***
Но Боунс не перекипел. Обычно доктору хватало двух-трех дней, чтобы успокоиться после очередной выходки Кирка и вернуться к обычному умеренно ворчливому состоянию. Но не в этот раз. Спустя пару дней присутствие Маккоя стало стремительно сходить на нет: визиты на мостик прекратились, в столовой он также почти не пересекался ни с капитаном, ни с коммандером. Джиму это категорически не нравилось, и он попытался отловить Маккоя, решившего поиграть в человека-невидимку, чтобы прижать к стенке и выяснить, в чем дело. Но не успел — его и Спока срочно вызвали в главный штаб на ковер. Начальство, с одной стороны, не горело желанием отпускать «Энтерпрайз» в новую трехлетнюю миссию, так как после таких миссий корабль каждый раз приходилось практически строить заново, что весьма накладно. С другой, желание отослать неугомонного звездного капитана как можно дальше, лишь бы не бесил своей удачливостью и лучезарной улыбкой, было невероятно велико. Пока адмиралы колебались, Кирк и Спок вынуждены были торчать на базе, бегая с одного совещания на другое, до хрипоты доказывая необходимость и логичность («Меня уже тошнит от этого слова, Спок!») этого шага, раз за разом отстаивая успехи и научные прорывы предыдущей миссии. Все это выматывало и не оставляло ни единой свободной минуты. Да еще и то, что перед отбытием с корабля Боунс не проводил их, как всегда, язвительным напутствием, спокойствия и сдержанности не добавляло. — Джим? — Спок выглядел еще более непроницаемо, чем обычно, и Кирк нахмурился, гадая, что успело так встревожить невозмутимого вулканца, если последний раз они виделись всего час назад. — Что-то случилось? — Я не могу связаться с Леонардом. — Может, он в лаборатории? — предположил Джим, в глубине души понимая, что из-за одного пропущенного сеанса связи Спок не переполошился бы. — С того момента, как мы высадились с корабля, я пытался связаться с ним четыре раза, — подтвердил догадку старпом. — Кроме того, я отправил на его комм пять сообщений, которые также остались без ответа. Даже с учетом последнего недопонимания, со стороны доктора весьма нелогично игнорировать меня, ведь обижен он был на тебя. — Спасибо, Спок, ты настоящий друг, — скривился Джеймс. — Ты связывался с кем-то еще? — Нет, капитан. — Значит, сейчас свяжемся. Так… — Кирк извлек из сумки комм. — Кому наберем, чтобы не соврали? Спок на мгновение задумался. — Монтгомери Скотт не обременен выдающимися дипломатическими навыками и, как правило, не считает нужным искажать реальное положение дел. — Точно. Капитан Кирк — Скотту. — Внимаю, капитан! — Скажи мне, Скотти, где Боунс и в какую задницу он засунул свой падд? — Э… — инженер на мгновение отчетливо замялся, — он… вроде как в медотделе, выводит какую-то мудреную вакцину от не менее мудреной хвори с непроизносимым названием, которую сам же и создал. Уже четвертый день выводит. Безвылазно. — Вот как. Можешь попросить его связаться со Споком? — Джим на мгновение задумался. — Скажи, что это приказ капитана. — Так точно, кэп! Скотт — конец связи, — комм погас, и Джим позволил тревоге проступить на лице. — Как думаешь… — его прервал механический голос, раздавшийся из коммуникатора: «Капитан Кирк, коммандер Спок, вас вызывают в третий зал. Повторяю, капитан Кирк, коммандер Спок…» — А, черт… Как же они меня достали! Еще несколько утомительных совещаний едва не поставили на грань все, чего они пытались добиться. Джим был зол, нервничал и хотел обратно на корабль, к Боунсу: зажать того в углу и вытрясти, что, черт возьми, происходит. От высказывания вслух всего, что капитан думал о перестраховщиках, которые пытались усидеть разом на двух стульях, спасли