***
Сотрудники медотсека разом ослепли и оглохли, бесшумными тенями проскальзывая мимо офиса СМО, где доктор Маккой от души и не стесняясь в выражениях высказывал свое мнение капитану Кирку. Это было обыденным явлением, но не отменяло той осторожности, с которой экипаж крался мимо логова разъяренного, плюющегося ядом***
На капитанский мостик ворвался радостный и слегка взъерошенный Джим. Спок тут же уступил кресло, взглядом сканируя Кирка на предмет возможных повреждений. — С возвращением, капитан. Вижу, впервые за длительный период времени высадка прошла без непредвиденных осложнений. — Ага, точно. Спок, ты Боунса не видел? — Нет, капитан. Мне стоит послать ему вызов? — Не стоит, это не срочно. Если увидишь, скажи, я для него чумного телларита притащил, сплошная медицинская аномалия! Коммандер нервно дернул бровью и с трудом сдержался от того, чтобы совершенно по-человечески хлопнуть ладонью по лбу. — Стоит ли воспринимать речевой оборот «чумной телларит» в буквальном смысле, и вы провели на корабль потенциальный источник заражения? — Не знаю, но чихает он громко. Я его в комнату карантина отвел. — Капитан… — Спок не стал заканчивать, опасаясь, что просто не сдержится и прикует Джеймса к капитанскому креслу, чтобы тот никуда больше не лез. — Я найду доктора. Сбежав с мостика, коммандер направился в медотсек, но на полпути вспомнил, что сейчас не смена Маккоя и тот, вероятнее всего, находится в личной каюте. Сменив направление, Спок гадал, насколько громко будет ругаться Леонард, какие новые обороты придумает (обладая безграничной фантазией, доктор крайне редко повторялся — Спок вел статистику) и сколько времени у него уйдет, чтобы поймать капитана и всадить в него парочку гипо для профилактики. Погрузившись в свои мысли, коммандер Спок, живое воплощение логики и здравого смысла, не успел затормозить и впечатался в дверь каюты доктора. Дверь отозвалась глухим «бам», и изнутри раздался раздраженный голос: — Джим, мать твою, научись стучать нормально! Входи! Спок только открыл рот, чтобы сообщить об ошибке, как дверь отъехала в сторону, и коммандер замер, проглотив все слова, а в голове воцарилась оглушительная тишина. Леонард Маккой стоял спиной ко входу в одних штанах, низко сидящих на бедрах, и вытирал мокрые волосы полотенцем. Сильные мышцы, обычно скрытые под форменкой, гипнотизирующе перекатывались под смуглой кожей. Тонкие штаны облепили не до конца высохшее тело и возмутительно дерзко привлекали внимание к поджарым округлым ягодицам. Влажные капли чертили по спине соблазнительные дорожки, вызывая нелогичное слюноотделение и выдавливая из горла недостойный вулканца и офицера Звездного флота звук. Маккой отреагировал мгновенно, разворачиваясь к дверям — мокрые волосы растрепались, спадая тонкими змейками на глаза. — Спок, ты охренел?! Спок? Что случилось? Отчаянно зеленеющий и бестолково моргающий вулканец не на шутку встревожил доктора. — Так, давай-ка, — Маккой двинулся к замершему на пороге коммандеру, аккуратно беря его под руку. — Давай сядем, я тебя осмотрю, и ты расскажешь, что случилось. Прикосновение сильных уверенных рук разбило оцепенение, и Спок отшатнулся. — Нет-нет, все в порядке, доктор. Я просто зашел сообщить… — Спок на мгновение замер, вспоминая, зачем же он сюда шел, — сообщить, что капитан привел на борт потенциально зараженного неизвестной болезнью телларита и разместил его в карантинной зоне. Маккой замер, распахнув зеленоватые с карими прожилками глаза. Как космические облака. — Это его подарок. Для вас, — уточнил старпом в ответ на непередаваемую пантомиму доктора. Умением распознавать целые тирады, которые Леонард умудрялся передавать одним лишь лицом, Спок чрезвычайно (и втайне) гордился. По коридорам корабля пролетело разъяренное: «ДЖИМ!», и доктор, на ходу натягивая форменку, ринулся в медотдел. Провожая взглядом широкие плечи и крепкую задницу Маккоя, Спок решил, что ему срочно нужна медитация.***
