This one. Книга третья. Путь к бродяге

В этой главе, только вдумайтесь, 26 (двадцать шесть!) страниц. Наслаждайтесь))       Чем меньше говорили об этом эпизоде с Мимаваригуми, тем лучше, но впоследствии даже Кеншин был вынужден признать, что в утверждении, что хитокири Баттосай спустил штаны ради Ито-сана, была доля истины. Следующие несколько недель люди шутили на эту тему беспрестанно, но, к счастью, эти разговоры не пошли дальше. В некотором смысле, это была их частная шутка, и ничья больше. К тому же, хотя никто ничего не говорил, все знали, что дерзкое возвращение во время утренней уличной суеты спасло старику жизнь.       Но не карьеру.       Удары Такахаши сломали несколько ребер Ито-сану, и весь его торс был покрыт синяками. Хуже того, опасения Кеншина подтвердились, и у старика возникло внутреннее кровотечение. Врач придерживался мнения, что Ито-сан выжил благодаря невероятной удаче, и любые нагрузки или волнения могут угрожать его жизни. Поэтому никто не удивился, когда Кацура-сан отправил Ито-сана обратно в Чоушуу, управлять делами клана в провинции.       Однако Кеншин не мог не испытывать по этому поводу чувства вины. Не только из-за того, что дружил со стариком, но и потому, что по-настоящему любил его. Ито-сан был начальником такого рода, который не только требовал результатов, но и тем, с которым люди могли говорить спокойно.       Этот эпизод терзал Кеншина в течение многих недель, и постоянные лекции Ито-сана о его расточительном обращении с ки наконец достигли цели. Если бы он не был таким гордым, таким преданным своей морали, то послушал бы советы Ито-сана. Он был бы более осторожным, более эффективным, и их не захватили бы в плен, в конце концов.       Да, все это случилось по его вине. Он напортачил… и они оба чуть не погибли.       Что же касается его собственного здоровья, что ж, его сломанные ребра туго забинтовали, и сейчас они достаточно быстро заживали. К сожалению, то же самое нельзя было сказать о его левой руке. Содранная веревками кожа мокла и легко повреждалась, сохранялся риск инфицирования. Его попытка поставить выдернутый сустав большого пальца вполне удалась, но врач все еще хотел это переделать, чтобы убедиться, что все заживет правильно. По всей видимости, этой уловкой Кеншин мог легко повредить свою руку, и если она не заживет правильно, сустав либо будет легко выскакивать, либо закостенеет. Поэтому Кеншину было строго-настрого запрещено брать что-либо левой рукой, тренироваться в кендзюцу или делать что-нибудь, что могло помешать его выздоровлению.       Через пару дней головные боли и жжение в мышцах угасли сами по себе. Все это из-за чрезмерного использования ки – вот так. Это Кеншин мог и не спрашивать у врача. К тому же, что может сделать врач? Ничего. Несмотря на то, что применение ки было известно мечникам, ее никто, кроме Кеншина, не использовал внутренне, и врач ничем не мог помочь ему в этом вопросе. Нет, лучшее, что ему остается, воздержаться от использования ки во время выздоровления, если в этом не было абсолютной необходимости.       Кеншин, наконец, начал понимать, что стал чрезмерно зависимым от использования ки. Он прекрасно мог сражаться без нее, и лучше, чем большинство людей. Правда, он был не самым быстрым и сильным. Он мал ростом, его короткие руки ограничивали размах, его естественная скорость была далека от таких гениев, как Окита Соджи, но он все еще был проворным, и его стиль оставался твердым и неповторимым. Честно говоря, в большинстве боев он мог вообще обойтись без использования ки. Так что, если он окажется на грани чрезмерного использования ки, то легко может обойтись и без нее.       Это был ценный урок – тот, который был нужен, если быть абсолютно честным с самим собой.       К сожалению, усиление напряженности с Бакуфу и спешная подготовка к предстоящей войне сделали невозможным отпуск по болезни. Так что всего через два дня Кеншин вернулся к обязанностям телохранителя, присутствуя на встречах в качестве изысканного инструмента угрозы Кацуры-сана остальным. Пока он держал свою раненую руку вне досягаемости для чужих взглядов, закрывая ее наручем, никто не проявил осведомленности, и репутация хитокири Баттосая как непобедимого воина не была запятнана. Было не очень комфортно сидеть там, когда все мышцы ныли от перенапряжения с ки, сломанные ребра пронзало болью при малейшем движении, свежие раны и ушибы натирало тонкими бинтами, но он старался не показывать своего дискомфорта, мысленно отрешаясь от него. В этом он тоже преуспел.       К тому же, охранять встречи лучше, чем сидеть в гостинице. Лучше так, на самом деле. В конце концов, когда каждый изо всех сил готовился к войне, он своей неудачей взял и сделал себя практически бесполезным.       Наконец в начале пятого месяца Бакуфу начали наступление на Чоушуу.       Пора действовать.       Кеншин и Кацура-сан поехали в Осаку и оттуда отплыли в Хаги. В столице они уже сделали все, что могли, и теперь Кацуре-сану было необходимо помочь в подготовке обороны и убедиться, что все идет так, как было запланировано.       Что же касается Кеншина…       – Кеншин, военные корабли Бакуфу это ключ. Если мы сможем захватить их, Бакуфу потеряет кураж. Ты предоставишь свою силу в противостоянии им?       Это на самом деле был не вопрос. Кацура-сан знал, каким будет его решение, знал, чем он готов пожертвовать. Они оба знали, сколько поставлено на эту битву.       Так что Кеншин кивнул, и обсуждать этот вопрос больше не было необходимости.       Путешествие на корабле было новым для Кеншина. Он раньше никогда не был на море, и даже если это продлится всего несколько дней, он нашел, что такое путешествие гораздо приятнее, чем езда верхом, хотя бы потому, что ему не пришлось тревожить свои раны так сильно. Сказать по правде, если бы ему пришлось выбирать, то он предпочел бы сломать ребро, чем снова выбить руку. Кости было достаточно просто зафиксировать и сохранять в покое, но руки… кто знал, что жить с одной рукой так чертовски досадно. Из-за его травмы даже самые обычные действия стали проблематичными – еда, одевание, купание, не говоря уже о поездке верхом с одной рукой. К тому же, несмотря на все его усилия, сустав большого пальца жестоко болел при малейшей провокации.       Кеншин был приятно удивлен, когда понял, что его не укачивает. Это стало огромным облегчением. Особенно после того, как ему пришлось наблюдать, как некоторые из людей, путешествующих в Чоушуу вместе с ними, время от времени блюют через перила и всю ночь жалобно стонут. Что такого в постоянной качке корабля? Почему она так плохо влияет на людей? Она не была настолько плоха. Кеншин даже выполнял на палубе ката по несколько раз за день, стараясь привыкнуть к движущейся поверхности под ногами. Он даже наслаждался вызовом, который она бросала ему. Хотя, признаться, он мог бы обойтись и без аудитории. Ну кому может быть интересно, как кто-то выполняет базовые упражнения с мечом? Ведь мечи не так уж редко встречаются. Каждый самурай носит их и умеет, по крайней мере, элементарно, владеть ими.       Или они все смотрят на него?       Кеншин раздраженно хмурился и натягивал ее шаль повыше, чтобы получше скрыть шрам. Шаль это единственное, что он взял с собой в дорогу и держал при себе все время. Он слышал, как другие люди комментировали ее цвет и прекрасную цветочную вышивку, говоря, что такая одежда делает его женственным, но какое это имело значение? Шаль была одной из самых ценных ее вещей, и должна использоваться. Она успокаивала его. И если Чоушуу проиграют эту войну, и он умрет – вполне реальный исход, поскольку силы врага были подавляюще превосходящими, и было много событий, которые могли бы пойти вразрез с их планами – он хотел бы иметь ее шаль с собой, когда придет это время.       Она умерла с ней.       Ее кровь пропитала эту вещь, и даже сейчас пятна напоминали ему о его неудачах.       Да, умереть с этой шалью на шее… это уместно.       Не то чтобы Кеншин собирался умереть – но к этому нужно быть готовым, вот и все. К тому же, все самураи, идя в бой, уже считали себя мертвыми, во всяком случае, он так слышал. На самом деле бусидо не имело для него особого смысла. Он не был самураем, никогда не был. Но он знал наизусть большую часть их философии, этикета, манер. Как мог он не знать этого? Он играл эту роль и жил исключительно среди касты воинов несколько лет, встречался с людьми и слушал их разговоры. Эти три года с повстанцами на самом деле изменили его.       Этим летом ему будет семнадцать.       Странная мысль.       Возвращаясь в Хаги с Кацурой-саном, он в некотором роде возвращался в единственный дом, который когда-либо знал.       Именно в Чоушуу он провел годы юности с Мастером. Это было единственное постоянное место с тех пор, как болезнь забрала его семью, а он был продан сутенеру. Что сейчас делает Мастер? Пишет стихи? Пьет саке? Сохраняет верность принципам Хитен Мицуруги?       Оперевшись на поручни судна, Кеншин нахмурился своим мыслям. Сказать по правде, лишь отчасти верно, что он из Чоушуу.       Даже сейчас он не имел ни малейшего понятия о том, где родился. В детстве названия не имели для него никакого смысла. Из того, что он помнил о своей семье и маленькой деревушке на склоне горы, она могла быть где-то в Японии. Ну, по крайней мере, где-то на юго-западе. Караван торговцев не мог идти долго, и он помнил, что они должны были отправиться в один из районов развлечений, то есть в Киото, Осаку или в Эдо. Может, ему стоит потратить время, чтобы найти ответы на свои вопросы, когда все закончится? То есть, если он выживет, чтобы увидеть, как революция становится реальностью. Было бы неплохо помолиться за семью и предков на Обон Мацури, хотя бы один раз.       Да, я должен это сделать, решил Кеншин и поднял лицо, чтобы встретиться с освежающим ветерком с океана. Море было огромным, неизвестным, почти устрашающим, но были в нем красота и тайна.       Он улыбнулся.       Хорошо быть живым.       На следующий день они прибыли в гавань Хаги, где Такасуги-сан и его правая рука, Ямагата-сан, ждали их с четырьмя лошадьми. Такасуги-сан выглядел удивительно бледным и худым, почти болезненным.       