лишь пережатая болевая точка и велеречивая тирада Спока. Также вулканец подчеркнуто хладнокровно уведомил, что в случае дальнейшего затягивания решения он вынужден будет «сообщить о безаргументированном саботаже потенциально успешной миссии в Совет Федерации, руководство которого ранее недвусмысленно высказывалось за поощрение перспективных исследовательских миссий». — Что за черт, Спок? Какого хрена они тянут андорианцев за антенны, а? Сколько можно, черт возьми! Мы же… Гневную речь прервал звук включившегося комма. — Скотт — капитану Кирку. Скотт — капитану Кирку, ответьте! Джим тут же замолчал и метнулся к устройству. — Кирк слушает. Ну что, Скотти? — Я больше к нему не пойду! — истерически выпалил главный инженер. — Мне еще дорога моя жизнь, знаете ли. — Мистер Скотт, объяснитесь, — потребовал Спок. — А, коммандер, и вы там? Я требую моральной компенсации! Боунс швырнул в меня клеточным регенератором и чуть не всадил гипошприц со слабительным! Вы представляете, что бы со мной случилось? Он просто слетел с катушек! — Скотти выдохся и замолчал на мгновение, чтобы продолжить уже почти спокойно. — А еще мисс Чапел по секрету сказала, что док ополовинил запасы энергетиков. И от него несет кофе вперемешку с виски. Не знаю, что у вас там случилось, парни, но лучше бы вам поскорее вернуться и все исправить. Экипаж даже на палубу боится заходить, лишь бы злому доктору не попасться. Джим потрясенно пялился в комм, не способный выдавить ни звука, поэтому разговор завершил Спок: — Благодарю вас, мистер Скотт. Конец связи. — Мы должны вернуться, — отмер Кирк. — Черт побери, я… Неужели Боунс настолько зол, что до сих пор не остыл? Он ведь всегда… — Полагаю, с моей стороны будет негуманным говорить: «А я предупреждал». Тем не менее, капитан, я это скажу. Я предупреждал. — Иди к черту, Спок, — огрызнулся Джеймс, но тут же ссутулился. — Прости. Ты прав. Я просто… Нам надо немедленно вернуться. — Мы не можем вернуться, пока не получим решение касательно миссии. — Да к черту миссию! — Кирк снова взвился. — Видел я этих придурков, знаешь, где? Не хотят — их проблемы. Напишем рапорт в Совет Федерации и дело с концом. — Это нелогично, капитан. Мы пробыли здесь уже достаточно времени, и с вероятностью восемьдесят три целых пятьдесят сотых я прогнозирую положительное решение. Будет гораздо продуктивнее дождаться итога переговоров. Кроме того, шансы на то, что на корабле с доктором случится нечто экстраординарное, крайне низки. — Спок, мы говорим про Боунса! Вулканец только вздернул бровь и склонил голову, наблюдая за мечущимся Джимом. — Если в течение трех дней решения не будет, я свяжусь с одним из членов Совета, после чего мы отправимся на «Энтерпрайз». Такой план действий успокоит вас, капитан? — Нет, — огрызнулся Джим и упал на кровать. — Но он логичен, черт побери. Хорошо. Полтора дня, не больше. — Да, капитан. К счастью, к обеду следующего дня адмиралы, наконец, договорились и одобрили трехлетнюю миссию корабля. Едва услышав заветное «да», Кирк моментально испарился из зала, оставив Спока разбираться с последствиями и благодарить собрание, заверяя их в бесконечном уважении своего капитана, который столь поспешно покинул их лишь по причине срочного вызова на корабль, а вовсе не оттого, что видеть больше не мог всех этих людей. Поднявшись на «Энтерпрайз», Джим метнулся к панели управления. — Компьютер, местоположение Леонарда Маккоя. «Доктор Леонард Маккой находится в офисе медицинского отдела на палубе D». Офис оказался заперт, и Джим открыл его личным кодом, справедливо полагая, что на стук никто не отзовется. Боунс напряженно разбирал какие-то, несомненно, важные