This one. Книга третья. Путь к бродяге

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: в главе упоминаются сексуальные отношения между мужчинами.       Несколько недель спустя Кеншина вернули к выполнению легких обязанностей. Так что все его время было занято сопровождением и охраной Кацуры-сана, и, если возникала необходимость, он выполнял разнообразные поручения. Он не нагружал раненую ногу так долго, как только смог, и врач наконец сказал, что рана заживает без осложнений. Кроме того, его анемия почти сошла на нет, и ему дали разрешение есть нормальную пищу. Ну, за исключением того, что ее всегда было много, и всегда рядом находился кто-то, кто напоминал ему есть побольше. Даже Кацура-сан комментировал его пищевые привычки, что было довольно неловко. Однако нашлось в этом и хорошее зерно – Кеншину удалось восстановить здоровый вес и нарастить определенную мышечную массу на руках и груди.       Еще одна хорошая новость состояла в том, что переговоры между Сацумой и Чоушуу прогрессировали до такой степени, что первая партия западных винтовок отправилась в Чоушуу в качестве жеста доброй воли. Если все пойдет по плану, и Такасуги-сан даст свое согласие, переговоры о союзе продолжатся, и в дело будет вовлечено все больше людей.       Тем не менее, успехи, достигнутые Кацурой-саном, настолько укрепили его положение в руководстве Ишин Шиши, что в результате не осталось никакого смысла использовать такой ценный ресурс, как хитокири Баттосай, в качество простого телохранителя.       Так что в середине лета Кеншина перевели под начало Ито-сана, участвовать в миссиях в качестве застрельщика и защищать своих людей, если необходимо. Это, разумеется, означало, что Кеншин снова ночевал вместе с другими повстанцами в гостинице, находящейся под покровительством Чоушуу. Эти люди оказались достаточно приятными в общении ребятами и приняли его в свои ряды почти без разговоров. Они, казалось, были прекрасно осведомлены о его работе на Кацуру-сана и известности в качестве хитокири Баттосая, но вместо того, чтобы отнестись к нему настороженно, основываясь на слухах, они, кажется, решили составить о нем свое собственное мнение.       Некоторые из них даже приложили некоторые усилия, приглашая его в свою компанию первые несколько вечеров, и Кеншин… попробовал. Но, несмотря на все его усилия, всякий раз, когда ему приходилось говорить с группой людей или просто проводить с ними время, он очень уставал. Гораздо проще было одному. Так что через некоторое время Кеншин отступился.       Его дни потянулись в рутине: ночи он проводил за работой, сопровождая людей, грузы или охраняя встречи, днем он дремал возле стены, обхватив свой меч. Всякий раз, когда он не требовался никому и не спал, он садился в своем углу и просто сидел, глядя в пустоту, вспоминая ее. По утрам он прогонял свои ката с неустанной механической грацией, пока не собирал аудиторию. Почему-то восхищенные взгляды товарищей казались ему неправильными. Он же убийца, ясный и прямой. Зачем кому-то смотреть на него?       Время от времени Ито-сан приходил в гостиницу, чтобы выдать им инструкции по работе. По неизвестной причине он всегда искал Кеншина и вовлекал его в разговор, обмениваясь шуточками, новостями, и просто говоря с ним. Кеншин не отталкивал его. С одной стороны, Ито-сан был его начальником, и была большая разница между тем, чтобы оттолкнуть человека, который отвечал за его миссии и платил ему, и докладывал Кацуре-сану, и оттолкнуть просто еще одного самурая, с которым случайно оказался в одной комнате, да и нравился ему старик.       Ито-сан без колебаний устраивал ему разнос за какую-нибудь глупость и критиковал его, но манера, в которой старик это делал, напомнила Кеншину Мастера, ну, без его сарказма и циничного тона. Так что да, если быть честным, Кеншин признавал, что наслаждался этими дружескими встречами. Факт в том, что это не было проявлением заботы или чего-то в этом роде. Просто таков стиль руководства Ито-сана, он говорил со всеми, и, несмотря на это… или, может, как раз из-за этого, все люди в гостинице, казалось, любили его.       Однажды вечером после ванны Кеншин расчесывал свои длинные волосы ее щеткой, пытаясь привести их хоть в какой-нибудь порядок. Они становились все более длинными и жалкими. Концы секлись, высохли, но он продолжал распутывать досадные узлы. И как ей удавалось делать его волосы красивыми? Ее изящные руки делали эту простую обязанность приятной и успокаивающей, а ему не удавалось расчесаться, чтобы не причинить себе боль. Кеншин угрюмо вздохнул, несколько раздраженный огромным числом клубков, которые находил его гребень. Может, ему следует вспоминать об это деле почаще?       – … Ито-сан ваш наставник? – спросил низкий грохочущий голос.       Кеншин удивленно поднял глаза. Высокий широкоплечий самурай – как там его зовут? Ах, да, Фудзивара-сан. Он присел рядом, глядя на Кеншина несколько странно.       Когда он подошел? Я даже не заметил?       – О… – Кеншин сделал паузу. – Эээ… – Что Фудзивара-сан спросил? Что Ито-сан его наставник? Как учитель? – Эээ, ну… то есть… Да, Ито-сан был достаточно любезен, чтобы поделиться своей мудростью с сим недостойным, вот что, – наконец удалось выдавить Кеншину, неловко глядя в сторону. Как получилось, что он даже не заметил присутствия Фудзивары-сана? Стал ли он настолько нечувствительным, что не заботится о том, чтобы обращать внимания на людей, близких к нему? Не то чтобы у них есть причины навредить ему, это же его товарищи, но все же… когда он стал таким беспечным?       Однако вместо того, чтобы оставить его в покое, получив ответ, Фудзивара-сан продолжал спрашивать.       – Таким образом, он является вашим наставником? Но ведь вы уже взрослый мужчина?       Кеншин моргнул. Причем здесь мой возраст?       Но прежде, чем он смог даже начать разгадывать эту головоломку, Фудзивара-сан кивнул, кажется, приходя к какому-то решению, и тепло улыбнулся.       – Ито-сан оказался очень занят в последнее время. Если он не возражает, вы не хотели бы другого?       Что? Почему он… И что это за выражение лица? Кеншин замер, и крошечные волоски на его загривке встали дыбом. Происходило что-то недоступное его пониманию. И хотя Фудзивара-сан, кажется, довольно приятный мужчина, дружественно настроенный, общительный и вообще славный, верный самурай, но чему именно он может научить его?       И с чего бы?       Кеншин не нуждался и не хотел никакой помощи или обучения. В общем, он предпочел бы, чтобы его оставили в покое. Так что лучше все расставить по местам.       – Нет, спасибо. Ито-сана достаточно для сего недостойного, вот что.       Фудзивара-сан нахмурился, но кивнул, признавая ответ Кеншина. Кажется, он был разочарован, но ушел, не настаивая.       Сказать по правде, Кеншин ничего не думал об этой встрече и затолкал ее на задворки разума, чтобы забыть. И он не думал, что было что-то особенно странное в том, что все остальные мужчины оставили его в покое после этого. Ну, за исключением того, что всякий раз, когда Ито-сан приходил и искал его, люди переглядывались и шептались. Кеншин предположил, что все как раньше и постарался сделать все возможное, чтобы игнорировать их. Если людям нравится тратить свое время на сплетни о том, какой он ужасный убийца, или как некрасиво и странно он выглядел со своими светлыми глазами и рыжими волосами, пусть продолжают, его это не волнует.       Однако сплетни и слухи по какой-то причине затрагивали и самого Ито-сана. И не в дурном смысле. На него смотрели с недоуменным уважением, словно Ито-сан сделал что-то невероятно смелое.       Кеншин раздраженно вздыхал и качал головой.       Что ж, похоже, это не имеет значения.       Обязанность Кеншина защищать своих людей становилась все более важной, поскольку в конце лета Бакуфу начало охотиться на повстанцев с прежним энтузиазмом. Так что все ночи он проводил, охраняя встречи, сопровождая группы или отдельных лиц, и всякий раз, когда их замечали патрули Бакуфу, прикрывал отступление, пока остальные люди его отряда сопровождали охраняемых в безопасное место. Иногда Кацуре-сану по какой-нибудь причине требовалась его помощь, но это случалось все реже.       