Боунс увлеченно препарировал «инопланетную поебень», которая чуть не проглотила разом капитана, коммандера и, что бесило больше всего, самого доктора. Так что теперь Леонард отыгрывался за мгновения страха, когда он чуть не распрощался с жизнью, мурлыкая что-то под нос и вскрывая грудную клетку твари, закапываясь внутрь по самые локти. — Выглядишь жутко, Боунс. Маккой оторвался от своего занятия, поднимая глаза на самоубийцу, который осмелился нарушить его покой. — Кто бы сомневался. Что ты тут забыл, Джим? — Боунс бросил взгляд на часы. — Середина земной ночи и не твоя смена. Разве в это время ты не должен красться со Споком в свою каюту? — А ты ревнуешь? — Джим лукаво улыбнулся, подходя ближе. — В твоих мечтах, — привычно огрызнулся Боунс, настороженно следя за тем, как в глазах Кирка ликуют и отбивают чечетку черти. — На самом деле, — Джим протянул руку и легко коснулся скулы доктора, стирая каплю инопланетной крови, провел большим пальцем по губам, — в моих мечтах ты не ревнуешь. Ты присоединяешься к нам. — Ты уверен, что это хорошая идея — делать неприличные намеки человеку с лазерным скальпелем в руках? — Боунс прищурился, пытаясь разгадать, чего на самом деле хочет его личная заноза в заднице №1 (второе место по праву занимал остроухий гоблин). Капитан соблазнительно — вот блядь! — улыбнулся. — Я ведь не дурак, пусть ты и уверен в обратном. Если передумаешь — ты знаешь, где искать. Мы будем рады. — Вы? — Маккой сильнее сжал в ладони лазер. — Да, Боунс, мы. Дверь с тихим щелчком закрылась за капитаном, а Маккой так и остался стоять, вцепившись в стол и стискивая в руках погасший скальпель. — Вот сссукин сын. Боунс скрипнул зубами и попытался вернуться к прерванному занятию, но настрой безвозвратно пропал. Мысли разбегались, руки подолгу замирали на каждом действии, а настойчивое «мы» нервно скреблось и зудело изнутри черепа. — Сукин ты сын, Джеймс Тиберий Кирк! — Маккой отбросил лазерный скальпель, понимая, что больше работать не может. Чертов капитан и чертово «мы». Сам себе доктор давно признался, что хочет их обоих — и звезданутого на всю голову Кирка, и занудную остроухую колючку. Но хотеть — это одно, а получить… Боунс здраво оценивал свои шансы, умел смотреть по сторонам, а потому ни на что не надеялся. Не после того, как видел Спока и Джима рядом. О нет, ничего неприличного — на первый взгляд. Лишь проникновенные глубокие взгляды — чуть более долгие, чем бывают между друзьями. Лишь осторожные, нарочито невинные касания — чуть чаще, чем это можно списать на случайность. А еще Маккой прекрасно знал про вулканские поцелуи и как ведет себя Джим, когда собирается с кем-то трахаться, но не хочет, чтобы об этом стало известно всем вокруг. Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного. Маккой запрещал себе стремиться. Желать — сколько угодно. Вбиваясь в собственный кулак в запертой каюте и закусив подушку, чтобы сдержать ненужные слова. Принимая душ и позволяя фантазиям разгуляться, представляя, что в маленькой тесной душевой он не один. Просыпаясь с каменным стояком и воображая, что это не его ладонь обнимает член, что чужие губы обжигают дыханием. Но стремиться — нет, нет и нет. Маккой слишком дорожил дружбой Джима и странным равновесием, установившимся со Споком, чтобы что-то предпринимать. И вот теперь наглый, невыносимый, потерявший всякий стыд мальчишка одним своим появлением разрушил все бастионы, которые так долго и старательно возводил Маккой. Нестерпимо хотелось выпить. — Дьявол! Он все равно знал, чем это кончится.***
На разворошенной постели сплелись в едином обжигающем пламени три тела. Жажда пропитала воздух, делая его тяжелым и вязким, как патока. Вздохи, шорохи, сдавленный шепот и звуки соприкасающейся плоти наполняли каюту мелодией страсти, единой и бесконечно разнообразной с древних времен. Маккой не отрывал взгляд от греховной, сногсшибательной картины — такое ему даже в грязных фантазиях не могло привидеться. Джим под ним выгибался кошкой, принимая в себя Спока и одновременно заглатывая, облизывая член Боунса. Покрасневшие влажные губы, стекающая по подбородку слюна и шалый блядский взгляд возносили доктора к неведомым доселе вершинам удовольствия. Кирк покорно и с видимым удовольствием подавался вперед и назад под ритмичными толчками коммандера, стонал и цеплялся пальцами за бедра Леонарда, оставляя мелкие царапины короткими ногтями. Все так ослепляюще реально: и стонущий Джим на его члене, и сосредоточенно зеленеющий Спок, который растерял привычную непроницаемость и представлял собой чудесное видение с наконец-то растрепанной шевелюрой, глубоким дыханием и бездонными колодцами зрачков. Всего это было невыносимо много — гораздо больше, чем Маккой позволял себе вообразить. — Охуеть… Спок поднял голодный темный взгляд на доктора, жадно вглядываясь в его лицо, упиваясь видом раздувающихся крыльев носа, взмокшими волосами и блуждающей неверящей улыбкой, будто Боунс никак не мог осознать, что это не сон. Спок смотрел на жилистые руки, зарывшиеся в волосы капитана — эти руки всегда так осторожны и бережны, они приносят облегчение, какие бы ругательства ни изрекал