Мертвецы

Глаза Беллатрисы потемнели. Джордж оставил палочку на столе. Для него это было очень важно – осилить ее голыми руками. Она должна знать: даже если бы вдруг высшие силы лишили его магии, он не оставил бы этой затеи – сделать ей существование невыносимым. И никакая её собственная стихийная магия ей не поможет и его не остановит. Он вошел в клетку, прикрыл за собой дверь и расстегнул ширинку. – Не приближайся! – зарычала пленница. – Еще пожелания будут? – издевательски заигрывая с ней, отчеканил Джордж угрожающим тоном. – Только попробуй тронуть меня хоть пальцем, и ты – мертвец! – Я и так мертвец, – со злорадной улыбкой сообщил Джордж. – Ну, что, прелюдия окончена? Он одним резким движением схватил женщину, оторвал от стены и бросил на кровать. Ведьма кричала, извивалась, царапалась и кусалась, но он методично срывал с нее одежду, превращая в лохмотья то, что минуту назад было платьем и мантией. Женщина взвыла от беспомощности, когда оказалась полностью обнаженной перед мальчишкой вдвое моложе ее. На теле Беллатрисы остались только зачарованные веревки, которые медленно вращаясь в своем жалящем танце, продолжали терзать ее тонкую нежную кожу. В какой-то момент ей удалось вывернуться и упасть на пол. Джордж последовал за ней и, настигнув женщину в один прыжок, упал своим телом на неё. Он схватил Пожирательницу за волосы на затылке, чуть оттянул назад и со всей силы ударил лбом о каменный пол, с удовлетворением отметив, что это ослабило жертву, и что по ненавистному лицу заструилась кровь из рассеченной брови. Пожирательница оказалась слишком самонадеянной. Возможно, волшебницей она и слыла очень сильной, однако женщиной являлась довольно-таки миниатюрной. Джордж был вдвое больше и сильнее ее. Он просто трепал ее тело, как плюшевую игрушку. Даже боялся, что ненароком переломает все кости. Когда ему удалось полностью зафиксировать Беллатрису на полу, он не смог скрыть злорадного восклицания. Женщина, словно змея, извивалась под ним, терлась животом о каменный пол, издавая истошные вопли. Она, видно, почувствовала, что он, предатель крови, собирался сотворить с нею: его напряженный орган крепко прижимался к женским ягодицам. – Что, миссис Лестрейндж, не желаете клубнички?! Не нравлюсь тебе? Еще бы!.. – злобно осклабившись, прошептал он ей на ухо. – Что ж, сука, хочешь ты этого или нет, я все равно отымею тебя. В память о твоем драгоценном покойничке… Он сжал одной рукой её запястья, другой вытащил из штанов пульсирующий член. Секунда, и вот он уже резко, со всей силы, вошел в извивающееся женское тело, ощущая ее боль собственной кожей. Было противно. Противно дотрагиваться до нее, противно трахать. Мокрая от пота, скользкая кожа вызывала приступы тошноты, но он обязан был это сделать. Она должна пережить это унижение. И он будет делать это столько раз, сколько потребуется, чтобы сломить эту гадкую тварь. Несколько минут она противилась его резким толчкам, но потом что-то изменилось. Джордж, задыхаясь от подступающего чувства освобождения, с трудом сообразил: стало тихо. Она прекратила кричать. Потом и тело ее успокоилось под ним. Кроме того, исчезла терзавшая головку сухость. Ему стало легко и свободно двигаться в ней. Женщина стала влажной внутри. Юноша расхохотался. –Ах, ты, сука, не рассчитываешь ли ты тут удовольствие получить? – выплюнул он ей в лицо, приподняв голову за волосы. Он резко вышел из нее, раздвинул рукой ягодицы и направил головку члена к ее анусу. – Нет! – завопила ведьма. И вновь между ними началась бешеная схватка. Она из последних сил извивалась под тяжелым мужским телом, точно змея, только сегодня, видимо, злость и желание подавить ее волю у Джорджа оказалось гораздо сильнее, чем у его жертвы. Он не обращал внимания ни на отчаянное сопротивление, ни на пот, заливавший глаза, ни на её вопли, закладывавшие ему уши; вскоре ему все же удалось проникнуть в ее анальное отверстие. Сначала совсем чуть-чуть. Женщина вопила, как дикий зверь, сжимаясь всем телом, не впуская его в себя. Джордж надавил чуть сильнее, ощущая, что тело ее совершенно не поддается. Беллатриса тем временем зарычала, громко, раскатисто. Почувствовав, что преодолел небольшой, но очень важный рубеж, он сделал еще одно резкое движение и вошел в нее до основания. Женщина издала какой-то нечленораздельный звук. Джорджу самому было больно. Но он с методичностью фанатика продолжал делать это. – Может, поухмыляешься еще? – севшим от частого дыхания голосом поддел ее юноша. Беллатриса кричала, хрипела, шипела и выла подобно банши. Это было то, что нужно. Джордж был вполне удовлетворен тем, что сделал с этой мразью. Не факт, что это сломит ее, но вызов брошен серьезный. Почувствовав, что силы ее на исходе, он