Кеншин внял совету Ито-сана и использовал ки короткими вспышками, когда это действительно было необходимо. Метод, кажется, срабатывал в большинстве случаев. Да, иногда ему случалось переусердствовать, и все заканчивалось головной болью эпических масштабов, но в целом он начал осваивать свои пределы и работал над этим изо всех сил.       Поскольку его описание стало широко известно среди людей Бакуфу, несколько раз получалось так, что противники принимали его предложение и сбегали от столкновения. Это стало настоящим облегчением. Значит, его выбор был верным и, несмотря на тот факт, что теперь ему не выйти на улицу среди бела дня, делал жизнь более сносной. Каждая спасенная в этом безумии жизнь была бальзамом на его сердце.       Лето сменилось сезоном сбора урожая, а затем наступила ночь Обон Мацури, праздника поминания предков и умерших. Огромный огонь Даймондзи* был зажжен на горе недалеко от Киото, чтобы направлять духов. Впечатляющее зрелище. Ранее, тем же днем, Кеншин спрятал волосы под большой шляпой, закрыл лицо шалью и выскользнул из гостиницы посетить ее могилу. Это было глупо и вместе с тем опасно, так как не было ничего более подозрительного, чем человек в подобной очевидной маскировке, но Кеншин считал, что риск того стоит.       Большинство людей почтило в этот день своих предков, но Кеншин… он не помнил ни лиц, ни имен своих родителей. Как ни печально, его семьи не было уже давно, и воспоминания о них не беспокоили его.       Но Томоэ… она была для него всем, так что он помолился за нее.       Сейчас, поздно вечером, он сидел в засаде. Его предупредили о том, что патруль Шинсенгуми попытался захватить повстанцев на одной из встреч, и ему нужно будет прикрыть их отступление. Тихий боковой проулок, в котором он ожидал, был заброшен, и, если ему удалось угадать, повстанцы последуют как раз этим маршрутом на пути к безопасному месту.       О, вот и они – пять присутствий ки быстро приближались к нему, а за ними патруль. И среди них было одно очень определенное, сильное присутствие, которое он не узнал.       Вот дерьмо!       Он не сталкивался с лучшими из Шинсенгуми с той поры, как окунул Сайто в Кацурагаву, но все же это незнакомое присутствие не могло принадлежать ему. Но ки была сильной и определенной, так что этот парень точно умел с ней обращаться. Сколько же мечников такого калибра в Шинсенгуми? Очевидно, их репутация как жестоких и способных бойцов не преувеличена. Шинсенгуми действительно самый жестокий отряд Бакуфу.       – Вон они!       – Взять бунтовщиков!       – Не дайте им уйти!       Кеншин сосредоточился на маскировке собственной ки, не позволяя крикам поколебать его концентрацию.       – Мы нагоняем их!       – Взять их!       Когда группа повстанцев пробежала мимо него, Кеншин вышел из тени, чтобы блокировать улицу.       – Пожалуйста, позвольте этим людям уйти.       Патруль Шинсенгуми остановился, мужчина, шедший впереди, поднял фонарь повыше, чтобы рассмотреть его, и побледнел.       – Ты!       Кеншин вздохнул. Бесполезно было тратить усилия, чтобы убедить бойцов Шинсенгуми бежать, это он знал по горькому опыту, но все же произнес слова, надеясь вопреки всему, что хотя бы один увидит в этом смысл.       – Пожалуйста, если вы удалитесь сейчас, то ваши жизни останутся в сохранности. Если вы этого не сделаете…       Однако вместо того, чтобы осыпать его проклятиями и смелыми словами, люди Шинсенгуми повернулись, глядя назад, и пропустили вперед человека. Ах, тот самый, с сильной ки.       – У него красные волосы и шрам в форме креста, – произнес тот, кто держал фонарь.       – Я вижу, – ответил ясный чистый голос. – Значит, сегодня мы столкнулись с хитокири Баттосаем. – А затем довольно молодой человек сделал шаг вперед. Он был всего лишь на пару лет старше Кеншина, с приятным лицом, нежными глазами… но его ки вспыхнула как пожар, с легкостью затмевая крошечные вспышки ки его товарищей.       Кеншину даже пришлось задержаться, чтобы хорошо рассмотреть ее. Эта ки была одним из самых примечательных присутствий, которые он когда-либо встречал, конкурируя по яростности даже с Мастером. Этот молодой командир опасен и потенциально более сложный враг, чем Сайто… Пробежав пальцами по рукояти меча, Кеншин сузил глаза и присел в стойку.       Молодой человек любезно улыбнулся, медленно обнажил меч… и бросился в атаку.       Кеншин позволил миру замедлиться.       Боги, этот парень быстр! Быстрее, чем кто-либо, с кем ему приходилось сражаться, и Кеншин ахнул, из чистого шока уходя в глухую оборону. Он уклонялся и отступал от молниеносных ударов, стараясь не позволять себе перегружаться, но парень продолжал неумолимо наступать на него, обрушивая один шквал ударов за другим, не давая ему шанса даже моргнуть. Уклониться, уклониться, отпарировать…       Нет, было еще хуже – ему не давалось шанса даже подумать! В этом танце клинков все, что у него осталось – это его опыт и тщательно отточенные инстинкты, и он отпустил себя, реагируя рефлекторно, отчаянно уклоняясь и защищаясь, пока пытался войти в ритм этого страшного мечника. Узкая боковая улочка не давала ему места для маневра, и потребовалась вся его ловкость, чтобы не попасть под удар.       Этот бой… это действительно было нечто!       Кеншин задыхался, пульс зашкаливал. О боги, что это за ощущение – он словно вышел из мутной глубины в мир, полный красок и чувств, в котором не было более ничего, кроме этого момента, в котором он был совершенно, насквозь, неоспоримо живым.       Мне это нравится.       Этот молодой человек не был быстрее его… не вполне, но он был опытным, и его стиль очень тверд. Более того, агрессивный способ использования ки делал его трудно читаемым. Но с каждой миновавшей секундой Кеншин привыкал к этому и вскоре начал наседать на своего противника. В конце концов, защищаясь, не выигрывают битв, только нападая.       Так что он взволнованно улыбнулся и рванул вперед, поворачивая ситуацию в свою пользу, а затем демон Шинсенгуми наконец ушел в оборону.       Теперь нужно создать отвлечение… Кеншин ухмыльнулся, поворачивая клинок против другого человека, и заметил небольшое окно в его стойке. Ах да, есть! Теперь идем на убийство!       Но почему…?       Промелькнувшая мысль поразила его как молния и заставила заколебаться, отчего появившийся удачный момент исчез так же быстро, как и появился. Демон Шинсенгуми тоже остановился, только чтобы наклониться и закашляться… кровью?       Кеншин отпустил ки и перевел дыхание. Как раз вовремя, потому что он был уже на пределе.       Переломный момент это хорошо. И да, несмотря на то, что он мог бы использовать явное отвлечение Шинсенгуми, чтобы убить его, ему этого на самом деле не хотелось. Такая схватка, в которой он чувствовал себя живым, случалась так редко. Когда ему в последний раз бросали настоящий вызов? Сколько времени прошло с тех пор, как он чувствовал себя так хорошо, как сейчас? Его дни проходили в оцепенении, в воспоминаниях о ней. Даже бой с Сайто не был так хорош, потому что тогда он отчаянно боялся за жизнь Накамуры.       Но сейчас он один.       Ему не нужно никого защищать. Единственная причина, по которой он находился здесь – это дать своим людям фору во времени, чтобы спрятаться в безопасном месте. И сейчас Кеншин просто тянул время.       Так что он позволил демону Шинсенгуми отдышаться, замечая, что остальная часть патрульных пребывала в неопределенности, не зная, нужно ли им шагнуть вперед, чтобы защитить своего командира. Демон тоже это заметил и замахал им рукой. Затем он поднял взгляд и посмотрел на него.       И вот они, два мечника, потные, тяжело дышащие, стоят наготове, подняв мечи… и ждут.       Чувство любопытства начало грызть Кеншина, и он задумался. Когда ему в последний раз было любопытно? Однако сейчас был подходящий момент, и Кеншин, облизав губы, тихо спросил:       – Может ли сей недостойный узнать ваше имя?       