прекрасный, грязный-грязный, искушающий рот. Встретившись с таким же голодом в ответном взгляде, вулканец протянул руку, коснувшись Маккоя, с удовольствием впитывая заполошное биение пульса под кожей — не от злости или тревоги, а от удовольствия. Боунс подался вперед к ласкающей руке, и Спок по инерции качнулся навстречу. Они встретились посередине, впечатались, впаялись губами и языками, жадно поглощая дыхание друг друга. Взрывной темпераментный Боунс, как оказалось, целовался так же, как и ругался — с полной самоотдачей и знанием дела. Он кусал и облизывал, толкался гибким языком в том же темпе, в котором член Спока ходил в хлюпающей заднице Джима. А потом Маккой притянул его еще ближе, лизнул щеку и… укусил кончик уха, впиваясь крепкими зубами в нежный хрящик. Спока будто прошило разрядом фазера: тело напряглось в последнем судорожном движении, с губ сорвался почти животный рык, и он кончил глубоко в Джиме, который отозвался неудовлетворенным стоном. Коварный Маккой ухмыльнулся, вытаскивая член изо рта Кирка, счастливый от того, какой Спок чудесный и соблазнительный, когда кончает, и как замечательно будет однажды… Но это чуть позже. Потом — если оно у них будет. Сейчас нужно удовлетворить одну капризную принцессу, которая возмущенно пыхтит и распускает шаловливые руки. Боунс переместился, отодвинул Спока на свое место, а сам устроился перед заветной задницей, которую так часто хотелось то ли отшлепать, то ли оттрахать, то ли все вместе. — Мечты сбываются, — радостно провозгласил Маккой и отвесил Джиму звонкий шлепок, одновременно погружаясь в растянутый, раскрытый анус. В отличие от методичного даже в постели вулканца, Боунс брал то, что ему нужно яростно и бессистемно: то практически останавливаясь, чтобы полюбоваться, как плотно мышцы обхватывают его член, то срываясь на бешеный беспорядочный ритм. Спок завороженно смотрел на отпустившего контроль доктора, на Джима, который жалобно подвывал и тянулся к коммандеру в попытке удержаться в реальности. — Очаровательно, — решил Спок и извернулся змеей, проскальзывая под Кирка и дотягиваясь ртом до мокрого налившегося кровью члена. Джим беспомощно застонал, оглушённый двойным удовольствием, и вцепился в бедра Спока, зарылся лицом в пах, заставляя плоть коммандера снова крепнуть. — Давай, Джим, устрой нашему компьютеру короткое замыкание, — прохрипел Боунс, бесцеремонно хватая капитана за волосы и насаживая ртом на член старпома. Кирк согласно поперхнулся и принялся с энтузиазмом сосать, виляя бедрами от рваных глубоких толчков Маккоя и старательного языка Спока. Спустя всего пару минут Боунс почувствовал, как по телу Джима прошла первая волна накатывающего оргазма. Маккой ускорился, яростно втрахивая Кирка в кровать и рот Спока. Еще несколько точных и сильных ударов по простате заставили Джеймса с коротким криком кончить, изливаясь в горло вулканца. Чувствуя прокатывающиеся по дрожащему телу спазмы, Леонард отпустил себя, спуская в ох-какую-горячую задницу. Спок печально вздохнул. Его член благодаря стараниям Джима все еще оставался болезненно твердым, но от измочаленного Кирка сейчас было мало толка — едва Маккой вышел из него и разжал хватку на бедрах, тот откатился в сторону, тяжело дыша и таращась бессмысленным взглядом в пространство. Коммандер потянулся к себе, чтобы закончить дело вручную, но его ладонь оттолкнули и Боунс продемонстрировал новую грань владения языком — как и во всем остальном, в умении сосать у доктора были безграничные способности, которые он обычно предпочитал не демонстрировать. Но это же Спок и Джим, незачем что-то скрывать. Тем более, когда в голову не хуже крепкого виски бьет понимание, что именно он, Леонард Маккой, довел мистера-я отключил все эмоции-Спока до рваных вздохов, судорожно рвущих простынь пальцев и горящего умоляющего взгляда. — Ты полон сюрпризов, Боунс, — пробормотал Джим, когда они, уставшие, уместились на кровати, тесно прижавшись друг к другу. — Иди на хуй, Джим, — лениво отозвался Маккой — он был слишком благодушно настроен, чтобы ругаться. Кирк захихикал и уткнулся носом Споку в подмышку: — Только что оттуда, знаешь ли. И мне там ооочень понравилось! — Это ведь был не разовый акт любопытства, Леонард? — к коммандеру вернулась логика и желание разложить все по полочкам. Маккой помолчал, дождался, пока беспокойно завозится Джим, почувствовал, как на бедре сильнее сжались пальцы Спока, и лишь тогда ответил: — Одного «акта» мне явно будет мало, остроухий. Придется ставить кровать побольше. В конце концов треугольник — фигура устойчивая.