Увидев друга, Кацура-сан нахмурился.       Как и Кеншин.       Однако мужчина был бодр и столь же энергичен, как всегда, когда обратился к ним.       – Кидо-сан! Я рад, что ты наконец-то здесь. – Он усмехнулся и повернулся к Кеншину. – Химура-сан, давно не виделись! Я почти не узнал тебя, мальчик. Ты так вырос!       Кеншин в замешательстве заморгал. Вырос? Кто? Он такой же коротышка, как и раньше, разве нет? Но опять же, прошло уже три года с тех пор, как он в последний раз виделся с Такасуги-саном. Этого времени достаточно, чтобы измениться, даже если сам он этого не заметил. К счастью, от него не ожидали ответа, и его неловкое молчание никто не прокомментировал. Вместо этого Такасуги-сан и Кацура-сан вскочили на лошадей и начали живой разговор.       Ночь они собирались провести в поместье Такасуги-сана, в одном из самых больших домов в жилом районе на окраине города. Проезжая по улицам, Кеншин не мог не удивляться тому, каким маленьким казался Хаги. Он помнил его как шумный город, полный народа и потрясающих диковинок. Но теперь он казался ему старомодным, словно застывшим во времени, и… тесным, бедным провинциальным городком.       Кеншин не мог не усмехнуться про себя нелепости своих мыслей.       Он родился в маленькой хижине с плотным земляным полом. У его семьи не было денег, чтобы купить даже самые простые игрушки для него или его братьев, не говоря уже о чем-то более тонком. И теперь он имел наглость критиковать столицу Чоушуу? Ха! Действительно, жизнь на постоянное жалованье рядом с Кацурой-саном сделала его слепым к богатству.       Даже сейчас, когда он был одет в самую простую свою одежду – дорогое шелковое кимоно, хакама и хаори формального, но сдержанного стиля – он был одет гораздо лучше, чем большинство людей вокруг, чего и следовало ожидать от телохранителя всеми уважаемого Кидо Такаёси. Он питался хорошей пищей, носил лучшую броню и оружие, пользовался услугами лучших врачей… встречался с влиятельными и могущественными людьми, слушал их разговоры и наблюдал за ними. Правда, он не заботился о материальных благах – никогда – но понимание того, насколько хорошие вещи были в его распоряжении, заставляло его испытывать угрызения совести и… унижение.       После обильного обеда из нескольких блюд они занялись обсуждением предстоящей войны с Такасуги-саном и Ямагата-саном. Поначалу Кеншин был удивлен, что второй после Такасуги-сана человек присутствовал на этом заседании. Он думал, что Ямагата-сан слишком прямой человек, слишком солдат, чтобы интересоваться политикой Кацуры-сана. Однако Кеншин начал подозревать, что Такасуги-сан умирает и готовит Ямагату-сана в качестве своего преемника не только в Кихетай, но и на своем посту в Ишин Шиши.       Еще более странным было настойчивое желание Кацуры-сана видеть его, Кеншина, на этом совещании. Сегодня они среди друзей, и нет никакой необходимости в телохранителе. Так почему его присутствие необходимо? Никто, конечно, не ожидает, что он будет комментировать планы обороны? Он ничего не знает о войне! Его понимание в лучшем случае было рудиментарным, рожденным из нескольких бесед с Мастером и нескольких схваток с отрядами Бакуфу в Киото. Ничто не говорило о его компетентности в вопросах движения тысяч людей!       Тем не менее, несмотря на его тихие протесты, он сидел здесь, сидел рядом с Кацурой-саном, Такасуги-саном и Ямагата-саном, стараясь избежать прекрасного саке, которое пили они, стараясь не допустить того, чтобы его неловкое состояние было заметно.       – Альянс с Сацумой почти заключен. Если мы сможем настоять на своем, Сайго и Окубо убедят правительство провинции согласовать официальный союз с Чоушуу, – сказал Кацура-сан. – Мы провели переговоры с ними на достаточно выгодных для нас условиях, они же согласились не вступать в конфликт, со своей стороны. Из-за этого на стороне Бакуфу будут только закаленные в боях отряды из Айдзу. Мне удалось убедить несколько сомневающихся провинций также отступить. Так что общее число наступающих на нас около ста тысяч человек и их новые корабли.       – Сколько кораблей? И сколько на них человек? – спросил Ямагата-сан, прищурив глаза. – И что насчет их вооружения?       – Флагман – Канрин Мару. На нем около шестидесяти человек и двенадцать пушек по бортам. – Кацура-сан задумчиво уставился на свою чашку с саке, неторопливо покачивая полупрозрачную жидкость. – У Бакуфу пять кораблей такого размера.       – Что насчет остального флота? – спросил Такасуги-сан.       – Ничего еще не ясно, но у меня есть предчувствие, что сначала они постараются захватить острова.       Такасуги-сан поморщился и сплюнул в чашку, которая стояла рядом с ним.       Слизь была окрашена в красный цвет, заметил Кеншин с растущим беспокойством. Итак, болезнь поразила легкие. Скорее всего, это тихая смерть. Туберкулез.       – Что ж, это будет интересная война, – наконец сказал Такасуги-сан. – Армия настолько велика, что варианты атаки весьма ограничены. Либо они начнут наступать сразу по нескольким фронтам, либо попытаются взять нахрапом. – Он сухо усмехнулся. – Впервые я рад, что Чоушуу такая отдаленная и гористая часть этой дерьмовой земли. Мы оставались бедными несколько столетий, но именно это послужит нам в предстоящем конфликте. Где, как ты считаешь, они начнут наступление?       – Они хотят раздавить нас, но я искренне сомневаюсь, что даже самый безрассудный командир решится атаковать Хаги напрямую, – задумчиво пробормотал Кацура-сан. – Нет… они постараются изолировать нас, истощить, чтобы сделать из нас пример другим.       – Значит, это будет береговая линия Суо, – решительно сказал Ямагата-сан. – Основные силы атакуют район Ошимы и начнут наступление уже оттуда. Учитывая то, сколько у них людей, они выиграют, просто блокируя от нас поддержку извне, захватив мелкие острова в этом районе.       – Да, скорее всего. – Кацура-сан склонил голову. – У вас хорошее чувство стратегии, Ямагата-сан.       – Если таков их план… они постараются сломить наше сопротивление, обстреливая нас со своих новых кораблей, и получат возможность перегруппировать свои силы после переброски, – кивнул Такасуги-сан. – Да, это логично. Они постараются деморализовать нас, продемонстрировав мощь легендарных черных кораблей. У этого слабого ублюдка Иемочи есть чувство юмора.       – Если они заставят нас отступать, это сократит время конфронтации. На самом деле я уверен, что они полагаются на следующее – угрожая нам числом и превосходством, они хотят, чтобы мы отчаялись, – холодно заметил Кацура-сан. – Но дело в том, что большая часть их армии не хочет воевать. Они здесь из чувства долга и обязанности, а не по искреннему убеждению. Они вооружены старомодным оружием, луками и стрелами, копьями и мечами. Еще более убийственно то, что большинство из них никогда не видело войны. Сегодня самурай это по большому счету чиновник, получивший должность по наследству. И когда их попросят сражаться вместе с их соперниками, смогут ли они отложить в сторону свои разногласия? Думаю, нет. Нет, наши люди видели реальные битвы, они знают, сколько стоит на кону – это существенная разница.       Такасуги-сан ухмыльнулся, развлекаясь. Его глаза сверкали мрачным огнем.       – О, ребята, они будут удивлены. Мой Кихетай раздавит их. – Потом он выдохнул и продолжил более мрачно. – Главные силы на побережье, военные корабли и их нападение на острова – Кихетай может отразить и то, и другое, но не одновременно. Это проблема. Наши вновь прибывшие самураи и ронины не столь хорошо натренированы… Мы разделим наши силы и уменьшим их эффективность? Или пойдем на риск? И даже тогда эти чертовы корабли будут проблемой. Противостоять им трудно. Нам бы следовало заманить их поближе к береговой линии, где потопить при помощи наших полевых орудий, или послать людей на их захват на небольших судах. Однако их пушки лучше наших, а паровые двигатели делают суда опасно быстрыми и маневренными.       Молчание повисло в комнате, когда каждый из присутствующих задумался над проблемой.       Потом Кацура-сан посмотрел на Кеншина и сказал Такасуги-сану:       – Я думал послать Химуру против них.       Такасуги-сан поднял бровь.       Но прежде, чем он успел что-либо сказать, Ямагата-сан выпалил:       – Одного человека? Вы безумец?       Кацура-сан бросил на него острый взгляд, пресекающий все возражения, и сказал:       – Нет, Я думал… Атаковать эти корабли большим отрядом будет слишком заметно. Они потопят наши корабли прежде, чем наши люди подберутся достаточно близко, чтобы взять их на абордаж. Однако небольшая группа может взять их один за другим под покровом ночи.       Такасуги-сан задумчиво потер подбородок, потом посмотрел в сторону и налил себе еще саке. Однако Ямагата-сан смотрел на Кацуру-сана и Кеншина ошеломленно, не веря этому предложению.       Даже Кеншин признавал, что идея Кацуры-сана безрассудна. При любом вдумчивом расчете она обречена на неудачу – пять военных кораблей, на каждом из которых по двенадцать пушек и шестьдесят человек, против одной команды? Однако противник будет отвлечен боем на побережье, и если им удастся проникнуть на борт, то численность не будет иметь никакого значения. Он сражался против ужасающе превосходящих сил прежде, убивая целые отряды Бакуфу в одиночку, а здесь будут не закаленные в боях Шинсенгуми и Мимаваригуми, а простые моряки.       Наконец, Такасуги-сан нарушил молчание, просто спросив:       – Химура настолько хорош?       – Да, – уверенно ответил Кацура-сан.       Честно говоря, лучше всего было бы доверять своему лидеру, но Кеншин чувствовал необходимость упомянуть небольшую проблему.       – Численность противника не такая большая проблема, вот что я скажу. Сей недостойный сталкивался с таким превосходством и раньше. Однако нельзя сказать того же самого о длительности боя или о том, как подобраться незамеченными.       Такасуги-сан повернулся, ища взглядом его глаза. Затем он кивнул, словно увидел что-то – возможно, решимость?       – Очень хорошо, – сказал он. – Я отправлю с тобой отряд моих лучших людей. Главные силы Бакуфу будут атаковать рано утром, так что военные корабли должны будут воспользоваться сумерками, чтобы скрыть свой подход. Если это возможно, используй их тоже, скрытно захватывая их один за другим. Я не жду чудес, но каждый корабль, который вам удастся захватить, будет победой для нас. – Затем он повернулся, чтобы посмотреть на своего второго человека. – Ямагата-сан, вы поведете половину Кихетай и дополнительные отряды против главных сил – ваша главная задача заблокировать их проход и задержать их на побережье. Держите артиллерию на холмах, цель на берег. Если атака Химуры потерпит неудачу, вам придется иметь дело с судами, которые подойдут слишком близко.       – Да, сэр, – со всей серьезностью кивнул Ямагата-сан. – А что насчет вас?       Такасуги-сан сплюнул в сторону и вытер окровавленные губы рукавом.       – Я возьму остальные части и корабли и остановлю наступление на острова.       – Но… – запротестовал было Ямагата-сан.       – Не идеально, – скривился Такасуги-сан. – Никогда не бывает идеально. Все наши планы зависят от их действий. Но так у нас есть шанс.       Следующие дни были заняты стремительной организацией обороны и сбором войск. Часть Кихетай была мобилизована, чтобы установить на побережье Суо артиллерию и заблокировать дороги и горные перевалы. Остальные из трех тысяч самураев были собраны и готовы к выступлению к концу пятого месяца. Войска Бакуфу двигались в таком темпе, который оправдывал их ожидания. Нападение будет в первую неделю шестого месяца.       Было интересно наблюдать, как дружеский разговор под саке и хороший ужин стали определяющим фактором в движении Чоушуу. Кацура-сан был уважаем всеми, но у него не было никакого важного титула. Он действовал скорее как паук в центре паутины, который, дергая за ниточки, оказывал влияние на других игроков, и те плясали под его дудку.       Все дни Кеншина проходили в сопровождении Кацуры-сана, присутствии на разных встречах и попытках выглядеть так, словно он имеет реальные причины там быть. Ну, кроме бытности грозным «хитокири Баттосаем». О да, легенда о Баттосае дошла и до провинции, по крайней мере, если судить по количеству взглядов и шепотков ему вслед. Он старался игнорировать их изо всех сил, хотя, сказать по правде, это было непросто. Он, в некотором смысле, привык к вниманию к его внешности и сомнительной репутации, поскольку оно было мимолетным. В Киото всегда было что-то более интересное – жители Запада, громкие и яркие уличные артисты или даже культовые гулянья. Однако здесь, в провинции, он был как бельмо в глазу.       Не способствовало делу также и то, что он не мог скрыться в укромном месте или надеть маскировку. Нет, Кацуре-сану нужно было использовать его устрашающую репутацию, чтобы поднять боевой дух.       Это утомляло.       Как было бы хорошо быть просто одним из многих. Просто нормальным человеком, а не этой знаменитостью, оказавшейся на пьедестале волей случая.       Кеншин действительно утратил анонимность.       Однако это было его решение. Если бы он просто скрывал лицо, используя шляпу или шарф или что-то еще, то все еще мог быть полезным для общего дела и получать передышку от своей славы, когда захочет. Но нет, он решил проявить идиотское упрямство. Не то чтобы он сильно жалел о своем решении, но все же…       И наконец они получили подтверждение о передвижениях Бакуфу от своих шпионов – нападение произойдет тогда, когда они предполагали. Основные силы будут брошены на побережье Суо-Ошима, и ожидать атаки следует утром седьмого дня шестого месяца.       Все вокруг внезапно пришло в движение, и Кеншин оказался под командованием Ямагаты-сана, велевшему ему готовиться к захвату военных кораблей.       Они ехали к побережью вместе. Командир Кихетай был в мрачном задумчивом настроении и время от времени бросал на Кеншина косые взгляды. Кеншин старался не допустить, чтобы эти оценивающие взгляды поколебали его. Однажды этот человек уже оказался своего рода другом, единственным в Кихетай, который верил в него.       Теперь же… казалось, что это не так.       Потому ли, что он стал хитокири Баттосаем? Кеншин нахмурился, в задумчивости наклонив голову. Нет, это не может быть правдой. Они оба понимали, как труден был выбор, и оба верили в одно и то же.       Возможно, Ямагата-сан не верит, что безумный гамбит, придуманный Кацурой-саном, будет успешным?       Может, и не будет, но это лучшая возможность, которая есть у них.       Кацура-сан поручил ему эту задачу, он верил в него, так что Кеншин сделает все, что сможет. Он точно знал, насколько важна эта победа для Чоушуу, для Ишин Шиши, для его мечты о новой эпохе. Эти военные корабли были очень важны, они меняли правила в этой тонкой игре – их мощь разрушит все планы, если их не остановить. Многое может пойти не так завтра, но ключом к победе была ноша, возложенная на плечи небольшой группы солдат Кихетай… и его.       Внезапно Кеншину не составило никакого труда понять мрачное настроение Ямагаты-сана.       Он сглотнул.       Если ты проиграешь, то умрешь не только ты – сотни людей, и никто не скажет, сможет ли Чоушуу остановить Бакуфу после этого.       Далеко за полночь они наконец достигли прибрежных холмов, где разместился лагерем Кихетай, и даже на первый взгляд Кеншин не мог не заметить, что Кихетай проделал долгий путь с той поры, как его приняли рекрутом. Тогда он был не намного больше, чем призрак придуманного Такасуги-саном единого военизированного отряда, сделанного по западному образцу. Теперь Кихетай – тяжеловооруженный опытный отряд, закаленный в битве при Симоносеки. Заявление, что он один из лучших боевых отрядов, было не пустым разговором, это отметил даже его неопытный взгляд.       Ямагата-сан провел его мимо палаток, вниз на берег, где небольшая группа мужчин ждала возле двух шлюпок. Пятнадцать человек, в форме Кихетай, с белыми повязками, вооруженные новыми западными винтовками.       Когда они спешились, мужчины вытянулись из уважения к Ямагате-сану, хотя некоторые бросали вопросительные взгляды в сторону Кеншина. Что ж, несомненно, вид у него был странный – маленький молодой человек, одетый в традиционные кимоно и хакама, с бледно-лиловой шалью, обернутой вокруг шеи. К счастью, было достаточно темно, и никто не мог рассмотреть его красные волосы.       Ямагата-сан быстро кивнул мужчинам и заговорил.       – Вы, должно быть, удивлены, что вас забрали из ваших отделений. Ничего страшного – это не значит, что для вас не нашлось врага.       Шутка вызвала сдержанный смех. Все знали, с каким превосходством они столкнутся. Даже самый безрассудный человек потеряет уверенность перед тем ужасающим числом, которое собрало Бакуфу под своими знаменами. Сто тысяч человек – почти в тридцать раз больше, чем у них.       Кеншин стоял в нескольких шагах позади Ямагаты-сана, в темноте. Наблюдая, но не участвуя. Он также немного колебался. Он не умел общаться с людьми, не имел ни малейшего представления о том, как сломать лед и представиться им. Как правило, ему это было не нужно. Все и так знали его или знали о нем, по крайней мере, достаточно, чтобы не стоять на пути…       К сожалению, на этот раз все было по-другому. Он знал свой предел, и независимо от того, насколько эффективным он постарается быть, противостоять сотням бойцов в одиночку было чистым безумием. Нет, каким-то образом эти люди из Кихетай должны будут купить ему время, чтобы восстанавливаться, и выяснить, как поспевать за ним в бою. По сути дела, впервые он не может сражаться в одиночку – ему придется полагаться на команду.       – Вы уже доказали свои способности, каждый из вас, – продолжал Ямагата-сан. – Поэтому естественно, что мы решили наградить вас за верную службу – поручить более сложную задачу. Бакуфу бросило против нас свой смертоносный арсенал – пять современных военных кораблей, на каждом по шестьдесят человек и по двенадцать пушек по бортам.       Ошеломленная тишина повисла в воздухе, а потом кто-то громко фыркнул.       – По двадцать собак Бакуфу на каждого из нас? О, командир Ямагата, вы сегодня щедры!       – Всегда пожалуйста, Ясу-сан. – Ямагата-сан склонил голову, словно любезный хозяин, преподносящий подарок гостю.       Мужчины рассмеялись, сразу поборов мрачное настроение, настигшее их. Это было замечательным решением – использовать юмор, чтобы разогнать страх.       – Вы используете темноту как прикрытие и подберетесь к кораблям, когда они остановятся, чтобы бросить якорь и приготовиться к обстрелу побережья, чтобы ослабить наши силы так же, как легендарные черные корабли, – продолжал Ямагата-сан. – Ваша задача предотвратить это любой ценой. Берите эти корабли один за другим, убейте их экипаж и убедитесь, что они не могут стрелять в нас. Меня не волнует, как вы это сделаете. Просто сделайте это. Однако, если это возможно, мы хотели бы захватить некоторые из этих кораблей. Это ценный инструмент войны, который мы сможем использовать в дальнейшем.       – Так… все просто – убить людей, остановить обстрел, но не потопить товар? – насмешливо спросил один из мужчин, тот же самый, что спрашивал Ямагату-сана раньше – Ясу-сан. Потом он замолчал, глядя на Ямагату-сана с откровенным гневом. – Это самоубийство.       – Что-то вроде того, – признал Ямагата-сан. – Однако вы не отправитесь в одиночку. На самом деле вашим делом будет не столько убийство противников, сколько прикрытие и помощь настоящему мастеру. Для этого дела мы привезли одного человека из Киото. Вы, возможно, слышали о нем. – Ямагата-сан повернулся к Кеншину, кивая в его сторону. – Подойди ближе, Химура. Не стой в тени.       Кеншин вздохнул, но подошел ближе.       – Этого молодого человека зовут Химура-сан, – с ходу начал Ямагата-сан. – Но большинству людей он известен как хитокири Баттосай.       