Демон тоже перестал хрипеть и усмехнулся.       – Окита Соджи, командир первого отряда Шинсенгуми. – Затем он слегка наклонил голову, побуждая его представиться в свою очередь.       Ответить это проявить вежливость.       – Химура Баттосай, Чоушуу Ишин Шиши, – кивнул Кеншин.       На некотором расстоянии он почувствовал еще одну группу присутствий, приближающихся к ним. Люди Шинсенгуми за Окитой-саном заметили их вскоре после этого, опознав свои фонари и опознавательные знаки.       – Подкрепление!       Однако среди вновь прибывших было еще одно присутствие ки. Знакомое присутствие. Кеншин скривился. Окита закрыл глаза и разочарованно вздохнул. Патруль Шинсенгуми расступился, давая возможность пройти вперед высокому тощему человеку с засаленной челкой и острым взглядом.       – Окита, отойди! – рявкнул он.       Это на самом деле был тот самый человек, которого Кеншин уронил в Кацурагаву пару месяцев назад, и, учитывая то, как Сайто Хаджиме, волк Мибу, хмуро посмотрел на него, было ясно, что он также помнил Кеншина. В его глазах было столько ненависти и презрения, что Кеншин впечатлился.       – Сайто-сан… – запротестовал было Окита.       – Я очень чувствителен к запаху крови, мальчик, – нахмурился Сайто. – Ты не сможешь победить его в таком состоянии. – Потом он присел, выхватил клинок, снова держа его перед собой в этой странной позиции для левой руки. – Начнем.       И Сайто бросился вперед. Кеншин позволил ки ускорить его движения снова. На этот раз странный стиль Сайто был несколько проще для него, не таким непредсказуемым и незнакомым, но Кеншин не использовал свое преимущество. Его первоочередной задачей было выиграть время, и этот способ – схватка один на один с одним из лучших бойцов Шинсенгуми – был самым лучшим. Но как много времени прошло? Его товарищи уже в безопасности или нет?       Ох! Соберись, идиот!       Кеншин уклонился как раз вовремя, затем отпарировал последовавший за этим удар Сайто, высоко подпрыгнул и опустился с ударом сверху, его любимым приемом Хитен Мицуруги – Рюцуйсен. Сайто удалось сбить его меч с траектории движения в последний момент, и этого было достаточно, чтобы уйти от его разрушительной силы.       Но это не имело значения. Это было даже хорошо, потому что доказывало, что Кеншин сможет насладиться этим боем немного дольше, и получит все, что захочет, даже возможность применить специальные приемы Хитен Мицуруги, а не обычное разочарование. Сейчас у него есть возможность драться по-настоящему, а не бездумно убивать все, что попадется на пути. О, как он ненавидел такое издевательство над кендзюцу. Простое убийство людей как клопов сводило с ума и разбивало сердце. Это близко не походило на настоящее кендзюцу.       Нет, если сравнить эти схватки, они отличались как день и ночь.       Сейчас, когда мышцы и легкие горели от напряжения, он чувствовал себя таким живым, и это ощущение – ощущение простой радости движения, возможности проверить свои силы и выступить против достойного противника – было настолько прекрасным… Этот Сайто, хоть и не был настолько хорош, как Окита, но все же достаточно силен, чтобы противостоять ему, а его странный стиль давал больше свободы действия.       О да…       Кеншин ухмыльнулся, радуясь тому, как шумит кровь в ушах, как прилипло к спине мокрое кимоно, как трудно сделать вдох, и как отдается болью левое бедро после того, как он не слишком удачно приземлился.       Как же хорошо…       Сайто тоже дышал заметно тяжелее, его узкие глаза были полностью сосредоточены на противнике, его ки находилась под полным контролем, пока он пытался прочитать Кеншина, чтобы найти окно в защите. Сайто тоже понимал, что это не простое соревнование.       Они не были равны – их стили были слишком различны для того, чтобы их сравнивать… но тем не менее они были полностью сопоставимы друг с другом. Разница заключалась лишь в том, что Кеншин даже не пытался найти способ закончить этот бой, потому что не хотел этого момента.       Однако мышцы уже жгло, а боль за глазами становилась невыносимой. Несмотря на то, что ему удалось урвать несколько передышек в этих двух поединках, становилось ясно, что он близок к своему пределу. Кеншин стиснул зубы. Почему, черт побери, это все еще случается?       Он нахмурился и огляделся. Люди Шинсенгуми просто наблюдали за их боем. Почему? Или это зрелище слишком интересно, чтобы пройти мимо? Или…       Нет, блядь! Они разделились. Перед ним осталась небольшая группа, остальные разделились, и сейчас, когда он заметил это, их присутствия окружали его, двигаясь переулками. Да, конечно, они ждут, когда он выдохнется, чтобы схватить его.       Кеншин заколебался. Он не знал, как долго находится здесь. Повстанцы уже, конечно, ушли в безопасное место? Его работа уже выполнена? Да, должно быть, так. Так что теперь ему нужно бежать… Но как?       Реки рядом не было, к сожалению. Снова окунуть Сайто в холодную воду было бы неплохо. Этот свирепый взгляд станет лучше после повторного купания, подумал Кеншин с мрачным весельем, блокируя еще один удар левши Сайто. После волк Мибу бросился на него с удвоенной энергией. Но как бы ни было заманчиво остаться дольше, ему пора.       Кеншин поднял голову. О, да, это может сработать. Он собрал остатки ки к ногам и прыгнул. Черепица сделала приземление несколько неудачным, и его левое бедро прострелило болью, но он быстро похромал прочь, на ходу убирая меч. Отпустив ки, он тут же начал прятать ее, стараясь сделать свои истощенные запасы еще незаметнее. Он слышал крики Шинсенгуми внизу, когда они пытались преследовать его по земле.       Слава богам, было достаточно темно, чтобы его можно было хорошо разглядеть…       Пульсирующая боль за глазами становилась все более настойчивой, вспышки боли не давали сосредоточиться. Кеншин выругался про себя. Ему нужно оторваться от хвоста прежде, чем он вырубится. Но как?       Потребовались некоторые усилия, но выяснилось, что идея уходить крышами была верной. Людей, идущих за ним, ослепляли собственные фонари, так что им было трудно разглядеть его. Несколько смелых, что забрались на крышу вслед за ним, очевидно, не практиковались в беге по скользкой неровной поверхности. Для Кеншина же это было не сложнее спарринга с Мастером на мокрых скалах у водопада. Киото был застроен довольно плотно, и большинство крыш покрыто твердой черепицей, а не тростником или соломой, и она легко выдерживала его малый вес.       После того, как Кеншин сумел замаскировать ки, он больше не слышал криков преследователей. Однако осторожность не помешает. Он замедлил шаги и начал ступать осторожно, как Мастер учил его в детстве, так что больше сам не мог услышать собственную поступь по скользкой черепице.       А потом он остался один.       Кеншин присел в темном уголке на крыше двухэтажного здания, чтобы перевести дух. Стояла ясная ночь. Луна, большая и круглая, висела в небе, звезды мерцали. Это было прекрасное зрелище, а его истощение, чувство жжения от перерасхода ки и напряжение в мышцах… все это было так здорово.       Закрыв глаза, он медленно выдохнул и лег на спину. Я жив. Такая простая для понимания вещь, и такая замечательная.       Он был потерян в своих воспоминаниях, погружен глубоко в чувство вины и отвращения к себе так долго, что единственное, что удерживало его в здравом уме, была та нечувствительность, которой он окутал себя. Последний подарок Кенты. Но таким полезным как он должен был быть…       Это не было способом жить.       На самом деле цепляться за эту нечувствительность и пытаться дистанцироваться от реальности было несправедливо по отношению к ней. Она научила его маленьким проявлениям счастья. И сейчас, в этот момент он смог наконец увидеть проблеск ее урока еще раз.       