бумажки. На вошедших Кирка и Спока он обратил ровно столько же внимания, сколько на триббла под ногами — абсолютный ноль. Зрелище СМО представлял угнетающее: осунувшееся лицо и посеревшая кожа, глубокие тени под запавшими глазами, рваные, ломаные движения, будто доктор был игрушкой на шарнирах. От бодрого, язвительного и обаятельного офицера осталась бледная мрачная тень. — Боунс… — Капитан, коммандер, — тусклый, безэмоциональный голос настолько не вязался с привычным насмешливым тембром, что даже Спок чуть заметно вздрогнул. — Я попросил бы покинуть помещение, если только вы не находитесь при смерти. В таком случае вам лучше доползти до операционной, Маламуд должна быть еще там. — Бог мой, Боунс, что ты с собой сделал? — Вас это не касается, капитан. — Как это не касается? Ты, черт возьми, старший медицинский офицер и должен подавать пример! Что ты творишь? — Джим шагнул ближе и с болью отметил, как дернулся от этого движения Боунс. — Коммандер Спок, прошу вас отправиться на мостик и забрать капитана с собой. Вы мне мешаете. — Боюсь, доктор, в данный момент я поддержу капитана. Состояние вашего здоровья вызывает сомнения в вашей способности поддерживать прежний уровень функциональности. — Боунс, слушай, — вклинился Джим, — я и правда в этот раз перегнул и очень сожалею. Честно. Но это не значит, что из-за своей обиды нужно так измываться над собой. — Обиды? Ты думаешь, я обижен? — Маккой отложил в сторону бумаги и развернулся, обжигая равнодушным льдом. — Я не обижен, Кирк, вовсе нет. Просто с меня хватит. Тебе наплевать на последствия своих выходок. Ты отказываешься понять, что от тебя зависит судьба корабля, ведь главное — потешить свое любопытство, верно? Не важно, чем это обернется в итоге, зачем предсказывать последствия, если капитану Кирку «захотелось»! Захотелось сдохнуть — пожалуйста, насрать на жизнь экипажа — не вопрос. Но я не желаю больше раз за разом смотреть, как ты умираешь у меня на глазах и утаскиваешь за собой остальных, просто потому, что Спок… потому что любой на этом корабле пойдет в огонь и воду, лишь бы вытащить твою неблагодарную задницу. «У меня на глазах», — отозвалось в голове Джима набатом, и он потрясенно замер, понимая, что произошло на самом деле. Это была не обида, а нечто гораздо большее — старая, незаживающая рана, которую он так неосторожно разбередил. Спок, заметив невольное оцепенение капитана, украдкой коснулся его ладони, чутко считывая бешеный поток вины и осознания. Внутри эмоционального и несдержанного на слова Леонарда спустя много лет все еще жили страх и боль. Страх не суметь спасти тех, кто дорог, страх беспомощно наблюдать, как жизнь утекает сквозь пальцы и понимать, что единственно возможное — лишь облегчить уход. Как это было с его отцом. Пять раз за короткий срок вытаскивать буквально с того света то капитана, то коммандера, довело СМО до грани, на которой он был последний раз так давно, что Джим успел забыть об этом. А еще о том, как эта самая грань прорывается в сны Маккоя инфернальными кошмарами и лишает его отдыха и покоя. А раз так, то… — Боунс… ты что, толком не спал с того момента, как мы поругались? С ума сошел? Это же почти две земные недели! — Довольно, — Маккой резко поднялся из-за стола, нервно оттолкнув в сторону падд, и шагнул в сторону капитана с твердым намерением вышвырнуть незваных гостей из каюты. Но не дошел — замер, застыв на половине шага, покачнулся. — Боунс? Эй! — Леонард! Маккой успел почувствовать сильные руки, удержавшие от падения, и увидеть темные встревоженные глаза. А потом мир закружился и сузился до точки, отдаленным эхом донося звуки и ощущения: испуганный голос Кирка и мерный Спока, чувство полета, а затем мягкости, и прикосновения — бережные, уверенные прикосновения, в которые хотелось завернуться, как в плед.***