Тихие комментарии и недоверчивые взгляды в его сторону посыпались сразу после того, как ушел Ямагата-сан. Этого следовало ожидать. Он привык к такой реакции, пытался Кеншин убедить сам себя. Однако в их шепотках была определенная доля скепсиса, особенно когда они рассмотрели его забинтованную руку, что раздражало. И правда, его большой палец все еще сильно болел каждый раз, когда он слишком интенсивно им двигал, и сустав ощущался свободнее, чем должен был, поэтому Кеншин решил воспользоваться более безопасным вариантом и перебинтовал руку еще раз, когда был получен сигнал о готовности. Но почему людям нужно все комментировать? Как будто он инвалид или ранен сильнее. Его большой палец в таком состоянии, в каком должен быть, учитывая все обстоятельства.       Потом внезапно шепот утих, когда большой человек, тот же самый, что говорил с Ямагатой-саном, подошел к нему, глядя с мрачной злостью. Кеншин напрягся, разглядев знаки отличия офицера на его униформе, и решил сохранять спокойствие. Ему нужна помощь этих мужчин и их поддержка, и если это значит, что ему придется доказать им свою состоятельность, он сделает это. Он делал это и раньше. Не так часто, но вряд ли потребуется что-то новое.       Ясу-сан – странное имя, отметил про себя Кеншин – выглядел как настоящий солдат. Его лицо обветрилось и ожесточилось таким образом, что нельзя было точно определить его возраст – точно более двадцати, но менее пятидесяти. Волосы коротко острижены, лицо широкое, нос кривой – скорее всего, сломан несколько раз, на щеках и вокруг глаз множество морщин от смеха. Было в его взгляде некое ощущение зрелости, словно он многое повидал, но при этом все еще мог смеяться. Его ки была неконтролируемой, двигаясь, как вихрь под неподвижной поверхностью. Мыслитель с возбудимым характером.       Интересно.       И все это… было очевидно, что он не мечник.       Глаза Кеншина расширились, когда внезапно все детали встали на место и картина стала ясной – этот человек не был самураем.       Кихетай вербовал и крестьян, не так ли? А учитывая звероподобные манеры Ясу-сана, его грубую речь, имя, которым все называли его, оно не может быть клановым именем… все в нем кричало о «нерафинированности». Странно, нужно заметить. Кеншин так долго сражался бок о бок с представителями самурайского сословия, что никогда не задумывался о происхождении людей, но этот человек был чем-то похож на него, не так ли? Ясу-сан, видимо, тоже боролся за свои убеждения и делал это хорошо, несмотря на свое происхождение.       Имея все это в виду, Кеншин медленно выдохнул и спокойно встретил взгляд Ясу-сана, пытаясь побороть свою нерешительность и казаться более приветливым.       – Итак, Химура… – начал Ясу-сан, сразу отказавшись от вежливых суффиксов и обращаясь к нему прямо, как посмел бы только близкий друг или непосредственный начальник. – Ямагата сказал, что наша основная задача прикрывать тебя, пока ты убиваешь. Итак, как же это будет выглядеть? Что тебе нужно от нас?       Кеншин моргнул, немного опешив от его бесцеремонной манеры.       – Ээ… Сей недостойный прежде не сражался вместе с другими, на самом деле, вот что. Эм, то есть, он обычно прикрывал отступление других или шел первым. Однако на этой миссии сей недостойный не может убивать столько много без продыху, вот что я скажу.       – Хм. – Брови Ясу-сана поднялись до самой кромки волос. – Ну, точно подмечено, – согласился он, но без особого убеждения. Потом его голос приобрел насмешливые нотки. – То есть, мы будем прикрывать тебя всякий раз, когда ты устанешь, верно? Ты подашь нам сигнал, или используешь какие-нибудь изысканные слова?       – О… Эм… – Изысканные слова? Я не использую никакие изысканные слова! Кеншин чувствовал себя глупо. – Ах, может, сей недостойный пойдет первым, а когда он замедлится, ваши люди возьмут оставшихся на себя?       – Замедлится?       – Эм, то, как он сражается – быстро, вот как, – ограничился Кеншин. – Эм, к сожалению, ему трудно долго держать этот темп, так что сему недостойному необходимо делать перерывы, вот что.       – Что за чушь ты мне рассказываешь, сынок? – упрекнул Ясу-сан, подозрительно сощурив глаза.       Кеншин старался не дать агрессивным взглядам поколебать его. Большинство людей никогда не слышали о ки. Хороший повод никогда не обсуждать с другими людьми свои проблемы. Они просто не поймут, даже если постараются. Так что он посмотрел на свои руки и потрогал бинты.       – Это не важно, вот так вот. – Он сухо сглотнул. – Когда это произойдет, вы увидите разницу, вот что. Число врагов не проблема для сего недостойного. Он может справиться с таким превосходством, вот что. Проблема в длительности боя, вот так вот.       – Ладно. Думаю, мы увидим, чего ты стоишь, там, – сказал Ясу с очевидным вызовом в голосе. Его широкие брови сошлись на переносице, и он посмотрел на левую руку Кеншина. – Что случилось с твоей рукой, мальчик?       – Сему недостойному пришлось вывихнуть большой палец несколько недель назад. Это не проблема, вот так вот.       – Не проблема? Черт! – усмехнулся Ясу. – Можешь ли ты использовать клинок для левой руки?       Кеншин не был уверен, почему, но что-то в шершавой манере Ясу-сана задевало его, поэтому он ответил, защищаясь:       – Все нормально, вот так вот. Если понадобится, сей недостойный сможет воспользоваться мечом и этой рукой. Хорошо, если бы этого не понадобилось, но это не проблема, вот так.       – Что это за «сей недостойный» и «вот так вот», а? Пытаешься выставить себя одним из тех старомодных богатеньких клановых ублюдков, мальчик?       – Н-нет… – запнулся Кеншин, достаточно смущенный этим обвинением, его глаза распахнулись от шока, и он инстинктивно отпрянул.       – Что ж, сынок… Я не знаю, что думают эти богатые вельможи в столице, но позволь мне сказать тебе одну вещь. Я и мои люди пойдут на эту самоубийственную миссию и будут прикрывать твою спину, но не думай ни секунды, что из-за твоего прекрасного имени, славы или изысканного стиля меча мы будем целовать тебя в задницу. Мы в Кихетай солдаты. Сословие, в котором ты родился, твое богатство, слава, все это для нас не имеет никакого значения. Только твои действия. Так что, смазливый мальчик, ты не добьешься того, чтобы моих людей там поубивали, ясно? – Ясу-сан зло выплюнул свои слова и отвернулся, бросив напоследок острый взгляд через плечо.       На берегу несколько мужчин засмеялись над выражением смущения на лице Кеншина.       – Ясу в своем репертуаре… Смотри, парень! Даже знаменитый Баттосай…       Кеншин медленно моргнул. Что это было? Очевидно, что он сумел разозлить Ясу-сана, но… он же еще ничего не сделал! Совсем наоборот! Он сделал все возможное, чтобы быть вежливым! Да, он мог бы понять, если этот мужчина сомневался в его мастерстве, но Ясу-сан чуть было не обвинил его в ожидании, что к нему будут относиться как к отпрыску богатого клана. Какая проблема в том, как он говорит? Его формулировки были вполне приемлемыми для обращения к самому себе!       Прежде чем он успел все обдумать, посыльный Кихетай промчался вниз по склону, как сумасшедший размахивая руками в сторону залива. Шепот и негромкие возгласы прокатились по группе, когда черный корабль скользнул в поле зрения, идя мимо острова, виднеющегося в заливе.       Они здесь.       Сердце Кеншина екнуло, ужас потек по жилам.       Все в Японии слышали о черных кораблях. В детстве, блуждая по провинции с Мастером, он слушал, как люди говорили о них со смешанной со страхом ненавистью, как о демонах из сказок. Было невозможно противостоять дождю из огня и железа, разрушению, принесенному рукой иностранцев.       Объективно Кеншин знал, что это всего лишь инструмент войны, но в этот момент он понял, гораздо больше, чем хотел бы, почему обычные люди видели в них чудовищ. Грузная мощная нездешняя форма, быстрое и ровное движение, не зависящее от течения или ветра. Что-то почти волшебное. Жуткое. Неестественное. Механическое чудо, движимое силой паровых двигателей, как объяснил ему однажды Кацура-сан. Хотя как пар мог обеспечить такое жуткое движение, он сказать не мог.       Другие корабли следовали за первым. Как может что-то настолько большое двигаться так быстро?       Даже издали Кеншин мог определить, что каждый из них был по крайней мере вдвое больше того корабля, на котором он и Кацура-сан прибыли из Осаки в Хаги. Честно говоря, он никогда не видел ничего столь же устрашающего. Он сухо сглотнул, пытаясь успокоить свое бьющееся сердце.       Нам придется идти против этого?       От этой мысли голова закружилась, словно в кошмаре наяву.       Нет!       Прекрати!       Сделай глубокий вдох и соберись, сказал он сам себе. Речь не о кораблях, а о людях, управляющих ими. А люди… Ты знаешь людей. Ты точно знаешь, насколько они хрупкие, и как мало нужно, чтобы их убить.       Это помогло, немного. По крайней мере, достаточно, чтобы он сумел услышать голос Ясу-сана.       – Хорошо, ребята! Давайте приготовимся! – Чуть более насмешливо он продолжил, – и помните, если они заметят наше приближение, то будут стрелять. Так что давайте сделаем все тихо и красиво, как ниндзя из легенды!       Люди поднялись на ноги и закинули винтовки на плечи. Кеншин проверил, есть ли у него все, что нужно – оба меча, шаль, и да, его левая рука перебинтована как следует.       А потом люди забрались в лодки. Для них были приготовлены две шлюпки, значит, по восемь человек в каждой. Кеншин раздумывал, в какую лодку сесть: ни одна не выглядела особенно привлекательной, и оба судна были такими маленькими и хрупкими. Небольшая волна – и они упадут в воду, а в начале лета морская вода еще холодна.       Кеншин недовольно поморщился. К счастью, он умел плавать.       Однако прежде чем он успел решить, Ясу-сан появился рядом.       – Последнее, мальчики. Не стреляйте, пока не станет совсем дерьмово. Мы должны дать нашей яркой звезде шанс проявить себя, не так ли?       Замечание вызвало смех среди мужчин.       Кеншин сделал бы шаг назад, чтобы избежать внимания, в которое его с такой неизбежностью толкали, но его слишком занимали руки Ясу-сана, толстые, как стволы деревьев. Боги, этот человек может поднять его одной рукой и швырнуть туда, куда захочет!       – А ты, сынок, – Ясу-сан обнажил зубы, – идешь со мной.       Так оно и случилось, несмотря на то, как Кеншину хотелось этого избежать.       