Всем своим сердцем он желал, чтобы она была рядом с ним, увидела, насколько прекрасна луна и звезды сегодня. Если бы она была здесь, прямо сейчас, она бы прикоснулась к его щеке, побуждая его глаза встретиться с ее глазами… а потом, глядя на него своими черными бездонными очами, она бы тепло улыбнулась ему и сказала, как сильно его любит, потому что ее губы не знают, как улыбнуться ему даже вполовину так, как могут ее глаза.       Он любил ее глаза.       Кеншин тихо сглотнул, с удивлением замечая, что пришедшая в сердце боль не сокрушает его так, как прежде. Может, он наконец отпускал эту боль? Не вполне – его сердце все еще болело, как и всегда, но эта боль была не такой сильной, как раньше. Может, он привыкает к потере, учится ее терпеть?       Да. Она хотела, чтобы я жил.       Кеншин медленно выдохнул… и улыбнулся.       Он позволил себе расслабиться и закрыл глаза, потирая ноющий лоб тыльной стороной ладони. Сейчас яркие пятна еще плясали в поле зрения, но стали не более чем просто раздражающими. Головная боль в этот момент была незначительной проблемой. Горящие от усталости руки и ноги были более насущной, ограничивая его движения и заставляя дрожать, но потом ему снова стало почти хорошо. После тренировок с Мастером было гораздо хуже, фыркнул Кеншин и поднялся на подрагивающие ноги.       Он посмотрел на луну и прошептал:       – Спасибо.       – В знак доверия к вам я могу рассказать вам о том, что мы получили приказ начать подготовку к мобилизации наших войск. Бакуфу начнет атаку следующей весной, когда растает снег и освободятся горные перевалы.       – Понимаю, – спокойно сказал Кацура-сан, но его ки колебалась, словно в тревоге.       – Спасибо за информацию, Сайго-сан, – сказал Сакамото-сан и склонил голову в сторону самурая из Сацумы.       Сайго, однако, не закончил.       – Есть еще одна проблема – согласно донесениям наших шпионов, Бакуфу планирует развернуть весь свой арсенал, даже те военные корабли, которые собрали в Эдо, едва набрав на них денег, с западной помощью. Так что вы столкнетесь с каждой провинцией, со всеми их самураями, а это около восемнадцати тысяч человек. – Он задумчиво нахмурился. – Скажите, Кидо-сан… сколько людей в общей сложности у вас и Такасуги-сана?       – Около трех тысяч, плюс-минус пара сотен. Большинство из них самураи, но есть и ронины и простолюдины, на которых мы можем рассчитывать.       – Ужасные шансы, – холодно заметил Окубо-сан, прикидывая на ходу.       В комнате повисла тишина.       Прошло довольно много времени с того дня, как Кеншин в последний раз присутствовал на переговорах, но сегодня Кацура-сан почему-то решил взять его с собой. Это озадачивало. Разве в самом начале они уже не наигрались мускулами? Кацуре-сану нечего бояться?       Но опять же, сегодня была первая встреча лидеров Сацумы и Чоушуу с момента первой успешной поставки оружия. Кацура-сан уже предложил свою благодарность Сацуме за помощь в качестве посредника, и теперь, после первого успеха, британцы приняли решение торговать с Чоушуу напрямую. С ними имел дело Такасуги-сан, поспешно старающийся обеспечить Кихетай новым оружием.       Возможно теперь, когда Чоушуу получил подтверждение о готовности Сацумы к сотрудничеству, они могли бы создать альянс? Кеншин распахнул глаза. Ах, так вот почему Сайго-сан и Окубо-сан были так настойчивы, чтобы Чоушуу остались слабыми. Чем больше была необходимость в их помощи, тем больше уступок они могут потребовать. Снова игра за власть!       Ки Кацуры-сана успокоилась, он слегка согнул пальцы левой руки, и заметил:       – Бакуфу – это бумажный тигр. Число его сторонников пугает, да. Но на самом деле эти люди пришли из разных провинций, и они не имеют четкой организации и не согласованы между собой. Большинство плохо вооружены и ничего не знают о войне. Они самураи только по названию. Более того, большинство провинций не слишком охотно подчиняются приказам Бакуфу. Уже сейчас многие из них не уверены, стоит ли участвовать в этом предприятии.       Сайго кивнул, но его взгляд стал более пристальным.       – А что насчет новых кораблей? Западного оружия? Бакуфу тоже закупает его.       – Кихетай Такасуги выстоял против западного флота в проливе Симоносеки. Тогда у него было устаревшее оружие. Сейчас все будет по-другому. Его армия лучшая в стране – лучше оснащена и лучше подготовлена. Кроме того, мы будем сражаться на своей земле. Чоушуу находится далеко на юго-западе, в бедной и гористой местности, в которую трудно пройти иначе чем через несколько основных перевалов. Единственная область, которую они могут атаковать большей частью своих сил, это побережье. Особенно если они будут угрожать нам обстрелом со своих военных кораблей. Если мы раздавим их атаку там, то они растеряют всю свою храбрость и отступят.       – Какие уверенные слова, – сказал Окубо, скептически подняв бровь.       А потом Сайго вдруг разразился громким хохотом, с легкостью разрезавшим наступившую тишину. Сакамото-сан нахмурился, но его очевидное неодобрение не приструнило веселящегося Сайго-сана, наоборот, только вызвало больший смех.       Кеншин не знал, был ли он шокирован выражением лиц Сакамото-сана и Окубо-сана или оскорблен за своего лидера. Лицо Кацуры-сана было словно вырезано из камня, пока он ждал, когда же иссякнет смех Сайго-сана.       – Кидо-сан, да вы юморист. Вы утверждаете, что Чоушуу может выиграть эту войну? Именно это услышали мои уши? – наконец удалось прохрипеть Сайго-сану. Его брови поднялись высоко, демонстрируя преувеличенное неверие.       Сакамото-сан откашлялся и поднял руки в примиряющем жесте, пытаясь сохранить спокойствие между двумя темпераментными мужчинами.       – Сайго-сан, пожалуйста, мы здесь для того, чтобы обсудить альянс, способный сокрушить общего врага…       Бесполезно. Ки Кацуры-сана поднялась, а его левая рука сжалась в кулак так крепко, что костяшки пальцев побелели.       – Ради революции Чоушуу будет готов принять помощь Сацумы… но только как равные партнеры. Мы не подчинимся вашей власти, какой бы впечатляющей она ни была, – тихо сказал Кацура-сан. Его голос был свершено ровным, руки лежали на коленях. – Отступите от предстоящей войны, и мы покажем вам свою силу. Чоушуу выступит в одиночку против Бакуфу и победит бумажного тигра.       И на этих устрашающих словах встреча была закончена. Лидеры Сацумы остались в комнате с выражением задумчивости на лицах, и даже Сакамото-сан, казалось, был ошеломлен заявлением Кацуры-сана.       Если быть абсолютно честным, Кеншин не знал, что и думать. Любой союз с провинцией, которая была намного больше, богаче, могущественнее, чем Чоушуу… если между ними не будет уважения, будет обречен с самого начала. Если они хотят сформировать альянс с таким заклятым врагом, как Сацума, достаточно сильный, чтобы свергнуть Бакуфу, они должны рассматриваться как равные, как и сказал Кацура-сан.       И если эта война начнется, та операция, которую Бакуфу готовит для Чоушуу, не станет концом революции. Однако по видению повстанцев они должны либо победить, либо сломаться. Если им не повезет, то это станет катастрофой, сопоставимой с Икеда-я или инцидентом у ворот Хамагури, но последствия будут в десятки раз хуже.       Но если они выиграют… как после этого остальные провинции смогут верить в силу сёгуната?       Кеншин искоса посмотрел на Кацуру-сана и сухо сглотнул, понимая, что была причина, по которой он поверил этому человеку.       После этой встречи вместо того, чтобы вернуться на их тайную квартиру, Кацура-сан решил посетить Гион, чтобы снова увидеться с леди Икумацу. Кеншин предложил подождать его на первом этаже, чтобы не мешать их уединению. Однако Кацура-сан покачал головой и сказал:       – Пожалуйста, присоединяйся ко мне, Кеншин. Вечер отдыха пойдет нам обоим на пользу.       Несмотря на все обстоятельства, это был удивительно прекрасный вечер. Они хорошо поужинали, выпили немного саке, послушали прекрасное пение леди Икумацу и посмотрели на ее танец с веерами. Так или иначе, Кеншин чувствовал, что немного расслабляется.       