Боунс медленно выплывал из оцепенения, возвращая подвижность и прорываясь сквозь вязкий туман. Несмотря на истощение и усталость, тело мелко вздрагивало от волн удовольствия. Спина прижималась к чьей-то груди, а набат чужого близкого сердца прогонял засевший в груди холод. Попытавшись шевельнуться, Маккой почувствовал на плечах крепкую хватку, которая вернула его в исходное положение. — Что… — Я полагаю, что это был запоздалый диссоциативный ступор. Для тебя сейчас благоприятнее оставаться в горизонтальном положении, — раздавшийся над ухом голос окончательно развеял туман, и Маккой дернулся, пытаясь выбраться из стальных, но бережных объятий вулканца, окончательно осознавая свое положение. Пока он позорно пребывал в отключке, Кирк со Споком успели перетащить его в капитанскую каюту, раздеть и раздеться самим, уложить в кровать и бесстыдно облапать. Точнее, лапал Джим, а Спок просто обнимал, облокотив доктора на себя, и умиротворенно дышал в затылок. — Какого черта? Спок, пусти, мне надо подправить фасад одному придурку! — Маккой рванулся еще раз, но он слишком ослаб, и старпом без труда удержал его, шумно выдыхая куда-то в шею. — Не стоит. Джим переполнен раскаянием и твердо намерен донести до тебя всю его глубину. Такой способ загладить вину должен тебе понравиться. Боунс перевел взгляд ниже, где на его бедрах разместился Кирк — вырисовывал круги на обнаженной коже, целовал полувозбужденный член, зарывался носом в живот, смотрел невозможными глазами в самую душу и улыбался — твою мать — улыбался так, что у Маккоя чуть дыхание не остановилось: нежно, открыто, любяще. — Сволочь, — беспомощно выдохнул Боунс, когда Кирк, опережая новый поток ругательств, одним махом насадился на член, вбирая его глубоко в горло так, что Маккоя пробила судорожная дрожь. Спок успокаивающе поцеловал его в висок, коснулся ладонью напрягшихся мышц пресса. — Нннн… Боунс попытался высвободить руку, чтобы заглушить рвущийся из груди стыдный стон, но Спок перехватил его ладонь, сплел вместе пальцы, мягко коснулся губами нежной кожи запястья. — Все хорошо, Леонард. Все хорошо. О да, хорошо, замечательно даже. Джим сосал так, будто хотел вытащить душу через член, и Боунс не мог поручиться, что у капитана это не выйдет. Кирк жадно сглатывал, шумно сопел, обжигая дыханием пах. Немного отстранившись, он подул на влажную, сочащуюся головку, прищелкнул языком, вырывая еще один глухой стон. — Мне жаль, Боунс, — проурчал Джим, перекатывая в ладони яйца доктора и поглаживая большим пальцем чувствительную кожу ануса. — Очень-очень жаль. Обещаю, — другой рукой Кирк сжал жаждущий член, сильно провел рукой вверх и вниз, — впредь я буду более осторожен. Завершая свою пламенную речь, Джим оставил смачный засос на внутренней стороне бедра и шире развел ноги Маккоя, подбираясь жадным языком к сжавшимся мышцам. Боунс дернулся — он предпочитал безраздельно владеть капитанской и вулканской задницами, позволяя любовникам лишь тискать свой филей, но не более того. А тут столь неприкрытое поползновение… — Шшшш, не беспокойся, — Спок крепче прижал к себе Маккоя, прикусывая кожу на шее. — Джим не зайдет слишком далеко. Не сегодня, по крайней мере. Твой организм слишком истощен для полноценного проникновения. Спок отвлекающе скользнул ладонями вверх по груди, пощипывая и поглаживая соски, прикусил мочку уха — и Маккой окончательно поплыл, позволяя делать с собой все, что угодно. Он так устал быть несгибаемым… — Да, вот так, — чуткий вулканец мгновенно уловил перемену