Удивительно, как хорошо сработал план, придуманный Кацурой-саном – они взяли первые два корабля без особых проблем. Очевидно, что Бакуфу не ожидали, что повстанцы начнут контратаку так быстро. Точнее, они не думали, что кто-то окажется настолько безумным, чтобы подплыть в темноте, подняться на борт и перерезать ничего не подозревающую команду, прежде чем кто-то смог поднять тревогу.       Следует признать, что сражение не было тихим – но когда они забрались на борт, первые корабли уже открыли огонь по берегу, так что грохот выстрелов заглушил шум потасовки позади.       С ускорением при помощи ки у Кеншина не было никакой проблемы вырезать вооруженную охрану в рекордно короткие сроки. Он принял к сведению совет Ито-сана и сосредоточился на эффективности, поражая трех-четырех человек одним молниеносным косым ударом. Это было далеко от его обычного стиля, но хорошо подчеркивало утверждение Мастера о том, что Хитен Мицуруги самый мощный стиль в стране, созданный для противостояния одного многим. Даже сражение с целыми боевыми отрядами в Киото было не похоже на этот бой. На узких улочках Киото он мог убежать, заставляя его противников гнаться за ним, а затем убирать одного за другим. Здесь враги окружали его со всех сторон и нападали, не ожидая своей очереди, просто увидев возможность и пользуясь ею.       Для такого боя баттодзюцу не слишком подходящий прием, поэтому он использовал его только тогда, когда замечал признаки неуверенности своих противников, получал малейший перерыв, чтобы смахнуть кровь с клинка и подготовиться.       После нейтрализации охранников на палубе Кеншин немедленно отпускал ки и давал возможность людям Кихетай разобраться с остальной частью экипажа – матросами, инженерами и артиллеристами под палубой.       Откровенно говоря, он был рад, что ему не нужно участвовать в убийстве безоружных.       После двух схваток знакомая пульсация возникла за глазами. Да, передышка в этот момент была бы разумным решением. Он остановился возле поручней, стараясь выровнять дыхание, вдох и выдох, глубоко и сильно, чтобы успокоить бьющееся сердце. Третий корабль скользил недалеко от берега, торопясь присоединиться к остальным двум, обстреливающим берег.       Два взяты, три на очереди.       Кеншин лениво потер лоб, пытаясь прогнать вспышки боли.       – Теперь я понимаю, что ты имел в виду под скоростью, – заметил низкий грохочущий голос за его спиной.       Кеншин замер и повернулся, чтобы посмотреть через плечо. О, Ясу-сан. Ну конечно. Ни один другой человек из Кихетай не был готов разговаривать с ним. Он отбросил ошеломляющие его мысли, сосредоточившись на настоящем.       – Артиллеристы и матросы нейтрализованы?       Он надеялся получить еще немного времени, чтобы свести к минимуму его проблему с ки… но в действительности его не было. Вскоре на оставшихся кораблях зададутся вопросом, почему два судна, которые они уже взяли, не приступили к бомбардировке, и, что еще хуже, каждая минута, проведенная здесь, оборачивалась увечьями и смертью для тех, кто был на берегу.       – Держу пари, что все сделано. Мы должны приготовиться к захвату третьего корабля, – прогрохотал Ясу-сан, и, прежде чем продолжить, посмотрел на него, и его обветренное морщинистое лицо приобрело странное выражение. – Скажи, сынок… как ты можешь так убивать людей? Твоя скорость… почти божественна. Когда ты идешь и убиваешь, это не бой… ты сметаешь их. Я имею в виду… Я солдат. Я видел смерть, чертовски уродливую смерть, но то, что ты делаешь… – Он ошеломленно покачал головой.       Кеншин отвел глаза. То, о чем сказал Ясу-сан, было правдой, и он ненавидел это. Он всегда это ненавидел. Он чувствовал себя грязным, залитым кровью. Нет, хуже, он был насквозь пропитан кровью. Кеншин стиснул зубы – сейчас не время для чувства вины и сожалений.       Он повернулся к Ясу-сану.       – Сей недостойный…       Однако прежде, чем он смог сказать больше, корабль потряс взрыв, жуткий грохот раздался откуда-то из-под палубы. Кеншин схватился за поручень, чтобы удержать равновесие. Черт! Черт, черт, черт! Не было никаких шансов, что взрыв остался незамеченным на кораблях Бакуфу! А потом бойцы Кихетай высыпали на палубу, как крысы из туннеля, перекрикивая друг друга:       – Порох!       – Корабль тонет!       – Пожар!       – Ясу, нам нужно идти!       Ясу-сан прошел мимо Кеншина, высокий и непоколебимый, как скала.       – Что, черт побери, случилось? – крикнул он. Корабль под ногами дрожал, стонали сломанные опорные балки. Ясу-сан стиснул зубы. – Неважно! Нам нужно идти! Идем! Идем, парни! Еще три корабля!       Спорить времени не было. Все понимали, что элемент неожиданности потерян, теперь ставка была на скорость. Они спустились к шлюпкам, когда первая пушка открыла по ним огонь.       Ядро пролетело над ними на расстоянии нескольких футов, попав в бок тонущего корабля, и осыпало их осколками и брызгами воды. Крики и вопли разносились вокруг. Но у них не было никакого другого выбора, кроме как идти вперед. Если они замедлятся, то только дадут военным кораблям Бакуфу прекрасную возможность прицелиться. Люди рядом с Кеншином гребли изо всех сил, тяжело дыша, глядя дикими от паники глазами.       Пушки продолжали стрелять по ним. Одна за другой. Всякий раз, когда пронзительный свист разрезал воздух, им оставалось только молиться, чтобы ядро пролетело мимо.       И хуже, абсолютно хуже всего было то, что Кеншин не мог сделать ничего, чтобы помочь. Для него не было места на скамейке гребца, не было лишнего весла. Он был пассажиром. Тот, которому этим людям было приказано помогать. Он мог только смотреть и ждать, желая, надеясь, что удача не отвернется от них.       Конечно, этого не случилось.       Очередной взрыв раздался вдали, вой пушечного ядра пронзил воздух, и он видел, как оно приближалось. Мир остановился, беспорядочный шум, крики и кровь, бегущая по жилам, оглушили его, вспышки ки вокруг смешались со страхом и паникой, и Кеншин понял, что смерти не избежать.       Пушечное ядро ударило по шлюпке слева от них, кроша хрупкую посудину, с непреодолимой силой расшвыривая плоть и дерево. Люди, их части, кровь, щепки, пена на воде были разбросаны взрывом, поднявшим волну, которая почти опрокинула лодку, в которой сидел Кеншин.       О боги…       Восемь бойцов Кихетай, половина их группы – их товарищи – мертвы?       – Продолжайте грести, сукины дети! – выл Ясу. – Продолжайте грести, черт побери!       Они просто… они мертвы. Просто так. Кеншин смотрел перед собой, не в силах сделать ничего и только смотрел на пену в месте, отмеченном обломками. Один выстрел, и они… они… О боги!       – Химура! Очнись, сынок! Ты должен очистить путь! Давай, давай!       Кеншин изумленно моргнул, поворачиваясь, чтобы посмотреть вверх. Ясу-сан нависал над ним, держа его за плечи и встряхивая. Лицо солдата было красным от гнева, он кричал, его слюна брызгала в стороны. Но Кеншин ничего не чувствовал, не мог разобрать слов – не мог достаточно сосредоточиться.       Внезапно боль обожгла его левую щеку, отдаваясь в подбородок, и Кеншин ахнул, снова возвращаясь в мир. Черт возьми, этот ублюдок ударил его! Он вскочил на ноги, зарычав:       – Ты, сволочь!       – Поднимайся, сынок, и вперед! – зарычал Ясу, схватил его за ворот кимоно и потащил вперед, указывая на палубу. – Они над нами!       Военный корабль был прямо перед ними, и бойцы Кихетай забрасывали на него веревки, чтобы взобраться наверх. Люди Бакуфу стреляли в них или перерезали веревки. Они погибнут, если не двигаться сейчас же!       Еще одна веревка полетела наверх, и Кеншин собрал ки, ощутив, как ее холодность распространяется по телу, и бросился наверх как белка, держась за веревку. Самураю Бакуфу не удалось перерезать ее, раньше он был мертв, и его голова отделилась от тела от одного быстрого удара. Другой человек бросился в атаку. Слишком медленный, он тоже был сражен одним ударом, а затем Кеншин принялся за остальных, расчищая себе путь и освобождая поручни. Пульсация за глазами росла, углубляясь с каждой секундой. Мышцы начали гореть, дыхание ускорилось, но это не имело никакого значения. Кеншин стиснул зубы и убивал.       Чистый удар, один, другой, третий. Почувствовать момент колебания противника – использовать его, чтобы очистить клинок и убрать его в ножны. И снова быстрая ничья.       Он пронесся вихрем смерти и разрушения, прорубая путь сквозь тех, кто шел против него, убивая и убивая. Он не мог сказать, сколько мертвецов лежало у его ног, части их тел, кровь и внутренности покрывали палубу, делая ее скользкой, но после не было никого, кто бы нападал на него. Пульсация за глазами превратилась в страшную боль, и в конце концов он отпустил ки. Колени дрожали, желудок грозился вывернуться наизнанку, но он остался на ногах, исключительно за счет силы воли.       Позади него шестеро оставшихся бойцов Кихетай и Ясу что-то кричали, протягивая свои винтовки… нет, стреляя через поручни.       Но зачем?... О…       Четвертый корабль шел к ним.       Но этот корабль еще не захвачен! Были люди под палубой, и пушки не разоружены, и…       – Химура! Двигайся! – крикнул Ясу. – Мы возьмем на себя управление, но ты должен убрать людей под палубой!       Кеншин сухо сглотнул, пытаясь побороть панику, а затем побежал.       Под палубой было темно, свет масляной лампы резко менял тьму на сумерки. Он чувствовал, что словно окунулся в другой мир, хаос над палубой показался чем-то нераспознаваемым, странный, почти удушливый запах дыма, огня, пороха и пота довлел над всеми остальными ощущениями. Влажное тепло поглотило его, омерзительное и подавляющее.       Рядом раздался крик, и вот он уже не один на лестнице.       Матрос бросился на него, пытаясь пырнуть ножом в живот. Он видел это. Видел. Но головная боль колола виски, тошнота, вызванная болью, усталость и ужасные запахи заставляли его чувствовать себя шатко и неустойчиво… О боги, как, предполагается, ему использовать ки?       Очень просто – никак. Не было такой возможности.       