И саке сладкое на вкус. Сегодня впервые за долгое время он на самом деле наслаждался вкусом саке. Последний раз это было с Томоэ, после того, как они убрали их поле. Около года назад. Как странно. Он даже не заметил, как пролетело время.       В их разговорах не было работы или политики. Темами стали простые наблюдения, мнения и забавные истории. Было почти… прекрасно? Кеншин не чувствовал утомления от компании леди Икумацу и Кацуры-сана, такого, как от компании тех людей, с которыми делил комнату. Нет, как-то так получалось, что леди Икумацу и Кацура-сан давали ему свободное пространство, когда это было необходимо, и не давили на него тогда, когда он приближался к пределу выносливости. Он не чувствовал себя находящимся в ловушке и не ощущал неудобства в их изысканной компании, хотя понимал, что должен бы.       Позже, вечером, после того, как он выпил немного саке, леди Икумацу в шутку предложила ему попробовать поиграть на ее сямисэне. По причине, которую он так и не понял, Кеншин попробовал. Не стало неожиданностью то, что получилось ужасно. Несмотря на все попытки леди Икумацу научить его, у него просто не было слуха, чтобы взять правильные ноты. Тем не менее его попытки сильно развеселили Кацуру-сана , а леди Икумацу смотрела на него так тепло, что, возможно, это стоило его смущения.       А после полуночи, когда он сопроводил Кацуру-сана домой и был окончательно отпущен… то почувствовал, что все так, как должно быть.       Сейчас его дни шли своим чередом, определенным порядком, делавшим жизнь более терпимой. Иногда он даже находил что-то любопытным или забавным. Не слишком большой шаг вперед, но хоть что-то – крохотный лучик света, освещавший его безрадостное существование.       Его работа заключалась в том, чтобы защищать своих, охранять встречи, обеспечивать безопасность поставок оружия или других важных товаров повстанцам. Все это было необходимо, но независимо от его желания без убийств не обходилось. Количество крови на его совести было так велико, что он даже не мог сосчитать жизни, которые отнял.       Сказать по правде, лучшими вечерами были те, когда он гонял охотников на него вокруг города или когда ему удавалось уронить их в реку. Как один из патрулей Мимаваригуми, который преследовал его до реки немного меньшей, чем Кацурагава. Когда они остановились, чтобы захватить его, то все очутились на середине моста, так что оказалось достаточно одного Дорюсен, чтобы полностью разрушить мост, сбрасывая всех в реку для приятного освежающего купания.       А еще были поединки с Окитой Соджи-сан и Сайто Хаджиме-сан.       Каждый раз, когда Кеншин скрещивал с ними клинки, их схватки не заканчивались ничем. К концу сражения они задыхались, а довольная ухмылка освещала лица… но ни одна из сторон не воспользовалась бесчестными приемами, несмотря на имевшиеся возможности. Это особенно беспокоило Сайто-сана.       – Почему ты не используешь свое преимущество? – спросил Сайто-сан однажды вечером.       Кеншин только усмехнулся, но даже не попытался объяснить. Правда заключалась в том, что хотя технически он должен был пытаться убить Сайто-сана и Окито-сана… он этого не хотел. Если бы он постарался изо всех сил и позабыл все манеры мечника, то, возможно, смог бы нанести смертельный удар, но… он совершенствовался, просто сражаясь с ними. Сайто-сан и Окита-сан были блестящими мечниками и постоянно толкали его к своему пределу. Сражения на таком высоком уровне заставляли его использовать фирменные приемы Хитен Мицуруги более изобретательно, укрепляли его личный стиль, стирали все наслоения и вредные привычки, что накопились за эти годы.       И дело в том… что ему была не нужна их смерть. Он просто выигрывал время.       Однако однажды вечером Ито-сан отвел его в сторону на заднем дворе, чтобы побеседовать лично.       – Химура-кун, у меня к тебе два вопроса.       Первый, как оказалось, заключался в том, почему он до сих пор не убил ни одного из известных Шинсенгуми. После некоторого колебания Кеншин решил сказать правду и объяснил.       – Просто… наш враг не Шинсенгуми, а Бакуфу. – Он запнулся. – Как и мы, они борются за свои убеждения. Они полиция города и охраняют мир на благо простых людей. Сему недостойному нет необходимости их убивать, вот что.       Ито-сан бросил на него такой взгляд…       – Убийство этого маленького демона Окиты или волка Мибу Сайто принесло бы хитокири Баттосаю большую славу.       – О… – Кеншин покраснел. – Эээ, это так. Но Баттосая уже боятся. Больше нет необходимости, вот что.       – Негодник, – ласково усмехнулся Ито-сан и поднял руку, словно хотел потрепать его волосы, как мальчишке, или похлопать по плечу, как уже делал десятки раз. Но, не сделав этого, опустил руку и покачал головой. – Отвлечемся от этого вопроса. До сих пор твоя работа была замечательной. Что значат один или два имени известных самураев среди умерших от руки Баттосая сторонников Бакуфу?       Кеншин отвел глаза, чувствуя, как румянец расползается по щекам и спускается ниже, к шее и ушам. Какое ясное предостережение он получил от Ито-сана. Однако, если он и сделал что-то вроде привычки из стычек с лучшими из Шинсенгуми, это не означает, что при этом не случалось неприятностей или травм. Он получил несколько порезов, а его ножны сломались в прошлом месяце. Кузнец, Шакку Араи-сан, опять был недоволен, впрочем, как всегда.       Так что в словах Ито-сана была своя правда.       Но дело в том, что, несмотря на то, каким глупым и безрассудным это было, Кеншину нравилось, каким живым он ощущал себя в этих поединках. Он чувствовал блаженство, почти опьянение.       – О другом вопросе я также хотел поговорить с тобой сегодня… – Ито-сан неловко откашлялся.       Кеншин замер, несколько опешив. Он никогда не видел, чтобы мужчина выглядел так неуверенно, и в его глазах было что-то… странное, если не сказать больше.       – Ты конечно в курсе слухов, что ходят среди людей, что я твой наставник? – медленно спросил Ито-сан и посмотрел на него, прищурив глаза.       – Разве нет? – Кеншин с любопытством склонил голову. В конце концов, старик всегда давал ему хорошие советы, увещевал его за глупость, то есть взял его под свое крыло, почти как Мастер. Разве это не то, что называют наставничеством?       Но вместо того, чтобы ответить, Ито-сан поднял руку и медленно, очень медленно, провел пальцами по левой щеке Кеншина, точно так же, как делала она. Нежное прикосновение заставило все волоски на теле подняться, и не в хорошем смысле. Дрожь пробежала по позвоночнику, глаза распахнулись, сердце замерло… Кеншин отпрянул назад, пока не уперся спиной в деревянный забор, окружавший двор.       Тяжело дыша, с дикими глазами, он не мог ничего, кроме как смотреть.       Какого черта? Что это вообще было, черт побери?       А Ито-сан кивнул, потом покачал головой и посмотрел на него, улыбаясь несколько осуждающе.       – Химура-кун… Я, конечно, подозревал и раньше, но теперь это яснее ясного – ты родился не в классе самураев.       Кеншин замер.       – Ты абсолютно не понимаешь, о чем все эти разговоры, не так ли, мальчик?       Кеншин в оцепенении покачал головой, пребывая в шоке.       Ито-сан по-доброму улыбнулся.       – Какой ужас, – сказал он и коротко засмеялся. – Ну, что ж, это довольно простой вопрос, на самом деле. Среди самураев есть старая общепринятая практика, когда юных самураев-подростков наставляет пожилой человек. Наставничество позволяет юноше учиться на примере всему, что от него требуется – боевым искусствам, этикету, кодексу чести и многому другому… но от молодого человека, в свою очередь ожидают, что он примет физические желания своего наставника из чувства преданности и уважения.       Желания? Кеншин распахнул глаза и вдруг с изумлением понял, что это значит.       – Вижу, ты понял, – склонил голову Ито-сан, а затем вздохнул, поглядев в сторону. – Другим аспектом этой практики является то, что наставничество должно закончиться, когда мальчик становится совершеннолетним… это касается всех сексуальных обязательств. Однако некоторые молодые люди решают продолжать подобные отношения даже после достижения взрослого возраста. Это не распространено, но принято до тех пор, пока мальчик сохраняет соответствующую юную внешность.       