толкнулся в неё последние несколько раз и, совершенно изможденный, оттолкнул от себя женщину. – Ну, жри меня, шлюха, – выдохнул он. Пожирательница попробовала подняться на ноги, но тут же рухнула на дрожащие колени. Юноша наблюдал за тем, как медленно вытекает его сперма, смешанная с кровью, из ее ануса. Он почувствовал новый приступ тошноты. В висках болезненно заломило. Как же все это омерзительно! Она омерзительна и он вместе с ней. Беллатриса медленно, дрожа всем телом, ползком на коленях переместилась в угол клетки, подальше от своего мучителя. – Ты думаешь, что ты такой хороший, Уизли, – глухо заговорила она. – Такой справедливый. Конечно, ведь ты мстишь мне за брата, за своих друзей, за Сириуса… Думаешь, что истязая меня, восстанавливаешь справедливость. Но чем ты теперь лучше Пожирателей Смерти? Что отличает тебя от них? Джордж расплылся в улыбке. – Ты? Ты будешь читать мне нотации? Моралистка наша, – он захохотал в голос. – Значит, нужно было хорошенечко, по самые гланды, трахнуть тебя, чтобы в твоем лексиконе появилось такое слово, как «справедливость»? Беллатриса подняла лицо и посмотрела прямо ему в глаза. – Мы с тобой теперь в одной лодке, Уизли, – мрачно усмехнувшись, заявила она. – Ты не лучше, чем я. - А мне плевать, - бросил Джордж, вставая и застегивая брюки. Раны от ее укусов и царапин начали саднить, и юноша покинул клетку. Он шагнул к лестнице, ведущей наверх, но, решив внезапно, что не вернется сюда, к ней, еще долго, подошел к шкафу, где хранились ингредиенты для зелий и все необходимое для их приготовления, взял небольшой котелок и перелил в него воду из графина, после чего поставил этот котелок в клетку на пол. Еды в комнате не было, но он внутренне махнул на это рукой: не сдохнет, вода же есть. Впервые, с тех пор, как он вернулся в этот магазин после битвы, Джордж не спал в подвале. На обнаженную Беллатрису Лестрейндж смотреть было еще противнее, чем на одетую. Тело уже тронул возраст. На ягодицах, бедрах, груди, животе появились первые признаки дряблости. Не сказать, что это было так сильно заметно, но Джорджу было противно в ней все: ее белая холодная кожа, эти дряблые складки, длинные пальцы с корявыми ногтями, спутанные грязные волосы. «Надо бы ее помыть», – мелькнула в голове мысль, прежде, чем он уснул в комнате, глядя на комод, закрывающий потайной ход. Утро выдалось на удивление приятным. Джордж проснулся в хорошем настроении, обработал свои раны, приготовил вкусный завтрак. Думать об ужасной женщине, что находилась в его подвале, совсем не хотелось. В окно ярко светило солнце, и складывалось ощущение, что ничего не было. Словно этот месяц, проведенный в подвале с Пожирательницей Смерти – просто страшный сон. Мысли о Беллатрисе Лестрейндж вернули Джорджа к причине ее появления здесь. К Фреду. Джордж стиснул зубы и запустил ложкой, которой помешивал еду, в стену. Нет, никакое утро не может быть прекрасным. Никакого настроения не может быть вообще. Как только его голову вообще могла посетить мысль о том, что жизнь может стать прежней – радужной и беззаботной? Он угрюмо сидел на стуле в своей кухоньке и не притрагивался к еде, когда в дверь позвонили. Юноша вздрогнул и на автомате поплелся открывать. На пороге стояла Анжелина Джонсон. Их бывшая сокурсница, капитан команды гриффиндора по квиддичу, бывшая… Бывшая Фреда. Какого черта она приперлась? – Привет, – улыбнулась девушка. – Можно? Анжелина кивнула и перевела глаза за спину Джорджа, словно спрашивала, можно ли ей войти. – Да, заходи, – кисло ответил ей Джордж. Он провел ее на кухню. – Есть будешь? – сухо спросил он. – Пахнет вкусно, – с улыбкой отозвалась бывшая сокурсница. – Попробую. Они сели, и Джордж, создавая иллюзию обыденности всего происходящего в этом доме, даже тоже поел. С ней за компанию. Они сидели за столом, перекидываясь ничего не значащими дежурными любезностями, и он ждал, когда Анжелина, наконец, поведает о цели своего визита. Та же, в свою очередь, просто щебетала о чем-то совершенно незначительном. – Может, пойдем, погуляем? – предложила гриффиндорка, когда они закончили завтрак. «Начинается», – подумал Джордж. Но пререкаться совсем не хотелось, проще было согласиться. Он отправился в свою комнату и переоделся. Прогулка по парку была утомительной и скучной. Ему гораздо интереснее было наблюдать за животным в женском обличье, беснующимся в его подвале, нежели бессмысленно бродить без всякой цели и слушать бессвязный треп своей бывшей сокурсницы. – Джордж, мне так не хватает его, – резко остановившись, печально выпалила Анжелина. Юноша поднял на нее глаза. А что она от него хочет? Зачем говорит ему об этом? Он что, в состоянии вернуть брата? Или, может, способен заменить его? В висках