настроения и вознаградил Боунса влажным мазком языка, пустившем дрожь по позвоночнику. Джим тем временем смочил пальцы и принялся старательно разглаживать дрожащее кольцо мышц, перемежая касания острыми, жалящими поцелуями и мягкими поглаживаниями. Когда в расслабленный анус проскользнул язык, Маккой снова застонал — незнакомые ощущения грозили захлестнуть с головой, и он держался из последних сил, отчаянно цепляясь за остатки разума. Спок — ужасный, потрясающий Спок, который прекрасно чувствовал скрытое напряжение, не отпускавшее их доктора, — бросил на Джима выразительный взгляд и легким касанием очертил скулы Маккоя, привлекая внимание. Кирк зачарованно уставился на чувственное зрелище: Боунс послушно разомкнул пересохшие губы, и Спок скользнул длинными пальцами в его рот, начиная мягко толкаться, поглаживать язык. Джим, как сообразительный мальчик, намек уловил и отзеркалил действия своего старпома — осторожно, но настойчиво проник в блестящий от слюны анус одним пальцем, постепенно продвигаясь глубже в том же ритме, в котором двигались пальцы Спока. Маккой с трудом осознавал реальность. Казалось, будто он умер и оказался в раю. Точно. Скорее всего, он не смог в очередной раз спасти Джима со Споком и отправился следом. Вот только он не думал, что рай окажется таким развратным и горячим. Впрочем… какая, к черту, разница? Раз уж они все мертвы, он может не беспокоиться о происходящем. Они мертвы… — Джим, сильнее, — властный приказ Спока заставил Маккоя нахмуриться. О чем он… — Аааааааа! Пальцы — когда их стало два? — с силой надавили на простату, заставив Боунса выгнуться дугой и беспомощно всплеснуть руками в поисках опоры. Яркая, ослепительная вспышка прокатилась по телу, выжигая напрочь все мысли. Спок одной рукой обвил Маккоя поперек груди, продолжая терзать багровые, ставшие слишком чувствительными соски; вторая рука уложила мечущуюся голову на твердое сильное плечо, делясь поддержкой и теплом. — Вот так… Все хорошо. Перестань думать, Леонард. Перестань терзать себя. Все хорошо. Джим подался чуть выше, посасывая каменный стояк Боунса как самый вкусный леденец. Жестокие неумолимые пальцы безостановочно двигались в растянутом, горячем нутре, методично надавливая на сплетение нервных окончаний, превращая доктора и офицера в стонущий расплавленный воск. Маккой подавался вперед, желая получить больше, цеплялся за руки Спока, как за последний якорь, впитывал тихие слова у самого уха, тонул в нежных жарких поцелуях. Так близко… — Тебе нужно позволить себе расслабиться, — шептал Спок, зацеловывая все, что попадалось под ищущие губы, вжимая в себя трясущегося Маккоя. — Я жив, капитан тоже, и так будет впредь. Джим усвоил урок, поверь мне, — его слова вливались в доктора живительной силой, доставляли не меньшее удовольствие, чем пальцы капитана в собственной заднице. — Мы живы, слышишь? Отпусти себя, Леонард. Давай же, ashayam, — и Спок укусил его — сильно, сжимая зубы на загривке и вышвыривая Боунса в открытый космос. Коммандер крепко держал бьющееся в оргазме тело, чувствуя, как наконец расслабляются каменные мышцы, как расплетаются темные клубы в душе Леонарда. Измученный организм не выдержал такого всплеска, и Маккой снова погрузился во тьму — на этот раз безо всяких кошмаров. Он уже не видел, как бережно его обтирали в четыре руки и укутывали в одеяло. Не видел, как Спок и Джим обменялись нежным, понимающим поцелуем над уснувшим, наконец, доктором, и как два тела устроились по краям, заключая Леонарда в надежные объятия, которые прогоняли любые кошмары. Боунс спал спокойным, исцеляющим сном, чувствуя бесконечное тепло и защищенность. Ведь они живы…