Кеншин почувствовал, как уничтожающий румянец заливает его лицо, когда Ито-сан бросил на него острый взгляд. Он дрожал, прислонившись к стене, ощущая головокружение. Люди Чоушуу, с которыми он делил комнату… Фудзивара-сан и остальные… все они думали, что он спит с Ито-саном? Что он хочет таких отношений? И он даже признался, что состоит в таких отношениях с Ито-саном?       Но я не знал, что означает этот вопрос!       Но разве Фудзивара-сан тоже не интересовался? Кеншин побледнел. О боги…       – Ну, на сегодняшний день с этими слухами не так уж много можно сделать, и это не так уж и плохо, – пробормотал Ито-сан. – Я не против. И, честно говоря, мне даже лестно, что они так говорят. – Он усмехнулся с нежностью. – Знаешь, Химура-кун, ты весьма недурен собой. Если не обращать большого внимания на твои светлые глаза и яркие волосы, ты мог бы быть замечательным мальчиком для такого дела.       Можно ли провалиться поглубже под землю и никогда не возвращаться? Кеншин задался этим вопросом, совершенно и полностью раздавленный. Это было худшее, что люди когда-либо говорили о нем! Он же думал, что все взгляды и шепотки о нем как об убийце или об иностранце, как всегда! Но все это время они думали, что… что… о боги!       – Ну, оставляю тебя с твоими мыслями, – рассмеялся Ито-сан и попрощался, оставив его одного.       Это не помогло.       Все лето и продолжительную осень он не обращал внимания на слухи, потому что не думал, не беспокоился… как, возможно, должен был. О боги! Он закрыл лицо руками и пытался выровнять дыхание. Ноги не держали, и он сполз по стене, сев прямо в клумбу.       Какой ужас, и в самом деле.       После этого разговора Кеншин не мог не прислушиваться к тому, что говорят люди в гостинице за его спиной. Все было именно так, как утверждал Ито-сан, и что хуже всего, люди полагали, что он не просто хочет таких отношений с другими мужчинами, но и… ох, в общем, некоторые считали его привлекательным. Никого не волновали его иностранные цвета, и, по всей видимости, его лицо выглядело молодым и женственным. А тонкокостность и невысокий рост еще больше дополняли образ юного мальчика, похожего на девушку. А как же репутация жестокого Баттосая? О, так даже лучше! Переспать с такой известной личностью оказалось весьма желанным для многих!       Чем больше Кеншин слушал, тем более подавленным становился.       Так что неудивительно, что он чувствовал себя в гостинице как в ловушке. К сожалению, его описание было широко известно в городе, так что он не мог рисковать и выходить без веской причины. Но оставаться под одной крышей с остальными тоже не вариант. После работы он начал оставаться снаружи все дольше – сидел на крыше и смотрел в небо, ходил по пустым улицам и по набережной реки, то есть делал все, чтобы держаться подальше от гостиницы, пока не был уверен, что все люди уснули. Днем он спал или дремал урывками, или, если это не помогало, искал укромные места.       Этого оказалось недостаточно.       Тихий шепот, пристальные взгляды, слухи, казалось, преследовали его независимо от того, что он делал. От них не было никакого спасения. Он не мог выходить на улицу. Слишком большой риск. Если его поймают, последствия для Ишин Шиши будут катастрофическими. Раньше затворничество не было для него большой проблемой, поскольку его изоляция была исключительно добровольной, но теперь он чувствовал, что просто сходит с ума.       Он ощущал, как чьи-то глаза всегда следят за ним. Каждый взгляд вызывал мурашки по спине, поднимал крохотные волоски на затылке и заставлял кожу зудеть, словно от сыпи.       И хуже всего то, что все эти люди были неправы.       Кеншин знал, как выглядит и думал, что принимает это, потому что не было никакого доступного способа выглядеть старше или мужественнее. Однако сейчас он начал мечтать о бороде. Поле этого никто не станет думать, что он женственный, и она сможет скрыть крестообразный шрам на его щеке, чтобы он смог, черт побери, выйти отсюда.       Жаль, что не было никакой возможности приказать его щекам вырастить рыжие волосы. Какая несправедливость. Немало молодых людей его возраста уже носили бороды. Почему не он?       Однако проведя несколько недель в гостинице избегая людей и пытаясь удержать себя от любых мыслей о приключившемся с ним ужасе, Кеншин остыл достаточно, чтобы посмотреть на свою проблему более объективно. Даже несмотря на то, насколько грязными были слухи и насколько некомфортно они заставляли его себя чувствовать, никто не искал его компании после Фудзивары-сана. Почему? Если все думают, что он… тьфу, желанен, как женщина, почему его никто не добивается? Кеншин сосчитать не мог то количество историй, которое слышал от повстанцев об их романтических приключениях. Это было популярной темой. Он легко мог вспомнить десяток историй о том, как кто-то завоевал подружку или жену. И не мог избежать выслушивания их хвастливых рассказов о посещении Шимабары. Так что Кеншин очень хорошо знал, как настойчивы могут быть мужчины в отношении тех людей, которых находили привлекательными.       Так почему сейчас все по-другому?       Связано ли это с тем, что, как сказал Ито-сан, все думали, что он спит исключительно со своим начальником? Кеншин прикусил щеку, чувствуя, как внутренности скручивает при этой мысли. Но если это так, то хорошо объясняет их поведение. Ито-сан уважаемый, даже любимый лидер… никто не хотел бы беспокоить того, кто связан с ним. Ну, если не считать взглядов и слухов, но Кеншин выносил их всю свою жизнь.       Так ли уж важно, что думают люди?       Не вполне… но в то же время и да, было важно, признался себе Кеншин. Все это было слишком новым и странным для него.       Он всегда был некрасивым, странным, похожим на иностранца. И удивительно, что она захотела его. То, что он был нежеланным уродцем, Кеншин научился понимать и даже принял… но эти слухи? Они выбивали его из колеи. Он просто не мог понять, с чего вдруг все люди решили, что он даже отдаленно может быть желанным, и, что более мучительно, понятия не имел, что с этим делать.       Раньше, когда он был постояльцем в гостинице Оками-сан, люди боялись его и считали сумасшедшим. Одной из причин такого отношения были слухи, пущенные Фурутакой, но в основном это было вызвано его собственными действиями и бездействием. Даже сейчас нетрудно было заставить людей шарахаться от него в страхе и избегать его. В какой-то момент Кеншин испытывал жгучее желание попробовать. Но дело в том, что никто ничего не предпринимал против него. Люди просто смотрели, шептались, думали о нем, что… тьфу!       В то же самое время Кеншину нравилось жить среди этих привычных ему людей Чоушуу, которые вели себя так, словно не было в нем ничего особенного. Они оставались достаточно дружелюбными, они уважали его желания и оставляли его в покое, не заставляя при этом ощущать себя изгоем, словно он прокаженный или безумный убийца, уничтожающий всех, кого увидит. Нет, для них он был просто одним человеком среди прочих, за исключением того, что… э-эх!       Он просто не знал, что делать.       Из-за этих слухов и из-за того, что застрял внутри гостиницы, он начал ощущать себя демоном из детских страшилок, ночным существом, которое может появляться только при свете луны.       Это же не так.       Ему хотелось навестить ее, как привык, купить ей цветы, зажечь ладан на ее могиле и поговорить с ней. Он ничего этого не мог с самого Обон Мацури. Он не мог рисковать, когда люди так легко могли признать в нем хитокири Баттосая. В конце концов, что удержит людей от того, чтобы указать на него полицейским прямо в центре рыночной площади? Или, еще хуже, обратить внимание на те места, которые он часто посещает, и продать эту информацию Бакуфу?       Нет, кое-что придется изменить, причем в ближайшее время.       