застучало, перед глазами встала белая пелена. О чем она его просит? О помощи? О какой помощи, позвольте спросить? Джордж круто развернулся и грубо бросил: – Ничем не могу помочь. И пошел прочь. Какого черта? Что это было вообще? Глупая идиотка, что она от него хотела? То, что рисовалось в сознании юноши, приводило его в самое настоящее бешенство. Неужели она думает, что можно так вот просто заменить Фреда? Что он может стать им? А если она, вообще, не это имела в виду? Что же тогда? Юноша бродил по городу до самой ночи. Может, аппарировать в «Нору»? Ему там обрадуются. Да, только при этом все окружат его, точно гончие зайца, и будут смотреть своими сочувствующими щенячьими глазками. Нет уж, лучше подвальный монстр, изрыгающий презрение и ненависть, чем эта никчемная жалость. К Беллатрисе он сегодня тоже не пошел. На него нахлынуло странное необъяснимое равнодушие: даже гадину Лестрейндж мучить не подмывало. Хотелось только одиночества. Сидеть бы в каком-нибудь вакууме долго-долго, просто смотреть в одну точку и не думать ни о чем. Это, наверное, нечто сродни медитации. Всего лишь очищаешь свое сознание от любых мыслей, чувств, желаний, эмоций и просто существуешь. Вроде как ты живешь, а вроде и нет. На третий день он ощутил острый приступ голода. Желудок скрутило болезненным спазмом. Выходит, медитировать он еще не научился. До нирваны ему, как до луны. Да и эта, в подвале, поди, тоже оголодала. Если не сдохла. Что ж, может, это и к лучшему. Правда, проверить её стоит. Юноша спустился по лестнице, по новой привыкая к полумраку. В комнате все так же горели факелы. Беллатриса, свернувшись в комочек, лежала на его кровати. Заслышав шаги, женщина встрепенулась, вскочила и подлетела к краю клетки, не заботясь о том, чтобы прикрыть свою наготу изъеденными грязью лоскутами, валявшимися в углу. . – Уизли, ты совсем охренел? – спросила она хриплым осипшим голосом. «Связки порвала», – догадался Джордж. Конечно, эта ведьма наверняка звала его все эти дни. Она ведь не в курсе, что помещение полностью звуконепроницаемо. – Ты не кормил меня! Три дня! – возмущалась пленница. – Я кричала, думала, ты уже умер там, занимаясь самобичеванием, после того, как изнасиловал меня. Джордж молча вернулся вверх по лестнице. Заглянул на кухню. Припасы еды в подвале давно закончились, да и на кухне практически ничего не было. Он сварил себе из остатков овсяной крупы каши и с удовольствием все съел. Чем же кормить это убогую? Юноша мрачно вздохнул и принялся рыться в запасах замороженных продуктов. Их все нужно готовить, а на это никаких сил уже не осталось. Хотелось прилечь и вернуться в такое привычное, необходимое состояние полузабытья, когда ни до чего вокруг нет дела. Джордж со вздохом взял кусок замороженной сырой говядины и спустился в подвал. – На, жри, – бросил он мясо женщине через клетку. Беллатриса с изумлением смотрела на предложенное. – Другого ничего сегодня не будет, – заявил Джордж и устроился на кровати Фреда. – Ведешь себя, как хищница, будь добра соответствовать. Женщина презрительно посмотрела на своего мучителя и нехотя подняла с пола кусок мяса. Джорджа тошнило от этого зрелища, но он усилием воли заставлял себя смотреть на неё. Когда она доела, то тоже уставилась на него. Неизвестно сколько времени они просидели так, глядя друг другу в глаза. В какой-то момент ему показалось, что он входит в ее сознание. Или она в его? Наконец, ему окончательно удалось сообразить, полностью осознать, что он проник в ее голову. Он чувствовал все так, как она. Оказалось, Беллатриса только и прокручивала в памяти то, как он ее имел. Ей было больно, он чувствовал это очень остро. Ныла рана на лбу, рассеченная бровь, болели ссадины от веревок, очень сильно саднило анальное отверстие, но она не хотела расставаться даже с толикой сих кошмарных воспоминаний, выбрасывать из головы даже самую незначительную деталь. Кажется, ненависть придавала ей сил. Она сознательно травила себя этим болезненным и унизительным воспоминанием, чтобы подпитывать эту самую ненависть. А вот сам Джордж чувствовал, что его член в то время, как сознание читало ее мысли, словно открытую книгу, начал вновь наливаться кровью. С ума сойти! Она сидела перед ним полностью обнаженная и думала о кошмарном соитии, не пытаясь запереть от него свои воспоминания. Юноша почувствовал, что если она не остановится, он не сможет себя сдержать. Хотя, какого черта? Он ведь именно за этим ее сюда и притащил. Она терпела пытки и более жестокие, нежели секс с ним. Разница заключалась в том, что то были просто физические мучения, а то, что он с ней сделал – еще и унижение для нее. Он чувствовал, как много это для нее значит. Юноша улыбнулся. Значит, так тому и быть.