конфеты и секс до утра

      Она не будет обращать внимания ни на ветер из окна, ни на то, что квартира простынет к вечеру, а он будет спокойно заниматься своими делами, упорно делая вид, что и ему плевать на холодный воздух в помещении. Но стоит ему лишь глянуть на неё, как в голове незвучно пронесётся фраза: «как я её люблю». И совсем-совсем плевать, что она злая до чёртиков, потому что он опять купил что-то не то, или не забрал посылку с почты, или по ещё какой-то обыкновенной причине. Ветрова и Вершинин только по таким и ссорятся.       От неё, конечно, будет пахнуть свежестью и чем-то ещё, фруктовым, вроде бы. А может быть, ягодным. Одно он знает точно — её запах сладкий, но не приторный. На полке рядом с кроватью с её стороны стоит флакончик с молочком для тела, и этот запах Паша, мог бы поклясться, узнает из тысячи. Она любит его примерно так же сильно, как мармелад в шоколаде, и из таких в какой-то степени детских деталей складывается её образ. Её образ для него исключительно. Другие-то об этом знают вряд ли.       И вот брюнетка, очевидно, всё ещё злясь, зайдёт в комнату, полностью игнорируя нахождение парня в оной, возьмёт этот самый флакончик, выдавив немного крема и перед зеркалом намазав тот на плечи и ключицы, а потом, всё-таки замечая ухмыляющийся взгляд Вершинина, с косметическим средством из комнаты выйдет, закрывшись в ванной, специально громко хлопнув дверью. Скинет халат, размажет розоватую массу по и так бархатной коже, и, дав той впитаться, наденет халат обратно, слишком глупо улыбнувшись, вспоминая, как они этот самый халат нагло украли в отеле на отдыхе. А всё потому, что Ветрова невзначай ляпнула, что в Москве такого не купишь. Вершинин, знаете ли, всё возможное для неё сделает. И вот халат спиздит — абсолютно точно.       Вика ненавидит холод и ненавидит свои ледяные руки, которыми можно пельмени (или другие продукты, вышеупомянутые в голову первыми пришли) замораживать. И просто обожает тепло Вершинина, который окна всё-таки закрыл, и безумно хочется обнять его, потому что хоть убейте — не может она долго злиться. Но правило это распространяется на него одного. — Паш, — тихо начнёт кареглазая, остановившись в дверях гостиной, — нормальный запах у этого «Fairy»... — опуская глаза, договорит девушка, но даже сейчас не понимая, как можно было купить моющее для посуды с ароматом лимона, когда она сказала купить любое, только не с ним. Но и поводом не говорить больше, чем тридцать минут, это тоже не являлось. Словом за слово зацепиться — да. У обоих был серый будничный и выматывающий день, а осень за окном тоже любит давить на нервы. А ссориться и выносить друг другу мозг на полном серьёзе — нет. — В следующий раз позвоню, когда в супермаркете буду, — усмехается он, нагло передразнивая Вику: — Я же сам во всём виноват, — уже подойдя к девушке, почти засмеётся он, а она будет пытаться скрыть улыбку. — Иди сюда, — притянув Ветрову к себе, обнял её блондин. Вика тут же спрятала лицо у его шеи, обнимая так крепко, как только могла. Глупая — будто бы он куда-то денется от неё. Они слишком любят друг друга, чтобы разбежаться в один прекрасный день, как обещали им некоторые. — Паш, у меня телефон, — говорит брюнетка, понимая, что сама просто так из его объятий не уйдёт. А он без причины сейчас не отпустит — всё-таки не виделись почти весь день. Но Айфон будет разрываться, забытый в ванной. Они совсем не из тех пар, которые боятся и на минуту телефон без пароля оставить. А одновременно совсем не из тех, что читают переписки друг друга.       Очень нехотя блондин её отпустит, и Ветрова, смешно заскользив в трикотажных носках с котятами по ламинату, добежит до ванной, тут же отвечая на звонок. После нескольких минут разговора Вика громко выдохнет — Вершинин, если что, ненавидит, когда она перегибает палку. И хотя злиться на кареглазую не может тоже, поиздевается обязательно – она, например, будет обсуждать какой-то там доклад с преподавателем, а он будет целовать её в шею, оставляя следы, что она заметит лишь утром. И чертовски хочется сказать хриплым голосом, как она любит синеглазого, как ни дня без его этих поцелуев не представляет, а вроде надо ровным и сосредоточенным голосом отвечать, что выводы по работе у неё давно готовы.       Когда трубка, наконец, повешена, Вика, не понимая, когда и как была усажена на стиральную машинку, прижмётся к Вершинину ближе, заставляя того переключиться на её губы. Она всё ещё психует, видимо: обычно она его губы не кусает. Блондин на это внимания не обращает: только пропускает сквозь пальцы прядь её тёмных волос, целуя до одурения нежно. Сладковатый вкус бальзама для губ уже и не чувствуется, да и Вика пытается с машинки спрыгнуть, говоря о том, что в комнатке безумно холодно, и ледяной кафель уюта не придаёт даже в контрасте с телом синеглазого.       Только вот Паша другого мнения насчёт того, уходить ли Ветровой, и именно поэтому через несколько мгновений она уже стоит в душевой кабинке, с ног до головы облитая тёплой водой, и, смеясь, пытается парня побить, схватив в другую руку душ и включив воду. Вершинин смеётся вместе с ней, а Вика в шутку злится: она вышла из душа час назад, даже волосы досохнуть не успели. А Паше, знаете ли, наплевать, поэтому он и развязывает пояс на том самом её халате.       После, пока брюнетка будет сушить волосы феном, напевая какую-то песню про любовь и подоконник*, и танцуя у зеркала, парень зайдёт в спальню, чтобы позвать девушку на кухню, где уже стынет ароматный кофе. Та усмехнётся, в третий раз говоря, что сейчас придёт. Он не уходит — ждёт её в дверях, и она выключает фен. За руку дойдут до уютной кухонки, где каждая тарелка чудом избежала того, что в очередной ссоре её не разбили.       И только в мыслях кареглазой пронесётся: молочко для тела такими темпами закончится быстро.