Весь этот бардак случился по его вине, вызван его глупостью и его выбором… но должно быть что-то, что позволит ему вырваться из гостиницы и из той паутины, которую он по собственной глупости сплел вокруг себя.       Однажды зимним вечером Кацура-сан взял его с собой на встречу с чиновниками некоторых провинций, которые его лидер пытался убедить не участвовать в войне Бакуфу против Чоушуу в предстоящее лето… а потом они отправились на встречу с леди Икумацу, чтобы расслабиться и отдохнуть после трудной недели.       Глядя на прекрасную гейшу, Кеншин задумался – леди Икумацу прожила годы в центре внимания, имея дело со славой, будучи желанной из-за ее внешности. Может, она не станет возражать и ответит на некоторые его вопросы?       На его лице, должно быть, так явно отражалось любопытство, что леди Икумацу пригласила его прийти попозже, чтобы побеседовать лично. Кацура-сан, кажется, не возражал против ее предложения и на самом деле поощрил его. Однако его лидер не мог находиться в общественном месте долго без надлежащей защиты и не мог передвигаться в одиночку. В конце концов, если Кацуру-сана пленят, революция развалится. Так что они решили, что Кеншин вначале сопроводит Кацуру-сана на квартиру, а затем вернется один.       Когда Кеншин снова встретился с Икумацу-сан, было уже довольно поздно, но вместо того, чтобы отправиться в приватные комнаты, которые Кацура-сан резервировал для их встреч, она решила отказаться от всякого подобия приличий и забрать его в свои личные покои. Этот поступок был несколько скандальным, но леди Икумацу, кажется, это вовсе не беспокоило, поскольку Кацура-сан был не против. По всей видимости, Кацура-сан был ее покровителем, хоть это и тщательно скрывалось. Она развлекала других, если была необходимость, но была связана с Кацурой-саном, и его формальное согласие на эту встречу придало ей, по крайней мере, иллюзию приличия.       Так что, немного поколебавшись, Кеншин присел возле двери в удобной позе, прижав катану к плечу. В наступившей тишине леди Икумацу начала снимать свои тяжелые украшения и смывать белую краску с лица.       На это было действительно интересно посмотреть. Он всегда находил майко и гейш красивыми, странными, но элегантными… но сейчас она позволила ему увидеть ее вне роли, которую играла.       – Сегодня я заметила вопрос в твоих глазах, – сказала леди Икумацу, глядя в зеркало. Лицо она вытирала мокрым полотенцем.       Кеншин посмотрел в сторону, чувствуя, как тепло поднимается к его щекам. Спросить ее было лучшим вариантом, который у него был, чтобы понять смысл его проблемы, но он не мог не смущаться.       – Эээ… – начал он неловко. – Сей недостойный оказался в затруднительном положении из-за своей репутации, вот что.       – О? – Она подняла бровь, глядя на его отражение в зеркале.       – Эм, ладно, – запнулся он. – Кажется, есть… ошибочное мнение, что сей недостойный, эм, желает отношений с другими мужчинами. – А потом он закрыл лицо руками, испытывая явное унижение от того, что ему приходится говорить об этом вслух.       Однако от нее не последовало ни удивленного вздоха, ни шокированного восклицания.       – М-да. И как это случилось? – спросила она ровно, словно не было ничего скандального в том, что он только что сказал. – Ничего плохого, разумеется, не случилось? Я искренне сомневаюсь, что ты не можешь защититься от нежелательных домогательств.       Что ж, это правда, но дело в том, что… Кеншин откашлялся.       – Сей недостойный, ах, неправильно понял вопрос и утверждал, что его наставником является Ито-сан… это в некотором смысле верно, но не в смысле отношений. Но теперь люди думают, что сей недостойный желает такого внимания от других мужчин и хочет, чтобы наставничество продолжалось, несмотря на возраст, и… и… я не мог не слышать, что некоторые мужчины находят меня желанным!       Сдавленный смешок последовал за его тирадой, и Кеншин поднял глаза, только для того, чтобы увидеть, как она закрыла рот рукой. Это было похоже на предательство.       Этот ужасный вопрос мучил его каждую свободную минуту несколько недель, и он не знал, что делать. Это не смешно! Он пришел за помощью, а не за тем, чтобы над ним смеялись!       Внезапно ее смех резко оборвался, и она выдохнула, глядя на него с мягкостью во взоре.       – Я сожалею, – сказала она, и ее голос был совершенно искренним. – Мне очень жаль, Химура-кун. Это действительно затруднительное положение.       Этот ее взгляд уничтожил его гнев в мгновение ока, словно кто-то вылил ведро воды в костер. Ее мягкие глаза напомнили ему о ней, и это было совершенно неправильно. Кеншин спрятал глаза за длинной челкой и сжал пальцы в хакама.       Леди Икумацу тяжело вздохнула.       – Проблема в том, что такой удар по репутации весьма сложно отклонить, Химура-кун. Особенно если эти слухи ходят уже давно и имеют под собой некоторое основание… даже если были допущены по ошибке. Протест против них не изменит мысли людей, наоборот, только подтвердит их. И по правде, есть ли в этом проблема для тебя или Ито-сана? Пришлось ли тебе выносить какие-либо неприятные предложения?       – Нет, – прошептал Кеншин, сжав пальцы, а потом заставляя себя расслабить их один за другим. Потому что правда в том… – Ито-сан вообще не возражал против этого. Он даже нашел, что это льстит ему. И люди в гостинице… они уважают Ито-сана. И никто не сделал ничего сему недостойному и ничего не сказал ему, с тех пор как один человек решил подтвердить слухи о наставничестве Ито-сана прошлым летом.       – Итак, никто ничего тебе не сказал? – повторила леди Икумацу. – А этот вопрос влияет на твою работу?       Кеншин покачал головой. Поставленный таким образом, вопрос не выглядел проблемой и казался глупым.       – Просто… эти взгляды, – попытался он объяснить. – Сей недостойный всегда был некрасивым и странным, вот что. С чего они вдруг сочли меня привлекательным?       Она вздохнула. Зашуршала одежда и раздались ее мягкие шаги. Она опустилась на колени рядом с ним и крепко схватила его за подбородок, поднимая его и заставляя встретиться с нею взглядом. Ее карие глаза были полны сочувствия.       – Ты действительно не знаешь? – мягко спросила она.       Безмолвный, Кеншин мог только смотреть на нее широко открытыми глазами. Она слегка улыбнулась, и ее палец нежно погладил его подбородок.       – Ты красивый. Эти иностранные цвета твоих глаз, волос, даже бледный оттенок кожи трудно принять большинству людей. Но это не отменяет того факта, что твои черты неповторимы. Даже этот шрам на щеке не портит тебя. Я видела много мальчиков-подростков, женственных мальчиков… но ни у одного из них не было такого чистого лица, как у тебя. Оно на самом деле необыкновенное. Неудивительно, что все эти люди начали считать тебя привлекательным. – Она остановилась и задумчиво нахмурилась. – Прошлой весной, когда я в первый раз встретила тебя, ты был переполнен своим горем, почти сошел с ума. Ты был тонким и болезненным. Я хотела облегчить твою боль и попросила дорогого Кидо-сана позволить мне помочь тебе. Теперь ты вернулся к жизни. Я рада, что ты нашел свой баланс, но при этом становится все легче и легче не замечать твои странные цвета и шрам.       Она замолчала, позволяя руке упасть. Он не знал, что сказать.       – Если бы не твое кендзюцу, то мне не составило бы проблемы представить тебя работающим в Шимабаре, – продолжала она, задумчиво глядя на него. – И удивительно, что ты там не работаешь, в самом деле. Я знаю от дорогого Кидо-сана, что ты не родился в именитой семье, у тебя нет ни семьи, ни клана… и в эти трудные времена…       Зачем ему беспокоиться и отрицать очевидное? Она знала о трудном выборе и причинах, по которой люди попадают в индустрию развлечений гораздо лучше, чем он даже мог себе представить.       – Я, ах… меня продали ребенком, – признался Кеншин тихо, глядя на свои руки. Он не думал об этом многие годы, но тогда все остальные рабы были девушки, не так ли? А теперь, когда он видел и знал достаточно, то понимал, что рабство было законным только в случае продажи в район красных фонарей. Так что, на самом деле… ему следовало бы понять это раньше.       