В последний момент Кеншин хмыкнул и развернулся в сторону, уклоняясь от удара, и шагнул за спину матроса, рассекая его горло спереди. Человек упал на колени, напрасно пытаясь закрыть руками зияющую рану на горле. Кровь хлестала из артерий, окрашивая его грудь в красный цвет.       Кеншин прошел мимо него, резким движением сбросил кровь с меча и вложил его в ножны.       Группа присутствий приближалась к нему, размытые пятна, примерно три или четыре человека. Коридор был узким, и хуже того, потолок настолько низок, что ему не хватит места, чтобы прыгнуть или сделать маневр в воздухе. В таких условиях его катана совершенно бесполезна. Он бросился вперед по коридору в сторону более широкого пространства, где артиллеристы и матросы готовились к обороне, вытащил вакидзаси и напал.       Не было времени думать, не было времени на сожаление или чувство вины. Он танцевал на инстинктах и тщательно отточенных рефлексах, позволяя его подготовке и опыту действовать. Он был медленнее и слабее, чем привык. Но эти люди не были лучше него: это были специалисты, матросы и артиллеристы, повара и поварята, мужчины и юноши, которые мало знали о кендзюцу. В любое другое время он негодовал бы от мысли, что ему придется убивать их, но в этот бесконечный момент не было ничего, кроме нас и них, и понимание того, что если он проявит милосердие, то умрет. Так что он использовал ловкость себе на пользу в этом ограниченном пространстве, читая их предсказуемые нападения, танцуя вокруг них, прыгая, прокатываясь, поворачиваясь и кувыркаясь, уклоняясь от их кинжалов и клинков разной длины и даже нескольких пуль, выпущенных из огнестрельного оружия.       Один за другим вспышки ки вокруг него исчезали, стена врагов сократилась до нескольких перепуганных людей, стоявших посреди заваленного трупами помещения.       Кеншин вспотел как свинья, отчаянно задыхался, пытаясь оценить, какая из целей будет его атаковать следующей… когда страшный грохот сотряс корабль, раскачивая корпус не хуже землетрясения. Удачно, что он оказался рядом со стеной, так что он оперся на нее и остался на ногах. К сожалению, то же самое нельзя было сказать об оставшихся противниках, и когда худшее осталось позади, он закончил бой с жестокой эффективностью – одним ударом в сердце или по горлу.       Он не был точно уверен, что убил их, но предполагал, что это так. И если он окажется прав, бойцы Кихетай не смогут справиться сами.       Он тихо выдохнул, сосредоточив все внимание на рое ки, наводнивших палубу.       Ну черт же побери…       Он побежал.       Свежий морской воздух обжег легкие, но он вдохнул его без промедления. Его глаза распахнулись, когда он увидел пару десятков охранников, атакующих бойцов Кихетай, окружив их с численным превосходством один к шести. Без него у Ясу и его людей не было шансов. Кеншин, не колеблясь, погрузился глубоко в поток ки внутри него, собирая и направляя его к ногам и рукам. Боль вспыхнула, словно предупреждая его о предстоящем аде. Его это не волновало. Это его не убьет. Это же просто боль, знакомая боль, думал он опрометчиво, повторяя про себя: ты сможешь сделать это, и если сосредоточишься как следует, то сможешь игнорировать все – боль, тошноту, цветные пятна перед глазами, не так ли?       А потом мир остановился, и он танцевал меж своих врагов.       Ударить, уклониться, найти правильный путь, проскочить между ними, зарезать всех троих!       Хорошо!       Ощутить мерцание ки позади, развернуться, отпарировать, вскрыть живот. Не обращать внимания на внутренности. Пусть его товарищи разозлятся на тебя и атакуют все сразу, тогда можно убить их одновременно!       Не думай! Встряхнуть запястьем, клинок в ножны, и снова вынуть!       Да, именно так – дай волю потоку ударов.       Один, два, три, четыре.       Не противься боли, это твой друг. Она показывает, что ты жив, а пока ты жив, ты можешь сражаться.       Обрати внимание на то, как он нападает на тебя, да – вот так вот. Ускользни от его атаки, схвати вакидзаси левой рукой и ударь его под нижнюю челюсть.       Не противься тому, как дрожат руки, как горят мышцы. Это просто показывает, что ты жив.       Просто продолжай дышать…       И убивать.       А потом не осталось ни одного человека, одетого в цвета Бакуфу. Он отпустил ки, не чувствуя ничего, кроме онемения и повисшей на волоске борьбы за выживание. Ноги стали словно кисель, и он качнулся вперед, не уверенный, почему до сих пор остается в вертикальном положении, так это было трудно. Однако он не мог останавливаться. Были еще враги на палубе четвертого корабля, того, который столкнулся с ними, и даже если люди Бакуфу решили отступить, они все еще были угрозой. Если они отойдут на некоторое расстояние, то легко могут открыть огонь и потопить корабль, на который Кеншин и команда Ясу потратили столько сил.       Нет, чтобы выжить, им придется захватить оставшиеся суда. Их товарищи на берегу, сражение с главными силами Бакуфу, все зависит от успеха этой миссии.       Кеншин побежал.       Множество абордажных крючьев и веревок, которые люди Бакуфу перекинули на их корабль, все еще связывали два судна вместе. Одна из них привлекла его внимание – веревка, свисающая с мачты четвертого корабля, ее свободный конец болтался между судами. Он не думал дважды, прежде чем прыгнуть к ней, держа меч наготове – но когда он схватил веревку левой рукой, то через секунду же понял свою ошибку.       Толчок и сила тяжести сработали в его пользу, когда он качнулся вперед, но веревка скользила в руке, разрывая кожу на ладони, а его вес был слишком велик для травмированной руки. Каким-то чудом ему удалось миновать разрыв между кораблями, но враги были там, привлеченные той заманчивой целью, которую он представлял. Выстрелы эхом разносились вокруг, и вдруг он почувствовал, как кто-то ударил его ногой в живот, выбивая весь воздух из легких.       Он задохнулся, инстинктивно еще крепче схватившись за веревку, пытаясь приземлиться в подходящем месте, но всего этого оказалось слишком много – его большой палец выскочил из сустава. Дьявол побери! Его падение было каким угодно, только не мягким, но он приземлился в том месте, где и намеревался, и это было все, что сейчас имело значение. Опираясь на ки, он поборол ужасную жгучую боль, которая вспыхнула в каждой клетке тела, сузил глаза, чтобы отогнать двойственность изображения, и поднялся на ноги. Он чувствовал вспышки ки вокруг, видел размытые фигуры и знал, что должен убить их. У него не было другого выхода.       Он бросился навстречу им, сметая их как пьяный фермер косой. Не было времени для сложных ката, изощренных акробатических приемов – нет, все, что у него было, это скорость и мощь, которую ему давала ки, и несговорчивое упрямство, не дававшее сдаться.       Потом остался только один человек, стоящий, сжимая в руках винтовку так, словно она была амулетом, отгоняющим злых духов.       – Демон, – выдохнул он, в совершенном ужасе глядя на приближение Кеншина. – Ты демон. Ни один человек не может…       Кеншин скривился больной пародией на ухмылку. Что еще он мог сделать? Это как раз то, чем он был, и у него не было выбора, кроме как убить их всех. Он рассек человека пополам вместе с винтовкой, прежде чем откинуть голову назад и сдавленно рассмеяться. О боги! Боль! Ожог! Не огонь ли это восьми кругов ада?       Но что за влага течет по его бедру и животу? В аду ведь, конечно, нет воды?       Его нечестивые мысли прервало ощущение глубокого пронизывающего укола, распространяющегося от крошечного отверстия в левой стороне живота. Полубессознательным жестом он прижал к нему правую руку, с удивлением чувствуя, что она становится скользкой от крови… а потом ноги подкосились, и темнота поглотила его.       Он очнулся от страшной боли, чувствуя себя так, словно его выкинуло из ада после того, как черти хорошенько поколотили его. Боже, как все болело! Рядом с ним два присутствия ки. Люди вели неспешный разговор. Они не ощущались точно знакомыми, однако и угрозы от них не исходило. Что показательно, он все еще был жив.       По крайней мере, он считал, что все еще в мире живых.       – Они загнаны в угол, – заметил первый голос. Приятный тон, ничем не примечательный, мог принадлежать какому-нибудь парню лет двадцати. – Есть проблема. Они забаррикадировались там. У них достаточно пороха, чтобы взорвать половину корабля от отчаяния, но они желают такого исхода так же мало, как и мы, поэтому, держу пари, мы займем их на несколько часов.       – И к тому времени уже получим подкрепление, – низкий грохочущий голос закончил за него. – Молодец, Ю.       – Эх, не благодари. Все еще может окончиться плохо, не говоря уже о том, как мне не нравится, в какую сторону поворачивается битва на побережье, – заметил молодой человек, Ю, прежде чем продолжить более спокойным тоном. – Я переживаю за мальчика. Трудно поверить, что он стал Баттосаем. Знаешь, когда я видел его в последний раз, он был таким милым ребенком.       – О чем ты говоришь?       – Это было еще до тебя, давно, когда Такасуги-сан только основал Кихетай. Три года назад. Меня приняли тогда, и этот мальчик тоже был там, и уже тогда он блестяще владел клинком, – объяснил молодой голос. – Так как он? Как думаешь, он справится?       Кто-то рыкнул низко, потом раздались тяжелые скрипучие шаги, а потом кто-то ударил его по щеке. Кеншин застонал, но сумел разлепить глаза, чтобы разглядеть мощную объемную фигуру Ясу-сана.       – Ха! Какой сюрприз! Мальчишка все еще жив! – Ясу-сан хрипло хмыкнул, оглядываясь через плечо на своего спутника. – Хотя не могу точно сказать, надолго ли. Ранение прямо в живот. Я постарался завязать рану как следует, но ее срочно нужно зашить. Слава богу, у него с собой был этот глупый шарф. – Ясу фыркнул. – Клянусь, поначалу я принял его за застенчивую девушку, прячущую лицо, но эта тряпка прекрасно послужила бинтом.       Кеншин сделал глубокий рваный вдох, пытаясь вернуться в мир. Разговор над ним не имеет никакого значения. Ему нужно побороть жгучую боль, дезориентирующую головную боль и цветные пятна перед глазами.       – Вижу, – ответил молодой человек. – Как твоя нога?       – О, просто замечательно, – захохотал Ясу. – Не слишком хорошо, но это не убьет меня. Скажи, Ю… мои глаза обманывают меня или тот последний черный корабль движется?       – Хм, думаю, да, – пробормотал Ю. – Я бы сказал, что он идет в сторону первого корабля, который мы взяли.       – Блядь! – выругался Ясу. – Если они смогут перевооружить его пушки, то получат два полностью готовых к действию военных корабля прямо сейчас. Подкрепление от Ямагаты еще не садилось в шлюпки. Не сомневаюсь, они все еще заняты обороной берега. Все побережье в состоянии хаоса, и нет никаких вестей, проигрываем мы или выигрываем… однако мне бы не хотелось, чтобы Бакуфу получило еще один набор пушек.       – Я бы не стал беспокоиться о том, что они приведут первый корабль в рабочее состояние в ближайшее время, – тихо рассмеялся Ю. – Я и мои ребята рассыпали порох по всей нижней палубе, разбили все приборы, которые только смогли найти, а я взял на себя личную ответственность за срыв рулевого управления.       – Ю… – медленно протянул Ясу. – Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя и твои подлые методы? Бывший монах или нет, но ты страшный человек.       – Хм, – фыркнул молодой человек. – Я слышал что-то такое пару раз.       Кеншин закашлялся и прижал руку к перебинтованному телу, надеясь, что давление облегчит боль, и попытался сесть.       – Последний корабль? – прохрипел он, глядя на Ясу и его спутника.       Ясу положил свою огромную руку ему на плечо, глядя со странным выражением лица.       – Это проигранное дело, сынок, – мягко сказал он. – Мы старались, но не сможем закончить дело.       Эти слова жалили. Они зашли так далеко, а теперь проиграют? Последний корабль все еще в полном порядке, он может легко пойти прямо на них и захватить это судно, и что тогда? Они сдадутся и умрут? Нет, должно быть что-то, что они еще могут сделать. Что-нибудь. Хоть что-то. Кеншин сделал глубокий вдох, выдохнул и сел, опираясь спиной о поручни, чтобы оглядеться.       Последний корабль медленно скользил к тому, который они остановили возле острова на входе в залив Ошима.       Угроза.       Пока последний корабль все еще в игре, Ямагата-сан не может отправить подкрепление, чтобы захватить корабли, которые они с таким трудом отвоевали. Хуже того, военное судно в полном боевом состоянии способно нанести страшный урон наземным войскам на берегу. Его пушки превосходят полевые орудия, которые Кихетай поставил на холмах…       Кеншин схватился за поручень, лихорадочно соображая. Должно быть что-то, что они могли бы сделать, но что?       Как им нейтрализовать пушки последнего корабля? Даже если он каким-то магическим образом перенесется на судно, у него нет никаких шансов убить экипаж, не в таком состоянии… но подождите, что там Ю говорил о рулевом управлении? Кеншин нахмурился, размышляя. Корабль – транспортное средство, очевидно, что он откуда-то управляется.       – Ясу-сан, – начал он. – Необходимо нагнать последний корабль. Можем ли мы направить его к холмам, к нашим орудиям?       – Сынок, о чем ты говоришь? – сузил глаза мужчина.       Кеншин, опираясь на поручни, повернулся к двоим солдатам.       – О завершении работы, – просто сказал он, и решимость светилась в его словах. Кацура-сан дал ему задание, доверился ему. Он не может проиграть теперь, когда столько людей полагается на них. Нет, для него проиграть – не вариант.       Он закрыл глаза и медленно выдохнул, крепко сжав руки. Его левая рука горела болью, свободно качающийся опухший большой палец ужасно пульсировал.       Даже если он знал, как, грести с такой рукой невозможно. Прыгнуть в воду и добираться вплавь? Он с горечью фыркнул, волоча левую руку обратно к животу. Даже если его рана закрыта и забинтована так плотно, что кровотечение остановилось, он помнил последний раз, когда выкупался с ранением. Он почти истек кровью до смерти, прежде чем заметил, что что-то не так.       Однако какое это имеет значение?       Его боль, его вина и стыд от своей бесполезности, даже невозможные шансы, которые они использовали, какое все это имело значение? Никакого, черт побери, потому что…       – Чоушуу сражается против невозможного. Не только мы, все это знают. Мы получили задание, ключ к победе, – прошипел он низко и зло. – Мы не можем сдаться.       Если дело не будет выполнено, шансы Чоушуу противостоять основным силам Бакуфу станут еще призрачнее. Нет, до тех пор, пока он дышит, он не может сдаться. На этой войне его мечты о новой эпохе или взрастут, или будут похоронены. Если они выиграют, революция состоится. Все жизни, которые он отнял, не будут потрачены впустую…       Я столько раз уже проигрывал. Я не могу проиграть еще раз. Не могу.       Низкий кашляющий – неверящий – смех оторвал его от размышлений.       – Сынок, ты действительно думаешь, что можешь это сделать? Если окажешься там, то сможешь это сделать? – спросил Ясу.       Кеншин встретился взглядом с этими темными, полными скепсиса, злыми глазами, которые видели так много и все еще были способны смеяться над кем-то, независимо от его известности и статуса, и качнул головой.       – Ю, ты можешь держать врага и этот корабль под контролем?       – Да, – кивнул молодой солдат.       Тогда Ясу повернулся к Кеншину, и его губы растянулись в ухмылке, в нехорошей ухмылке – пугающей, жуткой, обещающей боль и смерть.       – Сынок, сейчас от меня немного пользы, – он указал на свою раненую ногу. – Черт, я думаю, что ты окончательно спятил, что решил попробовать. Это самоубийство, самое простое и быстрое, а любой трезвомыслящий человек вроде меня знает, что нет ничего героического в смерти. Но ты прав… Этот корабль и в самом деле является угрозой. Так что меньшее, что я могу для тебя сделать, это доставить тебя туда.       Миллион мыслей промелькнул в его голове, пока Кеншин смотрел на мужчину, но в конце концов, у него был только один ответ на это предложение, так что он кивнул, закрепляя их сделку.       У них почти не было времени – приближался рассвет, а когда взойдет солнце, шансы добраться незамеченными к последнему кораблю упадут до нуля. Военное судно уже бросило якорь возле первого взятого ими корабля, далеко вне досягаемости полевых орудий Чоушуу. Кажется, люди были очень заняты, шлюпки сновали между кораблями, экипаж на обеих палубах суетился. Принимая во внимание их отвлеченность, был реальный шанс, что они не заметят того, кто подберется к ним со стороны открытого моря.       Ясу со сломанной ногой с трудом спустился к шлюпке, которая оставалась привязанной к борту четвертого военного судна.       Кеншину было не намного проще – его левая рука была почти бесполезной, и каждое движение отдавалось пульсирующей болью в животе. Он прекрасно видел, как ее бледно-голубая шаль с каждой минутой все больше пропитывалась кровью.       Первое, что он сделал, когда добрался до лодки, это сел и попытался поставить палец на место. Тот продолжал болеть самым раздражающим образом. А, ну конечно – сустав выскочил. Кеншин затаил дыхание и потянул. Палец качнулся и встал на место. Да, так лучше. Странно, как такая простая вещь сразу сделала все лучше. Было даже не очень больно, по сравнению со всем остальным.       Судя по выражению лица Ясу, с которым тот смотрел на него, он думал, что Кеншин сошел с ума.       Может, так и есть.       Это многое бы объяснило. Кеншин тихо вздохнул и откинулся назад, пользуясь моментом передышки, чтобы перебинтовать левую руку. У него возникло плохое предчувствие, что большой палец никогда не заживет по-настоящему, но сейчас нужно сделать все возможное, чтобы сустав мог выдержать хоть какие-нибудь нагрузки. Хотя бы чтоб залезть по веревке наверх.       Ясу греб вперед сильными рывками, мышцы на его массивных руках вздувались при каждом движении весел. В его движениях не было ни неуверенности, ни неловкости. Здесь и сейчас он был похож на важного господина, вышедшего на прогулку по своим владениям.       Удивительно.       Как мог простой фермер быть в таком согласии с самим собой, со своими решениями? Неужели в этом человеке совсем нет страха?       Военное судно маячило перед ними, как гора. Неслышные и маленькие, как пара мышей, они подошли к нему сзади. Кеншин изо всех сил пытался прощупать присутствия ки на палубе, но его собственная ки вела себя странно. Трудно было разобраться в беспорядке нетренированных вспышек, особенно когда они так торопятся и волнуются. Добавляло этой атмосфере смятения то, что судно не было поставлено на якорь, но и двигатели не работали.       Кеншин подал сигнал Ясу подтянуться к корме, ближе к отверстиям для выпуска пара. Мужчина поднял бровь, но не стал комментировать – просто бросил веревку через поручни. Крюк упал с таким громким стуком, что Кеншин мог поклясться, его сердце чуть не выскочило из груди. Он поднял палец к губам и изо всех сил постарался замаскировать свою ки под что-то подобное размытым присутствиям членов экипажа, но никто не пришел с проверкой.       Отлично. Он медленно выдохнул и начал подниматься. Это было тяжело, гораздо тяжелее из-за его травм и общего самочувствия. Хуже того, он не мог позволить себе шуметь – неожиданность была его единственным преимуществом сейчас. Если он потеряет ее, то умрет, так же, как и человек, который помог ему добраться сюда. Так что он останавливался, стискивал зубы и шипел, когда его раны давали о себе знать.       Наконец он перевалился через поручни рядом с большими отверстиями для выпуска пара. По другую их сторону люди собрались, чтобы наблюдать за сражением на берегу – их внимание было приковано к зрелищу и пушечным залпам на горизонте. Кеншин скользнул взглядом по ним, отметив их возбужденные передвижения и сдержанные короткие реплики.       Если судить по их неоднозначности, люди, похоже, знали о том, как идет сражение, не лучше него самого. Таким образом, Чоушуу удерживает позиции, по крайней мере, достаточно, чтобы Бакуфу были в замешательстве.       Кеншин сглотнул, а потом скользнул вперед, придерживаясь тени.       