Wind blue

Восточный ветер нес его так долго, что дорога потеряла всякий смысл. Коридоры и лестницы; неоткрывающиеся двери и двери, ведущие никуда; нарисованные окна и картины, за которыми прятались потайные проходы. В голове Шерлока прятались чертоги, архивы знаний, убежища на случай опасности и темные комнаты, полные пыли и скелетов, но все же… Все же содержимое его черепной коробки было упорядоченным, подчиняющимся системе и классификации. Голова Эвр казалась кошмаром, хаотичным, нескончаемым. Или на этот раз детектив просто не мог найти закономерности, способные указать ему на выход? — Тик-так, Шерлок. Тик-так. Стены лабиринта говорили голосом Мориарти. Одним из множества его голосов. Сотни паучьих глаз щекотали спину своими взглядами, медленно убивая надежду выбраться вовремя. У самого Шерлока была вечность, чтобы разгадать загадки о восточном ветре. У тех, кто остался снаружи время истекало куда стремительнее. Вода заполняет колодец, капля за каплей или потоком помощнее — известно одному богу. Или тем, кто примерил на себя его отчужденную маску. Запахло сладкой смесью ванили и молока, и Холмс мог бы поклясться, что мгновением раньше этих ароматов не было и в помине… Да, он все еще пытался искать логические связи там, где оказался. А впрочем, разве хаос не существует в рамках собственной, извращенной, логики? И в этом хаосе безопасней принять правила игры, не сомневаясь в собственном разуме, не становясь на тот шаткий мостик, под которым — ревущая бездна. Разум всегда для Холмса был главной, а чаще — единственной — опорой. Он не мог позволить себе усомниться в нем сейчас, в эпицентре чужого безумия. Только запах… Этот запах какой-то выпечки, неуместный среди стерильно-белых стен, сплетенных в клубок без входов и выходов. — Ты пришел спасти меня? — знакомый голос. Голос, которого тут быть не должно. — Клара? — переспросил хрипло в пустоту, не зная, что должно пугать больше: если пустота ответит или же, если продолжит давить молчанием, пропитанным ванилью. Впрочем, долго взвешивать ему эту проблему не дали: бодрый ответ последовал почти тут же: — Освин Освальд, сэр. Хотя, к черту пафосные манеры. Как твое имя? — Шерлок Холмс… Ради бога, какая же эта нелепица. Не понимаю, зачем Эвр использовать твой образ, Освин. И откуда она вообще его взяла?.. — Прости, не слушала ту ерунду, что ты болтал — отвлеклась на скулы. Ты бы мог зарезать ими дракона насмерть. Ну, если б это была такая сказка… — А что за сказка у нас, Освин? Подскажи. — Не знаю. Наверное, из тех, что рассказывают одиноким напуганным детям. — Но если ребенок одинок, то кто будет рассказывать ему сказки? Вкус беспомощности вяз во рту, а Освин не спешила продолжать разговор. Если она — единственная зацепка, единственная возможная дверца из этого кошмара, то Шерлок, кажется, только что захлопнул ее. Это чувство… Не тюрьмы даже, стеклянной банки, в которую запихнули, чтобы наблюдать было удобно и безопасно. И сейчас его жизнь, выкупленная взаймы, зависела от того, как скоро в наблюдателе включится то, что сам Холмс изучил во всех формах и оттенках. Скука. Сколько раз он повторял это слово на все лады? Теперь же пришло время других слов. Оставалось лишь вычислить те самые, отворяющие несуществующие двери его камеры. — Освин? — окликнул он, не слишком надеясь на ответ. — Прости, немного отвлеклась. Так… великому Шерлоку Холмсу есть, о чем со мной поговорить? — Великому? Кажется, минутой раньше ты вовсе не знала, кто я такой, а теперь награждаешь громкими характеристиками. — Я просто хороша в поисках информации. «…или ты просто-напросто часть сознания Эвр. Или пленница вроде меня? Я не удивлюсь ни одному варианту, Освин. Невозможная девчонка, верно… Но мне придется выбрать что-то одно». — Что ты тут делаешь? — Я… Я искала Джима. — Что? — будто в голове снова включили нервирующее «тик-так», снова сжали оставленное время до безумного цейтнота, у которого было — почти — человеческое имя и лицо. — Я давно его ищу. Это… долгая история, не хочу тебя грузить, детектив. — Ты врешь, Освин. Или все гораздо проще, чем ты пытаешься подать, или по какой-то причине ты не хочешь рассказывать правду именно мне. — Даже ты не можешь обвинять человека во лжи, Шерлок, не видя его лица. «Человека, Освин. Но вот кто ты такая — я все еще не уверен». Он позволил себе слабую улыбку, не победителя, но того, кто заработал себе лишний балл. Как знать, может, при подведении итогов, именно он и окажется решающим. — Комнатка вокруг небольшая, не слышно эхо, к томе же ее размеры дают тебе иллюзию безопасности, убежища. Микрофон, через которой ты связываешься со мной сейчас, расположен очень близко. Или он довольно хорошо улавливает звуки. В любом случае, не составляет труда услышать, как ты поправляешь волосы, характерный такой жест, говорит о том, что ты нервничаешь или флиртуешь. А флиртовать, не видя лица человека, не можешь даже ты, Освин. — О, кто-то недооценивает меня, — проворчала она. Голос еле-еле дрогнул, но Шерлоку хватило и такой малости. — Что ты тут делаешь, Освин? У моих друзей снаружи кончается время, и лучше бы тебе отвечать поскорей. — Я уже говорила! Искала Джима… Теперь жду его и готовлю суфле. Это помогает не сойти с ума, знаешь. Советую попробовать. Пестрый коллаж из путанных картинок, фрагменты воспоминаний и событий, которые должны быть связаны, должны оказаться кусочками одного шифра. Тело, окруженное желтой полицейской лентой, тело девушки, которую признавали мертвой слишком часто даже по меркам Холмса; записки-напоминания «скучали по мне?», смерть Мориарти и странные слова Освин — не этой, другой, кажется — о том, что Мориарти был настоящим, а она нет… Витки истории, которые привели его в стеклянную камеру без стекла. Привели его прямо в голову Эвр. Но ведь происходящее не может быть настоящим. Метафорой, игрой гениальных умов. В конце концов, лабиринт-без-выхода — это так в стиле Холмсов. Так в тон жестокости Эвр. — Думаешь, вокруг нас лишь иллюзия, Шерлок? — Знаю. В реальности у тебя давно должно было кончится молоко для суфле. — Умный мальчик, — ее улыбка — смягченное отражение другой, безумной и опасной, которую Шерлок вряд ли сможет когда-нибудь забыть. Загадка, загадка, которую загадывают ему уже несколько лет подряд. И каждый раз, когда будешь уверен: все, расшифровал, взломал — игра продолжится, перейдет на новый уровень. Вот только (не)Клара на этот раз не часть общей системы. Она — лазейка. Лазейка, которую оставил… — Что ты знаешь о Восточном Ветре? — Он принес нас сюда и замел дороги обратно. Все как обычно бывает в сказках. Разве ты не помнишь? «Кто рассказывает сказки одиноким детям?» — Кто рассказывал сказки тебе, Освин? — Ты знаешь, ты тоже их слышал… Но я пришла сюда, чтоб услышать последнюю. Мертвый голос, закольцованные послания, пустые глаза — выжженные на пленке дыры. Сказки, которые они заслужили. Безумные. Завораживающие. Узор из паутины слов и обманов. Стены пульсировали в агонии, плавились, утекая из-под ног под немыслимыми углами. Время становилось осязаемым, вязким, как жвачка, налипшая на пальцы. — Ты ключ, Клара? Она, кажется, и не заметила, что Шерлок вновь использовал «не то» имя. — Нет, не я. — Почему? Не… не понимаю, — Холмс стиснул виски, нескончаемое «тик-так» превратилось в бомбу, отсчитывающую последние минуты внутри его черепной коробки. — Потому что любые правила можно обойти. Эвр думала, что сможет спрятать сердце чудовища в коробку и обрести над ним власть. Так положено… Но Джим просто вычеркнул себя из этой сказки. Нашел выход. Закончить игру прямо здесь и сейчас, разукрасить коридоры всплесками красного. Упасть и не сопротивляться, когда вода захлестнет легкие. — Я не могу убить себя в голове Эвр. Это не имеет смысла, Освин — даже ты должна понимать. Ее голос звучал еле-еле, пробиваясь, как сквозь помехи, нервные мелодии скрипки, визгливые и до отчаяния выверенные по нотам. — Ты помнишь, что мы говорили про суфле? Запаха ванили больше не было. Шерлок вздохнул глубже, то ли, чтоб удостовериться, то ли, чтобы сказать что-то еще — что-то важное? — Освин. Он открыл глаза. Серый потолок Шерринфорда оставался все тем же, неприветливым и донельзя материальным. Их настоящей тюрьмой, его, Майкрофта и Джона, плотной и осязаемой, из которой не сбежать благодаря разговорам о несуществующем суфле. Путь побега был другим. У каждого чудовище есть сердце, которое можно спрятать и можно отыскать. И, кажется, Шерлок нашел то, что пытался скрыть Восточный Ветер. Он прислонил пистолет к виску. Эвр была права: одной пули хватит вполне.