоящего шоу быстро сходит на нет. Вместо нее есть только желание отпеть, оттанцевать и как можно быстрее вернуться домой, чтобы больше никогда никуда не вылезать.       Долгожданный концерт проносится как в тумане, не оставляя после себя ярких воспоминаний: справились, да и бог с ним. В памяти отпечатываются лишь самые последние минуты, когда мальчишки, уже окончательно осознавшие, что все позади, стоят на сцене под шумные аплодисменты и обнимают друг друга за плечи. Зрителям понравилось, определенно: девчонки визжат так, что закладывает уши, а потому все семеро довольны дальше некуда.       На нерешительное предложение отпраздновать это дело Марк лишь сурово качает головой: мемберы находятся в таком состоянии, что он отдает приказ немедленно разойтись по номерам и отдыхать, обещая, что праздновать они будут позже.       Едва только Джисон попадает комнату отеля, в которую их с Марком заселили, его смартфон оказывается включенным, и пространство заполняет писк приходящих уведомлений. Мальчишка утыкается в светящийся экран с широкой улыбкой, тут же принимаясь отвечать на многочисленные входящие.       ― Марк-хён, нас с классным выступлением поздравляют.       ― Передавай спасибо.       Макнэ поднимает голову, видимо, собираясь сказать еще что-то, но Ли торопливо скидывает с себя футболку, швыряет ее на пол, с хрустом потягиваясь, и тут же скрывается в ванной. Больше всего он мечтает смыть с себя пот и налипшую пыль, а выслушать болтовню Джисона успеет и позже, никуда макнэ не убежит.       Номер недешевый, и внутри все по высшему классу: на стенах нежно-кремовая плитка; шкафчики, раковина и пушистый коврик у двери сияют белизной; душевая кабинка с затемненными стенками, занимающая чуть ли не половину комнаты, кажется просто огромной. Однако главным предметом восторга Марка становится зеркало во всю стену, и он долго рассматривает себя со всех сторон. Не то, чтобы Ли никогда раньше не сталкивался с такими, но во время репетиции в зале перед отражением не сильно-то и покрутишься. Он все-таки лидер, а остальные мемберы до сих пор ведут себя как маленькие и вряд ли оставят подобную вольность без внимания: дразниться будут долго, даже если он начнет раздавать подзатыльники.       Сдергивая с вешалки полотенце, парень кидает его в раковину, до которой проще дотянуться прямо из душа, не закапав пол, последний раз бросает взгляд на собственное отражение, и только теперь сталкивается взглядом с замершим в дверном проеме макнэ.       ― Марк-хён…       Заставить смущаться Джисона не так уж и просто, он слишком прямолинеен и искренен для этого, но сейчас щеки мальчишки заливает густой румянец, и это не предвещает Марку ничего хорошего.       ― Помнишь, ты говорил, что я почувствую и все пойму?       Вопросительно склоняя голову на бок, Марк слегка отклоняется назад, опираясь на раковину. Он не понимает, чего макнэ пытается добиться своими словами, а потому не перебивает, ожидая продолжения.       ― Когда ты объяснил мне все это, я просто пытался разобраться в том, как оно работает, и долго думал о том, что мне может понравиться.       Решение прислониться к раковине не было опрометчивым, ноги почему-то отказываются держать Марка, который только теперь замечает, что горят у Джисона не только щеки, но и глаза, жадно исследующие его обнаженную кожу. При всем этом, макнэ умудряется выглядеть испуганным, и его хочется успокоить, но Ли заставляет себя дослушать до конца ― ситуация слишком сложна для необдуманных действий.       ― И, кажется, ― лицо макнэ приобретает страдальческое выражение, ― я хочу тебя. Что мне делать, хён?       Если бы Марк сам знал, как поступают в таких случаях.       Искренность Джисона просто убивает: другой бы на его месте просто промолчал, но макнэ до сих пор не вырос, и готов доверить хёну все от мелких бытовых проблем до первых чувственных порывов. Марк шумно сглатывает и замечает пораженный, зачарованный взгляд Джисона, намертво прикованный к его кадыку. Это едва не становится последней каплей, и Ли уже готов кинуться к мальчишке навстречу, но вовремя бьет себя по рукам: нельзя, нельзя. Что он, вообще, творит, на что надеется?       ― Хён…       Голос Джисона дрожит от переполняющего его отчаяния. Макнэ прерывается, будто забыл, что хотел сказать за секунду до этого, и тянется к краю свитера, взволнованно комкая в кулачках тонкую ткань, и Марк переводит взгляд с его лица на крепко сжатые ладони. Только теперь он замечает главную проблему и, наконец, понимает, почему сосед по комнате так отчаянно требует его помощи.       Выпуклость на джинсах мальчишки, плотно обтягивающих узкие бедра, говорит больше любых слов, и все мысли в голове глубоко несчастного Ли окончательно сбиваются в один большой клубок, не давая ему мыслить здраво.       До ужаса хочется рассердиться на макнэ за его чертову открытость, но ничего не получается, и от этого Марк только сильнее выходит из себя. Почему он должен думать обо всем этом, если малыш Джи может просто взять и тихо подрочить в комнате?       Или… он не знает как? Быть такого не может.       ― Чего ты хочешь?       Парень стискивает край раковины так, что пальцы белеют, становясь практически одного цвета с холодным кафелем, но он, вглядывающийся в растерянное лицо собеседника, этого не замечает. Джисон еле слышно всхлипывает и, неуверенный в том, правильно ли поступает, осторожно просит:       ― Просто объясни мне...       У Марка не остается сил сопротивляться, и он лишь заинтересованно приподнимает брови, показывая тем самым, что внимательно слушает, пока макнэ встревоженно тараторит.       ― Пожалуйста. Я не знаю что делать. Со мной постоянно такое происходит. Это странно. Мне так горячо и больно, когда ты рядом, что, кажется, я хотел бы больше никогда тебя не видеть, хён.       Слова мальчишки кажутся просто невыносимыми: Марк не может допустить, чтобы макнэ страдал из-за него. Он делает шаг вперед, отрываясь от опоры, и протягивает руки к Джисону, но тот молча сглатывает, глядя на них, будто не может сделать выбор.       Впервые на памяти макнэ раздумывает, сомневается в его словах. От одной мысли о том, что хрупкое доверие, сложившееся между ними за время совместного обитания нарушено, у Марка внутри все сжимается.       ― Иди ко мне. Я все исправлю, обещаю.       Макнэ глубоко выдыхает, а потом доверчиво распахивает глаза и тоже шагает вперед.