Она только хмыкнула. Кеншин вздохнул, а потом вопросы, которые он на самом деле хотел задать, просто вырвались наружу сами по себе, несмотря на то, насколько невежливы они были.       – Как вы справляетесь со всем этим? С этими взглядами, от которых бегут мурашки по спине и зудит кожа? Сей недостойный в трауре, и не хочет никаких отношений. И даже если бы и хотел… то не с другим мужчиной.       – Это нужно научиться принимать, – ответила леди Икумацу ровно, глядя на него серьезными глазами. – Тебе не нужно и не должно принимать любое нежелательное внимание, но мысли и взгляды, несколько замечаний время от времени? Что можно с ними сделать? Ничего. Слишком много внимания привлекают те, кто родился красивым. Люди восхищаются, фантазируют… мечтают, завидуют, их обуревает похоть. И по правде говоря, какой от этого вред? Ты уже пережил пристальное внимание ранее, так что не утверждай, что не можешь сейчас! Родом из Чоушуу, с этими волосами, ты уже выслушивал брань и злые сплетни бесчисленное количество раз. Признай, что в тебе есть то, что большинство людей не получат никогда и научись терпеть. Найди равновесие.       Кеншин сглотнул. Неужели это безнадежно? Такое внимание… будет продолжаться, и если она права, то такое будет повторяться все чаще и чаще. При этой мысли живот скрутило, и он стиснул зубы, сжимая ткань хакама…       Но, на самом деле, разве он не научился это терпеть? Причинило ли это ему какой-нибудь вред? Он знал ответ на этот вопрос так же, как и она. Он сухо сглотнул, прежде чем посмотреть на нее сквозь ресницы. Ее глаза смотрели спокойно. Абсолютно непоколебимо, уверенно, сильно, в той манере, которую он только надеялся обрести когда-нибудь.       Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.       Возможно… я научусь.       И кивнул. Она кивнула в ответ, поднялась и вернулась к зеркалу.       Тишина повисла между ними, но в отличие от первоначальной, она не была тяжелой и гнетущей. Она больше походила на удобную паузу, когда можно собраться с мыслями. Леди Икумацу убрала большую часть украшений и смыла краску с шеи и запястий размеренными отточенными движениями. Потом распустила длинные роскошные волосы и начала их расчесывать. Они так красиво блестели, что сразу привлекли его внимание, достаточно для того, чтобы Кеншин осмелился спросить о них. Она, не колеблясь, ответила на все его вопросы, завязалась непринужденная беседа. Настроение от разговора о подобной мелочи сразу поднялось. Ну, не совсем мелочь, конечно… Кеншин был весьма заинтересован уходом за своими волосами.       Томоэ нравились его длинные волосы, и он пытался содержать их в порядке, но пока его попытки были жалкими, говоря по правде. Однако леди Икумацу дала ему несколько дельных советов, ничего масштабного или революционного, но он определенно мог что-то такое попробовать – разобрать узлы и спутанные пряди, когда волосы еще влажные после бани, ухаживать за ними с терпением и не оставлять их без внимания надолго, наносить немного масла на сухие кончики, ежедневно расчесывать их и связывать лентой вместо кожаного шнурка, оставлять их распущенными время от времени…       Некоторое время спустя Кеншин расслабился достаточно для того, чтобы задать еще один беспокоящий его вопрос.       – Слава Баттосая… сей недостойный хотел бы иметь некоторую свободу от нее, по крайней мере, достаточно, чтобы посетить могилу жены при дневном свете. Но весь город знает о его волосах и шраме…       – Помнится, я предупреждала тебя об этом, – сухо сказала леди Иукмацу.       – Эээ… это правда. Но есть ли какой-то способ?       – Хм. – Она задумалась. – Когда я хочу тайно пойти в город, то просто надеваю простую одежду вместо рабочего платья. Люди видят мое лицо, но без краски, украшений и красивой одежды они не думают о гейше, особенно о привлекательной и желанной Икумацу. Для них я просто женщина, красивая, но тем не менее обыкновенная. – Она остановилась и посмотрела через плечо. – Так что, мой тебе совет… подумай, кто такой Баттосай?       Кеншин нахмурился.       – Мечник. Убийца… самурай. Бунтовщик Чоушуу.       Леди Икумацу склонила голову.       – Да, все это правда. Но, думаю, ты некоторое время не слышал те слухи, что ходят по городу. – Она увидела его растерянность и провела пальцем по щеке, повторяя линию его шрама. – Хитокири Баттосай демон, его волосы окрашены кровью, пролитой его бесчисленными жертвами. Его глаза сияют желтым светом в темноте, позволяя ему безошибочно выслеживать своих жертв. Он непобедимый воин… Высокий, сильный, мужественный… как и все страшные герои историй. – Она посмотрела на него, подняв уголок губ в усмешке. – Образ, который люди рисуют в своем сознании, довольно сильно отличается от истины. Осмелюсь предположить, что тебе будет нетрудно вводить всех в заблуждение время от времени. Однако чем больше времени ты будешь давать людям на раздумья, тем более вероятно, что они смогут избавиться от иллюзий и преувеличений, которыми полны легенды о Баттосае.       Так что, когда Кеншин вернулся в гостиницу поздно ночью, вернее, рано утром следующего дня, он был задумчив. Леди Икумацу ответила на все его вопросы, но прямые ответы от нее были редкостью, так что теперь он чувствовал, что получил целый набор новых вопросов. Но может это и хорошо.       Несколько дней спустя он решил рискнуть.       Кеншин проснулся необычно рано. Ну, рано для него – за час до полудня. Он тщательно расчесал свои волосы, пока они не заструились ровным красным потоком, и оставил их свободно лежать на спине безо всяких завязок. Они становились очень длинными, заметил он с усмешкой, и сейчас спускались до ягодиц. Кеншин надел юката и менее используемое синее кимоно из хлопка, такое же, какое носил в Оцу. Толстые длинные носки закрывали ноги, а наручи руки. Затем он обмотал ее бледно-голубую шаль вокруг шеи, повыше, чтобы прикрыть шрам.       Короче говоря, он выглядел совсем не так, как обычно и совсем не так, как боец, которого следует принимать всерьез. Не очень практичный наряд. Если что-нибудь случится, он даже не представлял, как его длинные волосы или ее шаль смогут ему помочь.       Хуже всего, что он чувствовал себя голым без мечей.       Пока он тащился через весь город на кладбище, то присматривался и прислушивался ко всему, что происходило вокруг, ища малейший намек на подозрения у обывателей… и ничего не произошло. Он был безоружен и идиотски открыт для любой атаки, более уязвим, чем в любое другое время, но ни один человек не прокомментировал его волосы как принадлежащие знаменитому Баттосаю. Конечно, некоторые люди замечали, что их цвет необычен, некоторые принимали его за иностранца, или за красивую девушку, надевшую мужскую одежду, но никто, абсолютно никто не обратил внимания на очевидные вещи.       Когда во второй половине дня Кеншин вернулся в гостиницу, то получил ворох ошарашенных взглядов и удивленных возгласов о выборе одежды и о том, что он отправился в город без чего-нибудь, чем можно было бы защититься. Да, даже он признавал, что глупо выходить на улицу без оружия. Он особенно не хотел так рисковать снова. Без его мечей он чувствовал нервозность и напряжение и не смог насладиться прогулкой.       Но он покинул гостиницу.       Днем.       Как нормальный человек.       Это было слаще любых побед. * Даймондзи Окуриби, или Годзан-но-Окуриби – «Пламя для приветствия ушедших на пяти горах» – 16 августа на пяти горах к северу от Киото зажигают гигантские костры в виде иероглифов и изображений. Фото: https://vk.com/photo-128853700_456239075. Этот символ складывается из 75 костров. Следующий кадр - https://vk.com/photo-128853700_456239077 - из первой ОВЫ. Если кто не помнит, он идет сразу за сценой, где Кеншин поджигает дом в Оцу и уходит в Киото. До недавнего времени я была твердо уверена, что это пламя пожара. Выяснилось, что это не так.