Время от времени он останавливался, ожидая, пока члены экипажа или охранники пройдут мимо, но когда он попытался разобраться в ситуации, его внимание привлекли несколько мерцающих присутствий в рубке. Может, оттуда этот монстр управляется? Следуя своему предположению, Кеншин огляделся в поисках людей поблизости и, когда они не видели его, выскользнул за угол в коридор. Укромный закуток был невидим с палубы, давая ему необходимое прикрытие, пока он остановился послушать у двери.       – Мы должны продолжать обстреливать берег! Наша артиллерия все еще может помочь нашей армии в битве!       – Вы с ума сошли, генерал? Мятежники уже атаковали четыре наших корабля! Мы должны немедленно прийти им на помощь!       – Вы оба правы, но сейчас нашим приоритетом является восстановить пушки Канрин Мару. Один корабль будет часовым против засад мятежников, а другой примет участие в атаке.       – Но Кацу-сан… повреждения, которые мятежники нанесли Канрин Мару… сможем ли мы устранить их в такой короткий срок?       Кажется, Кеншин нашел именно то, что искал, но он не мог чувствовать некоторое замешательство. Значит, даже командиры этого орудия войны были сбиты с толку ситуацией?       Нет, перестань думать о бесполезных вещах, твердо сказал он сам себе, и сделал глубокий вдох, добираясь до своей ки, только чтобы остановиться на полпути. Так близко к своему пределу мог ли он рисковать? Ответ был очевиден. Сейчас лучше приберечь эту хитрость до того момента, когда у него возникнет необходимость сбегать. Кроме того, там только трое мужчин. Он может справиться с тремя. Он надеялся, что справится. Набравшись смелости, он взялся за странную ручку двери и медленно попробовал ее открыть – потягивание не сдвинуло ее с места, а выкручивание открыло. Эти западные изобретения такие странные. Дверь открылась, и он скользнул внутрь, перемещая здоровую руку на рукоять меча, приготовившись выхватить его. Командиры так глубоко погрузились в спор, что даже не заметили его.       Трое мужчин были одеты в форму со множеством причудливых украшений, которые, без сомнения, имели какое-то значение. Высокий юноша стоял прямо напротив него, глядя в сторону. Мрачный мужчина постарше стоял слева – тот, который настаивал на продолжении бомбардировки? А справа невысокий человек, которого, казалось, слушались оба других, независимо от его скромного рационального одеяния.       Чтобы его план сработал, Кеншину был нужен только один, облеченный властью. Двое других были ненужным осложнением.       Учитывая узкое пространство, катана была бы слишком громоздкой, так что он взял вакидзаси, бесшумно выдернул его из ножен и быстро, как молния, ударил высокого юношу в спину. Двое других вскрикнули в тревоге, но Кеншин уже был в движении, освободив лезвие и обходя умирающего, чтобы атаковать мужчину постарше. Тот попытался ударить его – слабый, отчаянный удар, который было легко предсказать – и Кеншин уклонился от него, рассекая горло человека одним косым ударом.       Остался только один.       Тот невысокий человек, которого слушали те двое.       Кеншин подошел ближе, указывая лезвием на него, и тихо сказал:       – Сей недостойный не хочет убивать вас – но сделает это, если вы не уступите.       – Понимаю, – тихо ответил мужчина, бесстрашно встречая его взгляд. Он поднял руки в знак капитуляции, но его взгляд был удивительно проницателен. – И чего же вы хотите от меня?       – Чтобы вы направили этот корабль к берегу.       В наступившей тишине они смотрели друг на друга – командир новенького фирменного западного военного корабля Бакуфу и измученный ранами убийца из числа повстанцев. Кеншин не мог сказать, как долго длился этот момент, секунды или минуты. Он даже не мог сказать, понял ли капитан, какой отчаянной игрой на самом деле это было для него, но потом мужчина опустил голову и сказал:       – Я сделаю так, как вы требуете, но только после того, как мои люди покинут корабль.       – Если мы поторопимся, ваши люди смогут покинуть корабль тогда, когда захотят, чтобы отступить или присоединиться к основной армии, если пожелают, – легко возразил Кеншин, и тугой узел под ложечкой развязался со скрытым облегчением.       Однако прежде чем он смог продолжить, неконтролируемое и возбужденное присутствие приблизилось к ним, удивительно знакомое присутствие. Кеншин остановился в недоумении, не в силах поверить своим ощущениям, но затем дверь распахнулась, и внутрь ввалился Ясу, сильно прихрамывая, таща одного из людей Бакуфу в захвате. Его массивные руки вздулись, плененный им человек изо всех сил пытался освободиться. Ясу швырнул человека на пол как тряпичную куклу, с рычанием, и перешагнул через распростертое тело.       – Какого черта ты ждешь, Химура? – прорычал он. – Я задержу их, просто заставь судно двигаться.       Кеншин только и смог, что смотреть на него, разинув рот, полностью потеряв дар речи. Последнее, чего он ожидал, что Ясу последует за ним! Но так или иначе, ему удалось справиться со своим удивлением и направить внимание на своего пленника.       – Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, как заставить судно такого размера двигаться? – вздохнул командир Бакуфу. – Нет, конечно же нет, было глупо спрашивать, не так ли? – проворчал он. – Знаете, я не могу сделать то, что вы требуете, просто нажав на кнопку или покрутив ручку. По крайней мере, мне нужно отдать команду в машинное отделение.       – Так почему же ты не делаешь этого? – выплюнул Ясу.       Капитан сделал паузу, и его глаза немного расширились.       – Вы действительно сделаете это, правда?       – Да, – серьезно ответил Кеншин.       Руки капитана слегка дрожали, когда он взял странное устройство, металлический конус, и отрывисто произнес в него несколько команд на непонятном языке. Кеншин не имел ни малейшего представления о том, что было сказано, но было в манере командира Бакуфу, что подсказывало ему, что этот человек держит слово, по крайней мере, в данной ситуации.       Корабль начал движение, и если Кеншин не ошибался, направление было верным. Он кивнул капитану, движением меча веля ему отойти. Ясу, прихрамывая, подошел к пульту управления и прикладом начал крушить тонкие приборы. При каждом ударе капитан вздрагивал, словно ему больно было видеть, как грубый мужик крушит его прекрасный корабль, но не протестовал, и его лицо не выражало эмоций, хотя его ки вспыхивала от бессильной ярости.       Это было достойно восхищения, но Кеншин не мог себе позволить жалости к этому человеку.       Он начал ощущать все большее головокружение, дрожь волнами пробегала по его телу. Громкий шум бессмысленных разрушений, производимых Ясу, еще больше усиливал головную боль. Честно говоря, он не мог припомнить, чувствовал ли он себя когда-нибудь настолько плохо. Какая-то влага сочилась по его бедру. Он был совершенно уверен, что это кровь. Или шарф, стягивающий пулевое ранение, ослаб, или просто промок насквозь. В данный момент единственное, что держало его на ногах, было понимание, что его уловка будет работать только до тех пор, пока он выглядит угрожающе.       Когда все приборы управления были уничтожены, не было никакой возможности узнать, куда они идут. Что если капитан осмелился на обман, приказав направить корабль в море вместо берега?       Молчание нервировало.       Ки членов экипажа вдалеке становилось все более напряженной, близкой к панике… а потом кто-то забарабанил в дверь кабины, завывая:       – Командир! Генерал! Что происходит? Куда мы идем? Каково наше задание?       Капитан Бакуфу выжидательно посмотрел на Кеншина, но тот покачал головой и провел ребром ладони по горлу. Послание было яснее ясного: закричи и умрешь. Капитан побледнел.       – Командир! – Снова послышался крик из-за двери, еще более отчаянный. – Ответьте нам!       Но потом еще один голос выпалил:       – Вот дерьмо! Это кровь?       – Блядь, верно!       – Помогите! Кто-то захватил рубку! – закричали они и начали ломиться в дверь, изо всех сил пытаясь ее открыть.       Ясу бросился сдерживать их, навалившись на дверь всем телом, чтобы ее не снесло с петель. Канонада с побережья становилась все громче, все более выраженной, но даже это не спасало от растущего ощущения поражения. Ясу фыркнул, глянул отчаянно и рыкнул:       – Все пошло к черту! Этим фокусом ты убил нас обоих, сынок!       Страшный треск заглушил все вокруг, корабль тряхнуло так, словно было прямое попадание. Этого оказалось достаточно, чтобы Ясу споткнулся и упал. Быстрее, чем Кеншин смог заметить, начался сущий ад, когда солдаты Бакуфу ворвались внутрь. Ни одной мысли не возникло в голове, остались только отчаяние и инстинкты, когда Кеншин отпустил остатки своей ки и атаковал, рассекая стену тел, валящихся внутрь. Кровь хлестала в стороны, вопли заполнили рубку, и не было ничего вокруг, кроме хаоса, в котором происходило одновременно слишком многое, чтобы он мог что-то увидеть или понять.       Единственное, что засело в его голове, это необходимость прорваться сквозь противников, высечь себе путь из той пропасти, в которую превратилась рубка капитана. В этом узком пространстве, в этом кровавом месиве, с которым он столкнулся впервые, даже его вакидзаси ощущался слишком длинным, и Кеншин чувствовал себя благодарным богам, как никогда прежде, что он такой маленький и юркий.       Корабль трясся и стонал, дерево и металл пели песнь разрушения вокруг них, попаданий становилось все больше, один залп пушки следовал за другим. Каким-то образом, он не знал, как, Кеншину удалось выбраться наружу, на палубу, представлявшую из себя чистый хаос: слева и справа люди метались в панике, крича и прыгая через поручни в море.       Прислонившись к стене, Кеншин не мог сделать ничего, кроме как хватать ртом воздух. Его ки иссякла, боль колола глаза, колени подкашивались. Он знал, что должен поторопиться. Если бы он смог найти силы подняться и перепрыгнуть через поручни, то имел бы шанс сбежать. Берег был достаточно близко, и даже в таком состоянии он должен доплыть…       Но ноги не слушались его.       Итак, вот его предел?       Вот как все закончится?       Он тихо, сдавленно рассмеялся.       Берег приближался на большой скорости, полевые пушки на холмах стреляли одна за другой… а потом раздался страшный треск, мир наклонился, и больше он ничего не видел.